Инверсия (СИ)

Кристоф тогда только пришел в milieu и получил прозвище Ферос. Сейчас он считал себя едва ли не богачом. В кои-то веки у него появилась настоящая квартира. И пусть она была крохотной настолько, что в неё влезал только диван, электроплитка да холодильник, но все равно это была настоящая квартира. Практически Версальский дворец по сравнению с той дырой, в которой он жил раньше. Зимой здесь было тепло, и его никто не мог обокрасть или изнасиловать.
И не последним было то, что из этой квартирки был виден парк Берси и национальная библиотека Франции. Это был не какой-то жалкий Сен-Дени, а самый настоящий Париж! Даже во снах, что он смотрел, когда мог поспать на улице, он не мечтал иметь квартиру в черте Парижа. Здесь жили только избранные.
Ферос тогда был обязан следить за щипачами именно в районе Северного вокзала, он должен был оберегать мальчишек от полиции и других хулиганов и вмешиваться во все разборки, которые могли возникнуть. Уже тогда ему доверили такое серьёзное дело.
Один из его подопечных стянул кошелёк у красивой светловолосой девчонки с такой ослепительной улыбкой, что Кристоф не смог от нее оторваться. Чёрт его знает, почему Кристоф вообще влез во всё это. Ну свистнули, и свистнули кошелек. Таких пропаж в Париже сотни, если не тысячи каждый день. Подумаешь! Сама виновата. И всё же, сам не зная, зачем, он отобрал у щипача кошелёк и пошел к девушке.
— Извините, mademoiselle, Вы обронили! — проговорил он и подал ей кошелёк.
Он тут же был вознаграждён широкой улыбкой и благодарным взглядом.
— О! Большое спасибо! И я такая рассеянная.
Девушка ответила со странным акцентом, и это показалось Кристофу невероятно симпатичным и милым. Она обхватила его руку ладошками, принимая свой кошелёк обратно. Кристофу очень понравилось её прикосновение. Такое тёплое, нежное. Совершенно неожиданное.
— А как Вас зовут?
— Клер. Меня зовут Клер. А Вас? — ответила она с готовностью.
— Меня зовут Кристоф. Вы заняты сейчас?
Кристоф никогда не было особо стеснительным с девушками. Улица быстро учит налаживать отношения любой плоскости, в том числе и горизонтальной. Но на кой чёрт он назвал ей своё настоящее имя?
— Да, в общем, нет, — сказала она, взмахнув руками. — Я отдыхаю, гуляю здесь.
— Вы позволите Вас сопровождать? Я буду вашим совершенно бесплатным и самым знающим гидом.
— Самым знающим? — чуть хитро проговорила девушка.
— Я знаю каждый закоулок в Париже, я Вам в этом клянусь!
Тут Кристоф изобразил придворный поклон, взмахнув несуществующей шляпой, как заправский мушкетёр. Девушка заливисто рассмеялась, присела в чуть кривом реверансе и ответила:
— Ну что ж, monsieur, в таком случае я согласна! От такого щедрого предложения просто невозможно отказаться!
Кристоф бросил тогда свой наблюдательный пост, за что потом здорово получил от старших. И тем не менее, этот месяц был самым счастливым в его жизни. Он гулял с Клер по Парижу. Он показал ей церковь Святого Сердца, Латинский квартал, Иль дё Сите и Нотр Дам. Они плавали вдвоём по Сене на речных трамвайчиках. Они даже поднялись на Эйфелеву башню. И он везде и всегда держал её ладонь. Ему нравилось это ощущение переплетённых пальцев и трепет крохотной узкой ручки в его руке.
Она смотрела вокруг широко открытыми глазами и искренне радовалась, когда Кристоф показывал ей что-то особенно интересное. И он старался её удивить. Он и правда водил её по узким закоулкам, что приводило её в невероятный восторг. Она видела знаменитые на весь мир памятники с таких ракурсов, с каких ни один турист их не видит.
В одном из таких переулков Кристоф впервые поцеловал её. Невероятное ощущение! Клер была гибкой, свежей, чистой, совсем не такой, как уличные девчонки, с которыми он привык иметь дело. Она ответила ему с таким пылом, будто давно ожидала, что он сделает это. Она зарывалась пальцами в его волосы и мурлыкала что-то непонятное на своём странном языке.
В тот же вечер она оказалась у него. Кристоф волновался тогда, будто это был его первый раз. Он вел её за руку к своему дому, стараясь не бежать слишком быстро. Это выглядело бы чересчур жалко, а он старался выглядеть мужественным перед ней.
  
Когда они вошли в его квартиру, она вдруг показалась ему маленькой. Кристоф впервые заметил потёртости на стенах и выцветшую обивку на диване. Раньше он, привыкший спать в картонной коробке, таких мелочей не замечал, но, кажется, Клер всё понравилось. Она вообще не обратила внимания на то, что творится у него дома. Её было всё равно. Она, как и Кристоф, думала совсем о другом.
Как только они переступили порог, она поцеловала его сама. Нежно и бережно. Так, как Кристофа никто не целовал никогда. И он упивался этим ощущением. Она целовала его не из жалости, и не потому, что ей что-то от него было нужно. Она целовала его не за плату. Она пришла к нему, потому что он ей нравился, и она хотела его. Это то, чего у Кристофа не было никогда.
Он раздевал её медленно, тягуче, никуда не торопясь. Она не сбежит от него, и у них впереди была вся жизнь. Он обращался с ней, как с хрустальной. Да, Клер была хрустальной! Её молочная кожа медленно появлялась из-под лёгкой летней одежды, и он полюбил каждую частицу её тела в ту ночь. Трогательную родинку под левой ключицей, острые плечики, нежно-розовые соски. Крохотная. Какой же крохотной она была!
Кристоф лелеял её, он поклонялся ей своими губами и руками, всем своим телом. Клер ласкала его своими тонкими пальчиками, исследовала его перевитое жёсткими мышцами костлявое тощее тело, только недавно начавшее обрастать хоть каким-то мясом.
— Я люблю тебя, — шептал он тогда между поцелуями.
— А я люблю тебя, — отвечала Клер, ни на секунду не задумавшись.
И он поверил её словам. Он видел искренность в её глазах. В свете луны, пробивавшимся через огромное, во всю стену, окно его квартиры она казалась ему неземной. Такой, каких он никогда ещё не касался. Настоящей, чистой, нежной.
Её волосы разметались по его жёсткой подушке, и это казалось ему невероятно эротичным. Клер смотрела на него так открыто, так ласково… Кристоф не мог перестать шептать ей слова любви. Он целовал её шею, плечи, руки, а она зарывалась пальцами в его волосы и бормотала что-то на своём невозможном языке, пытаясь притянуть его поближе.
Кристоф не мог насытиться ей, напиться. Клер гладила его, едва касаясь, будто пыталась успокоить, утешить, прижать поближе к себе. Кристоф растворялся в этом ощущении. Ему было тепло. С Клер он будто уплывал куда-то. Мир вокруг вообще перестал для него существовать.
Ее ноги мягко обвили его, и они соединились. Это произошло так естественно, будто они были созданы друг для друга. Всё было так правильно. То, как она отвечала на его движения, то, как она произносила его имя. Всё это было правильно. Великолепно. Кристофу хотелось, чтобы всё это продолжалось вечно.
Её кожа казалась шелковой под его шершавыми грубыми ладонями, и он касался её кончиками пальцев, будто боялся её смять. Клер старалась прижаться ближе к нему, мурлыкала, извивалась в его руках, пытаясь скрыться в его объятиях, закопаться поглубже. Кристоф с удовольствием обнимал её в ответ.
Он с упоением впитывал её экстаз, когда на его достигала. Эта искренняя дрожь взмокшего женского тела в его руках — это тоже было ново для него. Как и то, что всё можно было повторить. И он повторял. Снова и снова, как одержимый.
В ту ночь они уснули уже под утро. Кристоф взял её шесть или семь раз, он не мог бы сказать точно. Он остановился только тогда, когда Клер взмолилась о пощаде. Он сам вымыл её в тесной душевой и уложил себе под бок на свой продавленный старый диван. Она отключилась, будто кто-то щёлкнул на ней кнопку выключения питания. Умаялась, маленькая.
А Кристоф не мог спать. Он рассматривал Клер, перебирал пальцами её волосы, мурлыкал что-то, гладил, ласкал её, едва касаясь. Он смотрел, как рассветный свет окрашивает розовым её светлую кожу. На рассвете Клер становилась похожа на лесную нимфу.