Долина забвения

— …лежащей в грязной хибаре и раздвигающей ноги для кобелей и рикш. Я помню, повторять не нужно.
— Хорошо. Настало время прийти в себя. Я позову женщину, которая много раз решала такую проблему у большого числа безответственных девчонок. И не слушай деревенских горничных, которые будут советовать тебе отвар из головастиков. Это рецепт для того, чтобы родились близнецы.
— Это ребенок Эдварда. Я хочу его сохранить.
— Ах! Эдварда! И что это меняет? Ты знаешь его всего четыре месяца и уже хочешь испортить фигуру и бросить спокойную жизнь ради избалованного американца, который сам оставил жену? Сколько раз ты убеждалась, что верность мужчины не длится больше нескольких сезонов? Посмотри хотя бы на Верного. Он утверждал, что жить без тебя не может. Он говорил, что ты знаешь его лучше, чем он сам себя знает. Он был твоим покровителем четыре сезона, потом приходил на ночь или две, потом взял еще сезон, потом снова приходил на одну-две ночи, а сейчас от него слышно только «Как дела?» и «Увидимся». Ты любила его, Вайолет. Тебе понадобилось столько времени, чтобы залечить свои раны. А теперь ты любишь Эдварда, который изменяет своей жене!
Я уже пожалела о том, что поделилась с ней этим эпизодом из откровений Эдварда. Я рассказала об этом только затем, чтобы Волшебная Горлянка не считала его подходящим кандидатом в мужья.
— Насколько верен тебе будет Эдвард через год? Или через пять лет, когда у тебя не останется ни привлекательной внешности, ни покровителей? И с чего ты решила, что это его ребенок? А что, если у тебя из чрева вылезет черноволосый младенчик и закричит «Уа-уа!» по-китайски? Твой Эдвард настолько глуп, что считает себя единственным, кто извергает в тебя свое семя?
— Никто другой не может быть отцом, — сказала я.
— Чепуха! В прошлом месяце ты все еще встречалась с Успешным Ляном. С ним тебе наверняка тоже было лень использовать травяные подушечки. Или вы просто читали друг другу стихи и любовались Луной?
— Мы занимались другими вещами. Он не может быть отцом.
— А кто будет ухаживать за твоим бастардом-янки? Не думай, что я по твоему первому зову стану нянькой.
— Я найму для него няню. И буду жить с Эдвардом. Он меня уже очень давно об этом просил.
— Ты уже рассказала ему?
— Скажу сегодня вечером.
Волшебная Горлянка медленно обошла комнату, бурча себе под нос:
— Эй-я! Малышка Вайолет, почему я одна должна волноваться? Конечно, он хочет, чтобы ты жила с ним. Зачем платить, если можно иметь тебя бесплатно? Ты не можешь доверять мужскому постоянству. Положиться на одного мужчину — то же самое, что накликать беду. Жизнь Эдварда похожа на жизнь водоросли, плывущей по течению. У него нет четкого плана. Он скоро может уплыть в Америку. Вайолет, если ты покинешь этот дом, ты не сможешь вернуться, когда осознаешь свою ошибку. Тебе уже двадцать. В этом возрасте каждый последующий год пролетает быстрее, чем предыдущий. Мужчины, которые будут всё еще хотеть тебя, когда ты станешь старше, как правило, более жестокие и скупые.
Заглянула служанка и сообщила, что ванна готова. Я прошла за ширму и погрузилась в воду. Я сама, а не Волшебная Горлянка, решу, что мне делать со своей жизнью. И я уже решила, что сохраню ребенка. Но как только я себе это сказала, на меня нахлынул страх. Беспокойство Волшебной Горлянки стало мне понятно. Эдвард говорил, что любит меня. Но она права: мы знакомы всего четыре месяца. Когда-то он был жестоким и легкомысленным юношей. Возможно, он был таким по натуре и она еще проявится позже. Возможно, у него есть секреты, которые он мне еще не открыл. И он не знал многого обо мне — число мужчин, прошедших через мою постель, и все, что я с ними делала. Однажды могло случиться так, что при любовных утехах он спросит: «Эй, а где ты этому научилась? Кто еще наслаждался твоими талантами? И что ты еще умеешь?» Если я расскажу ему правду, она может вызвать у него шок и отвращение. Это может так его потрясти, что в нем снова проснется его жестокая натура. Или он может обратиться к религии. Многие американцы обращаются к Богу, когда страдают от сердечной боли и тяжелых испытаний. Или он сломается и, как блудный сын, вернется к семье. Они могут заманить его назад деньгами, он помирится с женой, и на этот раз она действительно может родить ему ребенка. Он окажется в своем кругу: взрослый мужчина в подобающем обществе. И с ними он может быть счастливее, чем сейчас со мной.
 
Я постаралась выкинуть из головы все эти ужасные мысли. И передо мной возникла другая картина будущего: корабль, который отвезет меня через море туда, куда я должна была попасть еще шесть лет назад. Эдвард может достать для меня визу. Фэруэтер солгал: мое свидетельство о рождении, скорее всего, так и лежит в консульстве. Если мы поторопимся, ребенок может даже родиться в Америке, а там никому не известно, чем я занималась в прошлом, — кроме моей матери. Но она не узнает, что я приехала. Пусть и дальше думает, что я погибла в Шанхае. Но где я буду жить в Америке? Его семья меня не примет.
В памяти всплыло самодовольное лицо Волшебной Горлянки: «Сама видишь, ты не принадлежишь его миру. И никогда не будешь принадлежать». Она тоже не сможет в него вписаться. Что, если она, не подумав, начнет хвалиться тем, как хорошо обучила меня искусству куртизанки? Я навсегда упаду в глазах общества. Эдвард поначалу будет меня защищать, но надолго ли хватит его стойкости? Брать с собой Волшебную Горлянку опасно. В любом случае ни одна самая большая взятка не позволит нам оформить ей документы на въезд в Америку. И даже если я добуду для нее визу, она никогда не покинет Шанхай и не согласится жить среди чужеземцев. Она каждый раз возмущалась, когда Эдвард разговаривал со мной по-английски. Значит, решено. Она останется в Шанхае, а я дам ей денег, чтобы она смогла открыть свое дело. Возможно, она снимет несколько комнат в небольшом доме и воспитает другую, более благодарную девственницу-куртизанку. Я постараюсь убедиться, что у Волшебной Горлянки будет все необходимое. Я уверена, что Эдвард тоже посодействует тому, чтобы мой план осуществился. Я успокоила свою совесть и теперь могла спокойно представить свою жизнь без присмотра Волшебной Горлянки: без ее критики, непрошеных советов и бесконечной ругани за то, что я им не следую. Мне не придется видеть торжествующее выражение на ее лице, когда я встречу опасности, о которых она предупреждала. Как ни ужасно было в этом признаться, но без нее мне станет намного легче.
И будто прочитав мои мысли, Волшебная Горлянка заметила:
— Я знаю, тебе никогда не нравилось слушать то, что я тебе говорю, — у нее был усталый, грустный голос. — Ты думаешь, что ребенок, который растет в твоем чреве, заполнит в твоем сердце пустоту, которую оставила мать. Но выслушай меня, Вайолет. Ты передашь дочери свою несчастную судьбу, и вы обе будете страдать от той же самой пустоты. Я знаю, тебе не хочется это слышать. Но я всего лишь честна с тобой — кто еще будет говорить тебе только правду?
Я не ответила.
— Если ты решишь оставить ребенка и жить с Эдвардом, я не скажу больше ни слова. Я не буду радоваться за тебя, но я всегда буду рядом, чтобы помочь, когда ты поймешь, что попала в беду, — если до этого я не погибну, выброшенная на улицу.
@@
На следующее утро я призналась Эдварду, что беременна.
— Это не твоя забота, — сказала я, — и тебе тут нечего решать, потому что я уже все решила.
— И что ты решила?
— Я сохраню ребенка и буду сама его растить.
Я увидела, как выражение тревоги на его лице сменяется ликованием:
 
— Вайолет, ты не представляешь, каким счастливым ты меня сделала! Если бы я мог допрыгнуть до луны, чтобы тебе это показать, я бы так и сделал!
Он обнял меня и продолжил, баюкая:
— Прекрасное, невинное дитя, плод нашей любви. Она — часть нас, лучшая часть — это значит, что в ней больше тебя, чем меня. Но я заявлю свои права на все, на что смогу: на пальчик, на улыбку…
Он сказал «она».