Половецкий след

– Как?!
– С Трофимом они в «секрете» были…
– Ну, это я помню… – Михайла покусал губу и нервно дернул щекой.
– Трофим пошел на разведку – к дороге, ну, к колее, – пояснил юноша. – Ну, так он сказал. Изяслав остался у плоского камня – есть там такой, приметный. Вернулся Трофим – а Славка лежит… раздетый, мертвый!
Миша вскинул глаза:
– Что значит раздетый?
– Рубаху сняли, сапоги, пояс… – поспешно доложил десятник. Нож с собой забрали, арбалет… Степь – тут всякого народу полно… Напали, убили, ограбили. Ищи теперь!
– Думаешь – кто?
– Половцы или, скорее, бродники, – шмыгнув носом, Добровоя вступила в беседу. – Лихого народу в степи не меньше, чем в лесах! Славка же – воин не шибко опытный… был…
– Зато Трофим – опытный… – недобро прищурился сотник. – Что же не углядел? Да и сам Изяслав не просто воин, но – ратник! А тут – какие-то, прости Господи, бродники… Ограбили! Как его убили?
– Взяли на стрелу, потом добили ножом, – Ермил снова вздохнул. – Перерезали горло.
– И Славка вот так просто подставился? – с остервенением сплюнув в траву, Михайла с сомнением покачал головой и махнул плетью. – А поехали-ка! Посмотрим.
В бытность свою здесь Михаил не раз уже осматривал места происшествия. Даже иногда составлял для себя протокол, чтоб потом было легче разобраться. Ключевых свидетелей тоже предпочитал допрашивать сам, словно самый дотошный следователь. Правда, сейчас не торопился – сначала нужно было осмотреть место, день-то кончался, скоро быстрые сумерки и всю степь окутает плотное покрывало ночи.
Низкое солнце висело в белесом небе оранжевым пыльным шаром. Где-то там – отсюда не видно – грозно шумел, грохотал порогами Днепр. Под копытами коней бескрайним океаном стелилась степь – без конца и без края. Седовато-синие, изумрудно-бирюзовые, серебристые травы – целый океан с разноцветными волнами, гонимыми налетевшим ветром.
– Вон – камень! – на скаку показал Ермил. – А вон и Трофим. Ему ждать приказано.
– Правильно приказали.
К месту происшествия сотника сопровождал Ермил, несмотря на молодость, старый и надежный товарищ. Девчонок – Добровою и Лану – Миша отправил на встречу с людьми Вельки – тех нужно был тоже привести к месту убийства и решить, где хоронить погибшего.
Сухо кивнув Трофиму, сотник спрыгнул с седла, бросив уздечку Ермилу. Ну, конечно же – убитого уже оттащили за камень, положили аккуратно…
– Ну, давай, показывай, где ты его обнаружил? – быстро распорядился Михайла.
Трофим выглядел неважно – бледный, с трясущимися руками… Аника-воин! Говорил тоже заикаясь – нервничал.
– Я эт-то… Отправился посмотреть колею… Ну, мало ли, кто там? Славка же дожидался здесь, у камня… Если встать – с него далеко видно!
– Почему вместе не поехали?
– Так это ж… я ж и говорю – он у камня остался… Хотел все осмотреть… А я был там, у колеи… – Трофим беспомощно развел руками.
– Ясно. Решили разделиться, чтоб побыстрей… – недобро прищурился сотник. – Так, где ты его нашел?
– Вот, – с готовностью указал парень. – Прямо у камня. Думаю, подкрались, пока он стоял, осматривался… Да стрелой! А потом навалились, да ножом и добили. Сапоги сняли, даже рубахой не побрезговали…
– А что ты думал? В степи все сгодится… – сотник оглянулся. – Как он лежал?
– Ну-у… – прикрыв глаза, ратник зачем-то посмотрел в небо. – На спине… Руки в стороны. В груди – в сердце – стрела торчала. И горло… да-а…
– Голова где была, ноги?
– Головой – к камню, а ноги… вот этак, в растопырку…
Какие следы можно увидеть в густой траве? Ну, только то, что примята… А кто примял? Люди это были, лошади – бог весть… Можно лишь только догадываться. Ну да, похоже, спешились, потом напали… Или – напал? Может, это один человек и был? Какой-нибудь пастух отстал от кочевья… Или убежавшую лошадь искал. Видит – мальчишка на камне… Легкая добыча! Прельстился… Стоп! Мальчишку-то лучше б не на стрелу – арканом! Чем худо – раб? Раб – это не труп, раба всегда продать можно! Как-то нелогично – стрелой… Если уж смогли подобраться незаметно, тогда только аркан! Накинули, утащили – делов-то для степняка! Прямо сказать – секундное дело. Почему же не сделали так? Либо парень их все же заметил, либо это – не степняки! Или да – один был, какой-нибудь пастушонок, решивший на халяву прибарахлиться. Почему бы и нет?
 
Слева послышались голоса – приехали все воины. Велимудра, девчонки… Ага, притихли… увидели убитого.
Столпились, поглядывают искоса, расспрашивают потихоньку Ермила…
– Ладно, вечером еще вызову, – махнув рукой, Михайла зашагал к трупу. Сразу, как подошел, цыкнул, словно рассерженный судмедэксперт:
– А ну, брысь все! Лана, останься.
Лана все же была девчонка степная, из половцев – может, подскажет чего?
– Поможешь осмотреть…
Стрелу из груди убитого уже выдернули – верно, убийцы, когда стаскивали рубаху, и аккуратно положили рядом. На горле бедолаги Славки запеклась темная, сгустившаяся уже, кровь.
– Стрела – половецкая, – с ходу определила девчонка. – Оперение – соколиное. Сокол халзан – птица степная, в лесах не живет.
Миша скривился – ну, хоть с этим определились. Значит, все-таки половцы?
– Что по убитому скажешь? Раны глянь…
Честно сказать, что-то подозрительное виделось сейчас Михайле: вся эта кровь… как-то неестественно, что ли…
Между тем Лана внимательно осмотрела труп, ничуть не хуже того самого опытного патологоанатома-судмедэксперта, что возник вдруг в Мишиной голове.
Осмотрела без всякой брезгливости, а когда обернулась – губки все же покривила:
– Его сначала по горлу. Потом – стрелой.
– Сначала – ножом по горлу, а потом уже – стрелой в сердце? – откровенно не понял сотник. – Как так?
– На горле крови куда больше, чем на груди – там и нет почти… – поясняя, Лана склонилась над телом, показала рукой.
Миша мрачно кивнул – все понятно… Непонятно только – кто и зачем?
– Подобрались-то совсем близко… А стрелой потом – зачем? Что же, выходит, стреляли-то уже в мертвого?
– Близко – да, – согласно кивнула половчанка. – А что стрела в мертвого… Может, какой обряд? Или наговор? Ну, чтоб мертвец не явился мстить!
– А так бывает? – сотник скептически хмыкнул.
– Конечно! – вполне серьезно ответила девушка. – Не так часто, но – случается.
Весь путь до лагеря воеводы Охрятьева Михайла держался чуть позади всех – рассуждал про себя, думал. Погибшего отрока дружно решили взять с собой, похоронить у реки – там уже намечалось небольшое кладбище. Движение воинской рати, естественно, не обошлось без случайных смертей: кто отравился, кто попал под шальную стрелу или нарвался в карауле на вражьи копья. Всякое случалось.
Ехали молча, невесело – Изяслава-Славку все в отряде любили. Продвигались не очень быстро – труп усадили на его же коня, привязали – Трофим молча потянулся с седла, взял узду…
«Ну, что скажете, сэр Майкл? Кажется, по поводу всяческих несуразностей вам ясно все объяснили. И не кто-нибудь, а человек, кочевую жизнь знающий не понаслышке. Наговор! Чтоб покойник не явился мстить. Чего ж тут неясного-то? Средневековые люди во все это дело очень даже верили, впрочем, и не только средневековые.
И все же, все же…»
Миша вспомнил Изяслава. Обаятельный мальчишка, почтительный, всегда с улыбкой… и вместе с тем – воин. Второй год в Младшей страже, а это что-нибудь да значит! Да без всяких там «что-нибудь». Очень даже значит. Изяслав был тренированный воин – никто к нему просто так незаметно подобраться не мог: ни «лешаки», ни половцы… тем более какие-то там «бродники» – сброд. Несение караульной службы строилось на армейском уставе – УГ и КС [5] – и на многочисленных тренировках, между прочим – весьма жестких. Так что Славка только с виду казался милым и беззащитным подростком, на самом же деле это был воин, вполне сложившийся – ну, почти, – иных в поход и не брали.