Зеркало Горгоны (СИ)
Андреас принялся вбиваться в Матиаса безо всякой смазки. Никогда прежде он так не поступал ни с одним из своих партнеров. Для Андреаса секс, даже со случайными партнерами, был немыслим без осторожности и нежности. Но сейчас он как будто слетел с катушек. Потому что с Матиасом иначе было невозможно. Секс, начинавшийся так нежно, трогательно, интимно, теперь перерос в жесткий, даже жестокий трах. Как будто хищник, таившийся в Кронберге, неожиданно проник в душу Андреаса.
Но он не собирался уступать этому хищнику. Он не желал, чтобы этот хищник уничтожил в его душе самое дорогое и трепетное. И потому Андреас внезапно остановился, замер, глядя на Кронберга с улыбкой. Тот посмотрел на Андреаса почти с изумлением, не понимая, с чем связана эта внезапная остановка, ведь только что Андреас был уже на грани безумия, и было ясно, что он вот-вот кончит.
Но вместо этого Андреас вдруг склонился над членом Матиаса и осторожно, нежно взял его в рот. Матиас ахнул, его взгляд расфокусировался, он откинулся на подушку и захлопал глазами как человек, которого застали врасплох. Он приподнял голову, словно не веря своим глазам, а затем снова откинулся на подушку, его тело содрогалось. Он тихонько стонал, а Андреас все глубже и глубже заглатывал, одновременно лаская ягодицы Матиаса.
- Ты ведь любишь меня, правда? – вдруг произнес Матиас голосом испуганного ребенка. – Ты ведь любишь именно меня, а не… его?
Андреас вздрогнул, поднял глаза на Матиаса, но не вынул его член изо рта.
- Меня… меня… пожалуйста, люби меня! Меня! – вскрикивал Матиас, по телу которого пробежала сладкая дрожь, он выгнулся, глаза закатились, и Андреас почувствовал во рту горячую, солоноватую, вязкую жидкость.
- Меня… меня… люби меня… - продолжал шептать Матиас, содрогаясь от оргазма умоляюще и понемногу затихая.
Андреас провел рукой по упругому, крепкому животу любовника и буквально несколькими рывками довел себя до оргазма, его сперма стала выплескиваться на покрытое ровным загаром гладкое тело Матиаса.
- Я люблю тебя, - чуть слышно прошептал он. – Но он – будет со мной.
***
А в «Балчуге» Элен читала донесение Йенсена: Кронберг после концерта в консерватории встретился с Фелнером и провел ночь вместе с ним в номере Intercontinental.
На ее лице появилась довольная, мстительная улыбка.
- Попался, - пробормотала она.
Скелтон должен переправить файлы службы безопасности Тому. А тот придет в ярость, ибо, по ведомым лишь ему одному причинам, ревнует Кронберга к этому австрийскому пианисту, хотя к другим похождениям своего любовника относится вполне спокойно.
Фелнер – уязвимое место Кронберга. Что ж, раз Кронберг так умело бьет по уязвимым местам других, пусть и сам почувствует такой же удар.
У Элен не было нужды самой отправлять файлы с донесением службы безопасности Тому. Это сделал бы Скелтон.
Но почему-то ей самой захотелось отправить эти файлы своему муженьку идиоту. Элен испытала самое настоящее наслаждение, нажав на кнопку «Отправить».
Посмотрим, устоит ли Кронберг на сей раз, думала она.
========== ГЛАВА 10. ДВА ОТЕЛЯ И ОДНО КЛАДБИЩЕ ==========
ГЛАВА 10. ДВА ОТЕЛЯ И ОДНО КЛАДБИЩЕ
Москва, сентябрь 2015 года
Андреас проснулся, когда рассвело. Матиас еще спал. Его рука покоилась на груди Андреаса, и на ней мерцало кольцо с черным опалом. Андреас осторожно взял руку любовника, погладил ее. У Матиаса были красивые руки – ухоженные, но совсем не изнеженные. Сильные, чуть загорелые руки молодого мужчины с красивыми, отполированными ногтями. Рядом с ними узкие ладони и длинные, нервные пальцы Андреаса казались почти женскими. Андреас усмехнулся, подумав о том, как они с Матиасом должны смотреться со стороны. Они были примерно одного роста, но Матиас был чуть выше Андреаса, шире в плечах и вообще был более развит физически. Он буквально излучал энергию и уверенность молодого самца, и рядом с ним Андреас выглядел особенно хрупким и даже женственным, хотя на самом деле он был мускулистым и гибким, но обладал телосложением не атлета, а скорее, балетного танцора (в детстве Андреас одно время посещал балетную школу). Наверняка, те, кто видел в них гей-пару, считали, что именно сильный, спортивный Матиас трахает утонченного, чуть женственного Андреаса. В реальности же все было наоборот. С Матиасом вообще все шло странно, всё выворачивалось наизнанку. Как будто нарушались законы физики. И если Матиас называл Андреаса сбоем в своей программе, то сам он был физической аномалией. Рядом с ним искривлялись время и пространство, не работала логика… Андреас так и не мог понять: действительно ли Кронберг внезапно в него влюбился или же просто играл с ним? Но зачем ему эта игра? Тем более что Матиас не скрывал: флирт с Андреасом может дорого ему обойтись из-за ревности его могущественного покровителя. Все честолюбивые планы Кронберга (а они у него, несомненно, были) могли полететь ко всем чертям. Значит, Матиас был искренен? Или просто относился к числу тех людей, что обожают играть с огнем и не могут без этого жить?
Андреас смотрел на Матиаса. Обычно у спящих людей черты лица разглаживаются, становятся мягче, но лицо Кронберга и сейчас было странно безжизненным. Красивая, неподвижная маска, не выражавшая ничего. Только губы чуть беззвучно шевелились.
Матиас как будто почувствовал на себе пристальный взгляд любовника. Его глаза открылись: сначала сонные, ничего не понимающие. Потом на губах появилась улыбка, и в глазах мелькнул огонек радости. Но через пару секунд глаза обрели стальной, насмешливый блеск, губы сжались. На Андреаса смотрел хорошо знакомый ему «дневной Кронберг».
- Ночь была отличной, - сказал он, сладко потягиваясь. – Ты здорово трахаешься.
Андреас молча смотрел на него.
- Что ж, - продолжал Кронберг с ухмылкой. – Ты получил, что хотел. Я приехал на твой концерт. Ты меня всласть оттрахал. Программа выполнена?
- Матиас, зачем ты так? – болезненно поморщился Андреас. – Ты же знаешь…
Глаза Кронберга вдруг сузились и стали злыми.
- Я знаю, что ты по-прежнему любишь его, а не меня! – резко сказал он. – Этого покойника. Который и при жизни-то был пустым местом без папашиных денег. Ты любишь его, такого, каким себе выдумал. Я слышал твою прелюдию. Знаешь, она прекрасна. Но он-то был не таким. Ты любишь свою выдумку и не хочешь этого признать. Что ж, дело твое, люби ее дальше.
Кронберг стремительно сел на кровати спиной к Андреасу и принялся натягивать трусы, валявшиеся на полу.
- Да, я по-прежнему люблю Антона, - тихо сказал Андреас. – Но ты..
- Я не Антон, - резко оборвал его Кронберг, даже не оборачиваясь. – И никогда им не буду. Да, я втрескался в тебя. Хотя вижу тебя второй раз в жизни. Если те наши ночи в Берлине считать за один раз. Я вообще-то все это время пытался выкинуть тебя из головы, но не смог. Можешь радоваться, Фелнер, есть на свете тот, кто тебя любит, пока ты любишь покойника.
- Матиас, ты не понимаешь! Когда я говорю, что люблю Антона, это не значит…
- Перестань! – в голосе Кронберга звучала насмешка. – Вообще, получается, у нас любовь втроем. Ты, я и покойник.
- Перестань!
- Вальковский был дерьмом, - не унимался Кронберг. – Полным дерьмом. Да, да, знаю, для тебя он – ангел. А для меня - кусок говна. Уж извини, но это правда.
- Почему же ты не снимаешь с пальца его кольцо? – вдруг прищурился Андреас. – Столько лет прошло…
Кронберг резко обернулся с таким видом, как будто его подло ударили в спину.
- Считай, что это была плата Вальковского, - прошипел он. – Однажды я просто отказался с ним трахаться. Потому что он мне надоел. С вечным своим самомнением… Он считал, что все ему должны лизать задницу. А я просто послал его. Он не ожидал. Начал ходить за мной по пятам, а я лишь смеялся. Пытался предложить мне денег, но получил в морду. И тогда… тогда он предложил мне вот это кольцо, - задумчиво продолжал Матиас, любуясь черным опалом. – Сначала я расхохотался ему в лицо. А он вдруг сказал, что это кольцо ему подарил человек, который его очень любит. Но который ему до фонаря. Это он говорил о тебе, Фелнер. Да, да, о тебе! «А вот я люблю тебя, поэтому возьми это кольцо», - так он мне сказал. А я ему ответил: «Ты мне тоже до фонаря, как тебе тот тип, что его подарил». А он… Знаешь, что он сказал мне, Фелнер? «Ему (то есть тебе, Фелнер) будет больно. И пусть так же больно будет мне». Странные слова, да, Фелнер? Не знаю, что Вальковский имел в виду. Хочешь, я все-таки отдам тебе это кольцо? Тогда круг замкнется. Я люблю тебя, но я тебе до фонаря. И ты опять подаришь кому-нибудь это кольцо. И теперь уже мне будет больно. Ну как, Фелнер? – в голосе Матиаса зазвучала горечь.