Икар из Пичугино тож

  
Глава 47
 
БРЮХО МИРА
 
Утес, прозванный в народе Маячной горой, с левого берега Волги был виден издалека. Все знали, что он заключает в себе некую тайну.
Он был необыкновенен со всех сторон. На его вершине у каждого захватывало дух при виде открывающейся панорамы. Справа — изрезанный холмами живописнейший берег и молодой дуб на склоне, слева виднеется золотой купол монастыря, позади — раскинувшиеся поля, за которыми покрытые лесом горы, но самое интересное впереди, точнее внизу. Там море синей прохлады, блестящей на солнце своими гребешками, а под ее водами три острова и легендарная деревня. А может, там и не деревня вовсе, а тот самый град Китеж или его брат-близнец, или сама Атлантида странным образом переплыла в здешние края. Но, стоя на утесе, нет места грусти — ее полностью вытесняет чувство возвышенного. Все печальное тут же уносит ветер, который здесь затем, чтобы не только трепать волосы. Река, ветер, небо. Высота. Тут все создано для парения, и, стоя на вершине, ты уже паришь. Правда, совсем близко солнце, но какая разница, если твои крылья не скреплены воском.
Совершенно другое, но не менее захватывающее впечатление производил утес, если смотреть на него снизу вверх. На его вершине хотелось летать, а у подножия — отыскать вход в пещеру. Она непременно должна быть. Колосс стоял стеной между дачным поселком и остальным миром. Он разграничивал потусторонний и посюсторонний миры. Оставалось лишь понять, по какую сторону какой из них находится. Своей пышной зеленой мантией утес накрывал землю вокруг, и представлялось, что в этих складках сокрыто много вполне осязаемых тайн. Он казался совершенно живым, как в той вьетнамской сказке про «Гору смешливую, говорливую», набитую сокровищами. Домики дачного поселка жались к утесу, и непонятно было: то ли утес исторг их из себя, то ли, наоборот, медленно подтягивает к себе, чтобы однажды поглотить. Он обхватывал дачи со всех сторон, словно держа в сложенных лодочкой ладонях. Только идиот не понимал, какая глубокая связь существовала между ним и дачным поселком.
Утес что-то излучал. Это приводило к тому, что, по приезде в Пичугино тож у дачников переставала болеть голова, не ныли вены и суставы. Уходили прочь любые спазмы, колики, а заживление ран на удивление шло очень быстро. Утес успокаивал. Рядом с ним легко находились решения сложных вопросов, отступали тревоги. Он придавал силы. Но бывало даже, что тут умирали (за много лет существования дачного поселка и такое, естественно, случалось тоже). И тогда говорили, что это утес забирает человека к себе.
Утес заботился о своих обитателях и дарил блаженство. Особенно чуткие открывали вдруг, что, оказавшись в Пичугино тож, они перемещались внутрь чего-то огромного, нежного, полного безусловной заботы и любви. Они вдруг обнаруживали себя в гигантской утробе. То было великое брюхо мира, не рассеченное, ничего не отторгнувшее, обнимающее всех, заполняющее собой весь мир, дарующее причастность каждого к каждому. Волжские воды, как и всякие вообще, — они же дородовые. Это ведь несложно уяснить. И тогда понятно, откуда такое умиротворение.
Здесь было хорошо, ладно. Тут восстанавливалась человеческая родословная, полная усекновений и изгнаний. Вместо отсечений здесь происходило соединение, вместо разрывов — объятия. Все дачники, находясь в этом брюхе мира, возделывали свой сад не только для себя. Своим трудом они залатывали незримые дыры, как будто ткали удивительное полотно, узорами которого были цветы, виноградные лозы, пушистые сосновые ветки, ягоды, фрукты, поющие птицы и смех детей.
  
Глава 48
 
ПОЛЕТ ИКАРА
 
В день праздника Елена Федоровна разбудила детей необыкновенно рано.
— Всем быстро умываться! — скомандовала она. — Через десять минут мы собираемся в беседке на завтрак, дедушка хочет нам рассказать, как пройдет этот день.
Лучшей мотивации для быстрых сборов придумать было невозможно. Дети сидели в беседке, наверное, уже минут через пять. Однако Сергей Иванович не вышел к ним ни через десять, ни через пятнадцать, ни через двадцать минут.
 
— Ждем ваших маму и папу, — поясняла Елена Федоровна, ставя на стол чайник. — Они уже свернули с трассы на поселковую дорогу.
Это ожидание внесло нервозность. Лиза разразилась градом критики в адрес родителей:
— Постоянно они где-то болтаются. Неужели даже в этот день нельзя было вовремя приехать! Работа для них важней, чем мы. Вообще уже!
— Да заткнись ты, — не выдержал Гера, который не терпел нытье сестры.
— Сам заткнись! — парировала Лиза.
— Ты лучше скажи это им, а не нам.
— И скажу.
— И скажи.
— Отвали.
Алеша закрыл уши руками. Он не любил, когда домашние ругались, никогда не ввязывался сам в разборки, тут же замолкая, а если не было возможности уйти, закрывал уши ладонями и зажмуривал глаза. Когда слова особенно больно ранили его (к счастью, такое случалось редко), он не мог сдержаться и плакал. В такие минуты Алеша был ужасно зол на себя за то, что давал слабину, и из-за этого плакал еще сильнее.
— Прекратите! — строго сказала Елена Федоровна.
Она только что вышла из флигеля, и по ее озадаченному лицу можно было предположить, что у нее состоялся не очень приятный разговор с мужем. Алеша убедился в этом, когда бабушка села в кресло беседки.
— Что сегодня за день такой… — вздохнула Елена Федоровна. Расстроенная, она смотрела впереди себя на Волгу и о чем-то думала. Так уже бывало. Перед очень ответственным делом Сергей Иванович начинал сильно нервничать и тогда делался капризным, как ребенок. В подобных случаях оказывалось бесполезно за ним ходить, уговаривать, потакать или злиться. Нужно было просто переждать.
Внуки молчали, не решаясь спросить, все ли в порядке. Очень тревожило то, что не показывался дед. Это наводило на мысли о риске отмены праздника. Было около семи утра, через два часа должно было начаться торжество, но кроме еды, для пикника ничего не готово.
— Будете завтракать сейчас или со всеми? — спросила наконец Елена Федоровна.
— Со всеми, — ответил Гера.
Но ждать долго не пришлось. Раздался сигнал «шкоды», подъехавшей к «Зеленой листве». Затем громыхнула калитка, в которой с полными сумками показались Марина и Вадим. Очевидно, встревоженная тем, что их никто не встречает, Марина не задержалась в доме.
— А что это у вас такое похоронное настроение? — спросила она, показавшись в беседке.
— Сходи за отцом, он во флигеле, — несколько сердито ответила Елена Федоровна.
— А что ты так разговариваешь?
— Я нормально разговариваю. Сходи за отцом, и давайте уже завтракать. Лиза, подогрей чайник. Он совсем остыл.
Дочь и внучка удалились по своим заданиям. Это было так несвойственно для Елены Федоровны — раздавать указания, как фельдмаршал. Обычно она просила по-другому или делала все сама. Гера и Алеша переглянулись. Было неловко сидеть без дела.
— А мне что делать? — спросил Гера.
— Режь хлеб. Да, и еще нужно из дома принести масло. Алеша, сбегай, пожалуйста.
Завтрак проходил в полном молчании — лишь звуки ложек, размешивающих чай, да прихлебывания. За все время только одно «не чавкай», сказанное Мариной в адрес Вадима. Такая непривычная тишина за столом могла объясняться одним — общей взволнованностью перед значимым событием. Когда все поели, никто не расходился. Все ждали Сергея Ивановича, который явно не спешил и сегодня был самым последним. Наконец, когда он управился с завтраком, торжественно обвел всех взглядом и заговорил со своими домочадцами:
— Ну что, у меня все готово! Обещаю, что сегодня будет очень интересно!
Алеша обратил внимание, как бабушка скептически покачала головой.
— Что от вас требуется? Да ничего… Вернее, нужно организовать пикник, который в этом году пройдет на вершине нашего утеса. Придется ехать на двух машинах, а может, сделать и несколько рейсов, чтобы отвезти все, что нужно для этого. В общем, у нас много дел… Приступим?