Икар из Пичугино тож

Елена Федоровна прокрутила в голове все те идеи проведения праздника, которые успели хоть как-то обозначиться, но среди них не было ничего подходящего.
Сергей Иванович что-то делал в сарае.
— До празднования Дня летнего солнцестояния осталось несколько недель, а мы еще даже не начинали думать. Я боюсь, мы не успеем подготовиться, — обеспокоенно говорила Елена Федоровна.
Сергей Иванович немного театрально ухмыльнулся и, не отрываясь от верстака, возразил:
— Если вы все не думали об этом, то это еще не значит, что об этом не думал я.
Почувствовав в его словах укол, полный иронии, Елена Федоровна покачала головой:
— Так-так… Может, расскажешь, что ты придумал?
— Ставь турку.
Супруги пили кофе в беседке, по обыкновению, в окружении нескольких воробьев, выстроившихся в рядок на перилах в ожидании своего полдника. Один из них всегда особенно близко подлетал к столу, делал по нему несколько прыжков, подхватывая крошки, и звонко чирикал. Глебовы считали, что во всех случаях это был один и тот же воробей, которого, как и водится для всех этих птах, звали Андрюшей.
— Рассказывай, — пытала мужа Елена Федоровна.
— Я много думал, да… Но это не значит, что уже все придумано… — улыбался Сергей Иванович.
— Что же ты морочишь мне голову?
— Понимаешь, Лена, еще на прошлой неделе я действительно имел представление, но тут буквально пару дней назад кое-что случилось, и я понял: все не то.
Елена Федоровна вопросительно посмотрела на мужа.
— Да не смотри на меня так… — тихо смеясь, сказал Сергей Иванович. — Как только у меня сложатся пазлы, я обязательно тебе все расскажу.
Надо сказать, летом у Глебовых складывались любые пазлы. В это время года они всегда оказывались на своей территории, то есть на даче. Когда сопливой осенью или бесконечной стылой, опостылевшей зимой случалась хандра, Елена Федоровна, а затем Марина говорили: «Ну ничего, вот только до лета доживем, и все будет иначе». С приходом любимого теплого сезона можно было расслабиться, выдохнуть.
Елена Федоровна и Сергей Иванович чаще всего именно летом вспоминали свое детство. Верно, именно поэтому летние дачные сезоны Глебовых превращались в нечто непосредственное, простое и даже наивное, когда всем вокруг правила чистая радость, заставляющая Люмпика и Перзика изо всех сил носиться по газону. Ведь собак не обманешь. Они сразу все поняли про дом, в который попали совершенно ненамеренно. И они сами еще были отроками, а значит, на даче было не трое детей, а пятеро.
Не так уж часто дети Шестнадцатой улицы собирались вместе, чтобы во что-нибудь поиграть, — слишком разный возраст и интересы. В условном детском парламенте улицы доминировало представительство «Зеленой листвы». У Капналиной детей не было, Воротынские еще только работали над этим, Пасечник жил один. Картину выправляли внучка Веры Афанасьевны Аллочка и племянники Логинова Костян и Славка. Чаще дети кучковались так: Лиза с Аллочкой, Гера с Костяном и Славкой, а Алеша занимал себя сам, периодически прибиваясь то к одним, то к другим, но все же хотя бы раз в неделю дети обязательно объединялись для какой-то большой игры. Иногда это были подвижные игры вроде «вышибал» или «горячей картошки», иногда «крокодил» и настолки, а порой случались и обыкновенные посиделки, особенно после увиденного фильма, когда хотелось все хорошенько обсудить.
За бетонкой стоял деревянный стол с двумя скамейками по бокам, за которым и собирались дети улицы. Это было их место, которое ревностно защищалось от посторонних. Чаще всего ребята встречались здесь по вечерам, когда начинало темнеть и на столбе загорался фонарь. Теплый вечер, сверчки, свет фонаря делали необыкновенно уютным это место. Так приятно было сидеть за столом и дружно хохотать над чем-то до жути смешным или просто глупым, смотреть на огоньки в окнах домов и на верандах, а потом метнуть взгляд на звездное небо, а затем обернуться в другую сторону, где чернеет река, по которой луна уже расстелила свою дорожку. Идиллию порой слегка нарушали комары, но ведь всегда можно сорвать какую-нибудь ветку, чтобы от них отмахнуться, и в конце концов дождаться, когда куда-то отступят ненавистные комариные полчища. Детский галдеж раздавался допоздна, до тех пор, пока взрослые не разгоняли детей по домам спать. Ребята заключали пари, кто на этот раз продержится дольше всех, то есть кого позже всех позовут домой. В этой игре стать последним означало выиграть.
 
Конечно, у детей Глебовых было огромное преимущество перед другими. Дача «Зеленая листва» находилась буквально напротив, через дорогу, поэтому ребята были под постоянным присмотром. И все же с победителем никогда не было понятно. Порой «досрочно» кому-то из взрослых Глебовых оказывался нужным кто-нибудь один из Глебовых-младших. И это тогда, когда все остальные дети еще оставались за столом… «Ну дед», — ворчал тогда, например, Гера и под всеобщий смех, опустив голову, плелся на дачу. Интрига сохранялась всегда. Дети не реагировали, если, скажем, Елена Федоровна или кто-то из Логиновых звали: «Ребята, домой!» Нужно, чтобы непременно было названо конкретное имя: «Лиза, домой» или «Славка, домой». Только в этом случае участник посиделок покидал скамейку и выбывал из игры.
В этом году, как обычно бывало каждое начало лета, посиделки у фонарного столба проходили крайне оживленно. Соскучившиеся друг по другу дети искренне радовались встрече. Пока не утратилась новизна восприятия, нужно было успеть поделиться со всеми тем примечательным, что случилось в минувшем учебном году. И обязательно чтобы рассказанные истории оказались ярче и увлекательней, чем у остальных.
В этот вечер Алеша мог считать себя полноправным полуфиналистом в игре «Кто последний». Это были первые посиделки в только что начавшемся летнем сезоне. Еще до сумерек сошел с дистанции Гера, который срочно понадобился Сергею Ивановичу в огороде. Затем позвали приболевшего Славку принимать лекарство, после чего он ожидаемо не вернулся обратно. Когда стемнело, пришла за Аллочкой Вера Афанасьевна — через десять минут обещали перезвонить родители девочки. Вместе с Алешей за столом оставались Лиза и Костян. Костян был самым старшим из детей — ему уже стукнуло шестнадцать. Крепкая фигура подростка и хрипловатый голос делали его еще взрослее. Не случайно все ребята и даже его дядя и бабушка, на даче у которых он вместе с братом проводил каждое лето, называли парня не иначе, как Костян.
Мало кто не догадывался, что Костяну очень нравилась Лиза, нравилась по-настоящему, как-то по-взрослому. Впервые он это понял, когда залюбовался ее рыжими завитками волос на затылке. Конечно, Лиза понимала, что нравится соседу, ей это очень льстило, но она предпочитала делать вид, что ничего не замечает. Он не вызывал у нее ответной симпатии. Нельзя было сказать, что Костян оказывал девочке уж какие-то явные знаки внимания. Он просто густо краснел и отводил взгляд, когда оставался с ней наедине. И еще, когда они всей улицей играли во что-нибудь подвижное, могло создаться впечатление, что Костян присматривает за Лизой, опекает ее, чтобы она не упала и не ушиблась. Он всегда оказывался где-то рядом, будто вырастал из-под земли. Сначала Лизу это немного пугало, но затем она привыкала и стала воспринимать это как нечто естественное.
Оставшись втроем, они занялись раскладкой пасьянса. Собственно, пасьянс раскладывала Лиза, мальчишки лишь наблюдали за процессом и ждали своей очереди. Но чей бы ни был черед, все равно в основном говорила Лиза. Все единодушно считали, что у нее лучше других получается толковать значение картинок, связывать их в общую последовательность возможных событий. С недавнего времени Лизу как раз стали занимать гадания в качестве милого баловства по вечерам. Это было напрямую связано с ее занятиями в театральной студии, ведь теперь она могла попробовать свои силы в столь колоритном образе. Рыжие волосы и зеленые глаза так подходили к амплуа маленькой гадалки, что легендарная фраза Станиславского отпадала сама собой.