Царь царей (СИ)

В роли камня само собой выступал кощей. Хотя нельзя сказать, что все сотворенное было делом его рук. Он предстал в роли конферансье, который открывал для меня мир безумия нечисти, заодно собирая урожай в виде чужого хиста.
Почему ему дали прозвище Бедлам, я примерно уже понял. Рехон возвышался, когда оказывался в эпицентре всемирного кавардака. И чем выше был градус неадекватности, тем значительнее подпитывался рубежник. Конечно, это всего лишь теория, которую только предстояло подтвердить. Но я почему-то не сомневался в истинности своей версии.
  
Еще я относительно недавно понял, что прозвище ему дали рубежники моего мира. Потому что слово Бедлам было нарицательным, от названия Бетлемской королевской больницы, которую со временем сократили до «бедлама». Это я уже прогуглил лично, когда пытался понять, что означает слово.
Вот только сейчас парень с удивительными голубыми глазами и самой светлой улыбкой, если не знать, что именно творится у него в душе, стоял передо мной. И даже не пытался удрать куда подальше. Я же с видом запыхавшейся гончей, оперся на колени, готовый опять бежать. Через силу, через «не могу», ради очередной чужанской жизни. Никому не нужной, кроме меня.
— Все, все, будет, Матвей, — примирительно улыбнулся Рехон. — Скажу честно, ты меня удивил. Так упираться ради каких-то чужан. Такого не встретишь даже в моем мире, где людей не так много.
Я стоял, не веря ему. За непродолжительное время, которое я знал Рехона, стало понятно, что от этого товарища можно ждать любого сюрприза. А как он обожал врать — просто любо-дорого смотреть. Однако сейчас на помощь кощею неожиданно пришла Лихо:
— Да, Матвей, всс… се закончилось.
— Да что именно закончилось?
Рехон почему-то решил, что вопрос относится непосредственно к нему:
— Ты впервые слышал зов Царя царей, так?
Я осторожно кивнул.
— Значит, ты совсем недавно стал рубежником, — ответил Рехон. — За свою жизнь я слышу его зов пятый раз. И постепенно его призывы становятся все чаще. Кто знает, к чему это ведет… Ладно, до скорого, Матвей. Если у тебя будет какое-то дело, ищи меня в казармах стражи воеводы. Она находится в таком забавном месте, слово еще странное…
— Подворье, — подсказал я.
— Точно, в Подворье. До скорого.
Рехон махнул рукой и, не оборачиваясь, действительно быстро направился в сторону Подворья. Словно всего этого безумства и не происходило. Я же был настроен более чем серьезно. И едва дождался, пока тот скроется из виду:
— Окей, Юния. А давай-ка ты теперь расскажешь все про этого замечательного Царя царей!
  
Интерлюдия
 
От автора: Вторая версия интерлюдии. Есть вероятность, что будет дописана или немного передалана. Первую справедливо зарубили.
Мир гремел многоголосием звуков. Были в нем и песни битв, еще не отшумевших, но постепенно затихающих. Слышались стоны умирающих, но не обычной смертью, а каким-то странной, означающей конец этой жизни и являющейся началом чего-то нового, непознанного. Хотя и смертью подобное можно было назвать с большой натяжкой. Шумела природа, но слышалось в ней нечто надрывное, угасающее. Изначальный мир точно чувствовал наступление страшного и неотвратимого этапа, в котором не каждому найдется место.
Нестерпимо сильно пахло смолами деревьев, как если бы некто пытался выжать их в громадный стакан. Во рту стоял железный привкус крови. Что немаловажно, крови чужой. А еще в носу свербил резкий нестерпимый вкус Нежизни. От него нельзя было укрыться, он следовал за тобой повсюду, напоминая, что теперь так будет всегда. И обратного пути не предвидится.
Созидатель скорбел вместе со всем миром. Насколько ему позволяла его черная, погрязшая в похоти и могуществе собственной силы душа. Крону было больно терять свою землю. Здесь он был, как и мир, Великим. Одним из сильнейших кронов, с которым приходилось считаться. Того, кого называли Богом. И вот из-за группки жалких идиотов, попытавшихся прикоснуться к силе, которую не могли контролировать, началось Великое Разрушение. А в этот мир пришла Нежизнь.
— Идем скорее, — дернул он рукой и невидимая цепь оков натянулась.
— Иду сс… господин. Только…
Крон неодобрительно посмотрел на красавицу-лихо. Точеная фигурка, приятное личико, смиренный взгляд. Лишь изредка Созидатель видел в ней тень погибшей матери, грозной Видары. Образ проскальзывал мимолетный, едва уловимый. Та всю жизнь была предана ему, пока не представился случай сбежать.
— Только что⁈ — недовольно спросил он.
— Только куда мы идем? Проходы сс… с другой стороны. Я их чувствую.
Созидатель скривился. Любое существо, обладающее хоть толикой промысла, ощущало их. Проходы пахли сухим песком, незнакомыми животными, чужим миром и спасением. Через них бежали даже обычные люди в поисках лучшей жизни. Все, кто еще был жив и мог размышлять. Противились лишь некоторые кроны, не в силах принять неизбежность.
— Твое дело слушаться, а не задавать вопросы.
Он размашисто отмахнулся, и лихо схватилась за раскрасневшуюся щеку, почувствовав резкую боль. Рука у Созидателя была тяжелой. Хотя разве и могло по-другому в случае с Великим Богом?
— Да, господин. Просс… стите.
Они продолжили свой путь по погибающему миру. И Созидатель с большим трудом узнавал места, которые они проходили. Последняя Война разрушила многое, что казалось незыблемым. Превратились в труху Горы Величия, Леса Инея напоминали рот старика с редкими остовами зубов, Озеро Великой Скорби… да не было больше никакого озера, лишь огромный пустой кратер. Погас горящий веками огонь Пылающей Горы, в котором, по легендам, ковали свое оружие древние боги Внутреннего мира.
Все, чего касалась Нежизнь, трансформировалось в нечто мертвое. Но только на первый взгляд. Иначе бы пришедшую силу так и именовали — Смерть. Однако жизнь, если новое извращенное понятие можно так назвать, была. Иная. Созидатель чувствовал на себе жадные взгляды невидимых существ, которые набросились бы на него, будь уверены в собственной победе. Им оставалось только поджидать более подходящую добычу.
Никто не мог постигнуть природу Нежизни. Ее существа будто бы двигались, но не дышали. Разговаривали, но не мыслили. Убивали, но не чувствовали пьянящего упоения властью и силой. Это то немногое, что Созидатель знал о Нежизни. Но еще о большем ему оставалось только догадываться. Как в такие короткие сроки она поработила целый мир? Как нашла место в сердцах и головах созданий, сделав их своими адептами? И почему тех становилось все больше?
Наконец крон выбрался на внушительное плато, с которого открывался вид на Долину Плодородия. Правда, ныне ее можно было смело называть Долиной Пустоты. И еще прежде, даже не добравшись до каменистого уступа, за которым притаились собратья, он почувствовал их. Немногочисленных кронов, коих объединило вместе великое испытание.
Были здесь и некогда прославленные воины, которые своими действиями и приблизили начало конца: Несокрушимый, Глыба, Петля и Цвет. Поодаль от них, словно пытаясь обособиться, находились те, кто игнорировал войну, укрывшись в потаенных недрах мира: Рокот, Хохотун и Зной. Не было разве что Стыня, еще одного Великого, который по силе все же уступал Созидателю. Впрочем, крон был более чем уверен, что этот недотепа до сих пор ничего не понял в своей ледяной пустоши.
Созидатель присоединился к последним, сторонникам мира, обозначив приветствие легким кивком. Таким образом, среди собравшихся воцарился своеобразный паритет, четверо на четверо. Если не учитывать, что Великий крон здесь был только один. Если задуматься, то, при должном везении, Созидатель бы мог разобраться с половиной из присутствующих. Однако время раздоров прошло, уступив место беседам.
  
— Мы рады, что ты принял наше предложение, — кивнул Глыба, низкорослый крепыш.
Был он самым молодым, всего недавно перешагнул за шестнадцать рубцов, но вместе с тем самым толковым. Оставалось только догадываться, что могло втянуть его в Великую Войну… Последнюю Войну.