Прикосновение варвара (ЛП)

Я сделал это?
— Ле-ла, — бормочу я в ужасе. Я оттолкнул ее с дороги, чтобы защитить, никогда не желая причинить ей вред. Должно быть, она приземлилась на камень. Стыд и отвращение наполняют меня, и я протягиваю руку, чтобы коснуться костяшками пальцев ее щеки. — Моя бедная пара.
Она всхлипывает и обнимает меня, сжимая мою талию.
Я напрягаюсь, потому что я весь в крови и слюнях небесного когтя, но она все еще цепляется за меня. Она хочет, чтобы я утешил ее, даже несмотря на то, что я причинил ей боль. Я ужасный партнер, но она в безопасности. Осознание этого поражает меня, и я пошатываюсь от этой мысли, падая на колени. Я прижимаюсь лицом к ее покрытой мехом груди, чувствуя, как гудит ее кхай, когда он подстраивает свою песню под мою.
Ле-ла в безопасности. Безопасно.
Безопасно.
— Рокан, — всхлипывает она, ее мягкий голос прерывается. Она снова и снова похлопывает меня по плечу. — Рокан. Рокан.
Я держу ее еще мгновение, затем неохотно поднимаюсь на ноги. Вся энергия покинула мое тело, и это похоже на усилие высоко держать рога и махать хвостом. Ее лицо грязное, как и ее меха, но это можно исправить.
Я никогда не смогу исправить тот факт, что причинил ей боль. Одного вида синяка на ее бледной щеке достаточно, чтобы меня затошнило. «Извини», — жестикулирую я, а затем провожу костяшками пальцев по ее щеке.
Она делает жест, который я не узнаю.
— Кровь, — произносит она вслух и повторяет жест. — Здесь повсюду кровь. Ты ранен? Ты в порядке? Это было то, о чем ты беспокоился, не так ли?
Я медленно киваю, странное спокойствие овладевает моим телом. Я показываю ей жест «У меня все хорошо», а затем провожу другой рукой по ее рукам и ногам, проверяя, нет ли у нее ран в том месте, которое я не вижу. Она гораздо важнее меня. Я сильный воин и охотник; в прошлом я был ранен и прошел через это.
Но Ле-ла? Ле-ла — моя хрупкая, драгоценная пара. Ей не должно быть причинено никакого вреда.
Когда я убеждаюсь, что она здорова, если не считать ужасного синяка на ее лице, я беру ее за руку, а затем останавливаюсь. Она устала, и мой долг — заботиться о ней.
Я понесу ее остаток пути.
ЛЕЙЛА
Когда Рокан сигнализирует, что хочет нести меня, я почти уверена, что он сумасшедший. Я шмыгаю носом, игнорируя икоту, которая смешивается с урчанием в моей груди. Парня только что наполовину съела похожая на птеродактиля тварь размером с автобус, и он хочет нести меня?
Я сопротивляюсь желанию снова обнять его. Я просто чертовски рада, что с ним все в порядке. Что он цел и невредим и улыбается мне. Меня трясет от последствий всплеска адреналина, и я злюсь. У меня был слух в течение десяти лет, и я не понимала, насколько я стала полагаться на него, пока какие-то засранцы-инопланетяне снова не украли его у меня. Я должна была догадаться, что что-то не так, когда он обернулся. Вместо этого я понятия не имела, пока он не швырнул меня на землю лицом вперед. Я врезалась в камень, и когда я ударилась, моей первой мыслью был шок, что он причинил мне боль. Затем, совершенно раздавленная, потому что я думала о нем неправильно, я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как ужасный зверь проглотил его и его копье.
Кажется, я закричала. Сильно. Много. Рокан и существо откатились на несколько футов в сторону, разбрасывая повсюду снег. Повсюду была кровь, существо билось, и я могла видеть, как одна из ног Рокана торчала у него изо рта, и никто не вставал.
Я не знала, что делать.
Я все еще не знаю, что делать.
Снова и снова это место заставляет меня чувствовать себя беспомощной, заламывающей руки принцессой, нуждающейся в спасении. И мне действительно не нравится это.
Начиная с этого момента, я собираюсь быть принцессой-самоспасательницей.
— Я могу идти сама, — говорю я ему и делаю шаг вперед. Мои колени подгибаются, и все мое тело начинает трястись. Я снова на грани того, чтобы заплакать. Это шок. Конечно, это так. Я только что наблюдала, как парень, в которого я влюблена, был съеден летающим монстром.
 
Он подхватывает меня на руки, как будто я ничего не вешу, и несет меня, как принцессу, которой я не хотела быть.
Ладно, с завтрашнего дня я буду принцессой-самоспасательницей. Хорошо. Сегодня я буду дрожать и побуду слабачкой еще немного. Я зарываюсь в объятия героя и позволяю ему заботиться обо мне.
Только до завтра.
***
Рокан недолго носит меня на руках. Точно так же, как он указал, мы направляемся к дальнему утесу, и там, спрятанная в скальной стене, находится еще одна маленькая пещера. Вся эта планета, кажется, состоит только из снега, скал и еще раз снега, так что, я думаю, неудивительно, что здесь есть куча пещер. Он осторожно ставит меня на ноги, и на этот раз вместо того, чтобы заставить меня ждать снаружи пещеры, он вкладывает мне в руку мой нож, сжимает свой последний нож в своей руке, и мы вместе входим в пещеру.
Здесь совершенно темно, и я ничего не слышу, поэтому я испытываю облегчение, когда он нежно похлопывает меня по руке и направляет к стене пещеры. Я жду там, и через несколько мгновений в кострище появляется искра огня. Я терпеливо жду, пока он разводит огонь, а затем садится, показывая, что я могу присоединиться к нему.
Я пододвигаюсь, чтобы сесть рядом с ним, и смотрю, как он устанавливает свой кухонный «штатив» над огнем и берет сумку, чтобы пойти набрать снега.
— Я могу это сделать, — говорю я вслух, а затем жестикулирую это, когда он смотрит в мою сторону.
Он качает головой и жестом показывает, чтобы я осталась сидеть у огня. Я так и делаю, но это меня немного раздражает. Это что за контролирующие нотки? Это так он справляется с травмой от того, что его чуть не съели? Потому что я вся дрожу и напугана, а он совершенно спокоен. Это странно. Можно подумать, что это меня чуть съели.
Рокан вешает мешочек над огнем и снимает свои меха, затем помогает мне снять мои. Кажется, он больше заботится о моей внешности, чем о своей, снова и снова осматривая мою ушибленную щеку с огорченным выражением на широком лице.
«Все в порядке», — жестикулирую я.
Он качает головой. «Нет».
Тебя чуть не съели, — хочется мне наорать на него. Как он не понимает, как сильно это влияет на меня? Если его съедят, я пропала. Я не найду Хассена, или свою сестру, или кого-либо еще. Я не буду знать, как прокормить себя, или развести огонь, или еще что-нибудь.
У меня не будет никого, кто заставит меня мурлыкать или улыбаться мне. У меня не будет большого инопланетянина с загнутыми рогами, великолепной грудью, который так усердно пытается выучить американский язык жестов, потому что отчаянно хочет поговорить со мной. У меня не будет никого, кто пытается заставить меня улыбнуться, даже когда мне хочется плакать, или кого-то, кто будет суетиться из-за моего дурацкого синяка после того, как его чуть не съели.
Я не знаю, почему или как Рокан стал так важен для меня, но это так, и мне приходится бороться с желанием снова обнять его. Вместо этого я крепко сжимаю руки и сажусь у огня, разочарованно поджав губы.
Я смотрю, как он стаскивает последний из своих изодранных, окровавленных мехов и обнажает свою голую грудь. Он такой же грязный под всеми слоями, что немного удивительно. Я думаю, это существо хорошенько его пожевало. От одной мысли об этом мне становится немного нехорошо.
Он наклоняется над мешочком с водой, чтобы посмотреть, не растаял ли снег, а затем достает ковш из своей сумки и предлагает его мне.
Он серьезно? «Ты серьезно?» — жестикулирую я, хотя знаю, что он этого не понимает. Затем, поскольку он ждет, я жестикулирую что-то, что он узнает. «Ты. Мыть».
Он хмуро смотрит на меня и снова толкает ковш в мою сторону, затем жестикулирует. «Пить».
Почему он пытается заботиться обо мне? Я не та, кого чуть не съел монстр. Я борюсь с желанием выбить ковш у него из рук, потому что вода не должна быть потрачена впустую. Однако я расстроена. Вот я беспокоюсь о нем, а он хочет позаботиться обо мне? Это идиотизм.