Скажу вам, как погиб он
На лице Спарроу отразилось огромное и искреннее облегчение. Он выглядел как человек, который приготовился посвятить все, что ему дорого, ради какой-то цели, и вдруг оказалось, что это невозможно.
— Кто? — спросил он едва слышно. — Кто признался в убийстве Иэна?
— Ваша жена, Люси Спарроу! — сказал Паркер. — А призналась она потому, что была уверена, что это вы его убили, господин профессор! Но вовсе не о ней вы заботитесь! Вы выгораживаете вовсе не ее, а кого-то другого, кто, по вашему мнению, убил Иэна Драммонда ее скальпелем, подбросил на место преступления вот это… — он открыл платок и показал рубиновый кулон, — а потом затолкал под ее шкаф окровавленную резиновую перчатку из ее чемоданчика! Вы очерняете память человека, с которым вас много лет объединяла общая работа, вы потворствуете тому, чтобы вещественные доказательства указывали на вашу жену, и лжете в глаза людям, ведущим расследование! Неужели до этого может довести человека любовь, господин профессор, мистер Гарольд Спарроу?
И тут профессор Гарольд Спарроу сломался. Отрывистыми предложениями он начал рассказывать о себе, о своей жизни, о том, как он познакомился с Сарой Драммонд и как постепенно он, человек, который в течение всей своей жизни не совершил ни одного, даже самого мелкого поступка, которого мог бы стыдиться, начал жить двойной, фальшивой жизнью.
— Вообще-то… Я виделся с ней всего лишь несколько раз… потом она стала сторониться меня… а я… я не мог не думать о ней. Наконец… я написал ей письмо в Лондон. Я писал, что сойду с ума… что я не знаю, что со мной происходит… что я уже не могу больше смотреть в глаза Иэну и… и Люси… Я не рожден для такой жизни…
Алекс, который в своей жизни видел множество мужей и жен, для которых все это не составляло бы ни малейшей проблемы и нисколько не мешало бы их гармоничной супружеской жизни, глядя на профессора, в глубине души хорошо понимал его. Гарольд Спарроу не был ни соблазнителем, ни лжецом. Его трагедия стала следствием его порядочности, следствием невозможности совмещать ложь с правдой.
— Она приехала вчера, — продолжал Спарроу, — и после ужина мы встретились в парке. Я хотел уехать с ней, убежать отсюда, от этой ужасной жизни. Но она сказала, что очень многое поняла в последнее время, что она любит Иэна и хочет с ним остаться. Она просила меня, чтобы я ушел, чтобы я был мужчиной. Она умоляла меня все сохранить в тайне. Я обещал ей это, но решил уйти. Здесь как раз был Гастингс, который предлагал мне выезд в Соединенные Штаты. Я согласился, когда он пришел ко мне вечером. Потом я вошел к Люси и сказал ей… — он умолк и потер ладонью лоб. — Как я мог? Ведь она… она хотела пойти на виселицу ради меня, а я… я…
Паркер не прерывал. Он стоял, выпрямившись, напротив сидящего профессора и смотрел на него в упор, ни на секунду не спуская глаз.
— …я сказал ей, что между нами все кончено. Что я не люблю ее больше, хотя уважаю и не имею никаких претензий. Я сказал, что намерен уехать и что я возвращаю ей свободу…
— А она?
— Она? Она тихо заплакала. Потом спросила меня, есть ли в моей жизни кто-то другой? Я ответил, что да. Я не мог ей солгать, хотя и не дал понять, о ком идет речь. Я сказал, что не смогу жить с ней под одной крышей, думая о другой женщине. Что это нечестно. А она… она сказала, что никогда не перестанет меня любить и верит, что я к ней вернусь… Потом я вышел. Мне было очень тяжело. Я сел в своей комнате и думал о том, правильно ли я поступил. Я начал колебаться. Но было уже поздно.
Я сошел вниз. Меня ждал разговор с Иэном. Я решил, что ничего не буду ему объяснять, а лишь скажу, что мои личные дела вынуждают к отъезду и что я еду в Америку. Разумеется, я никогда не передал бы американцам того, что было предметом наших исследований. Я знал, что Иэн сам все доведет до конца. Правда, Гастингс хотел, чтобы я принял на себя руководство исследовательской лабораторией в Филадельфии и продолжал там то, что мы здесь начали, однако есть и другая область исследований, над которой мы с Иэном не работали и которая очень меня привлекает. Думаю, я смог бы добиться в ней успехов… Когда я вошел, Иэн сидел за столом. В его спине я увидел скальпель… Я не мог пошевелиться. Я стоял, словно окаменев… Потом я решил, что надо что-то делать. Ведь скальпель… Скальпель принадлежал Люси. Я прикоснулся к нему, потому что мне вдруг пришло в голову, что я должен его спрятать… Кто-то, наверно, хотел, чтобы… Разные мысли мелькали в моей голове… Но скальпель застрял так прочно… Это было ужасно… Я оставил свои попытки и бегом бросился наверх. Я вошел в свою комнату, но сразу вышел и постучался к Гастингсу. Теперь я уже не имел права уехать… Кто бы тогда закончил нашу работу? Несмотря ни на что: ни на то, что случилось, и ни на то… что еще случится, эта работа важнее жизни одного или двух людей. Кроме того, — он опустил глаза, — Иэн верил, что это очень нужно людям… Я должен закончить за него эту работу… Только этим я мог бы искупить… хотя знаю, что ничто никогда не исправит того, что я сделал…
— Хотелось бы вам верить, профессор, — сказал Паркер. — Вы больше ничего не хотите мне сказать?
— Я ничего больше не знаю… Ах да, после ужина ко мне подошел молодой Дэвис и попросил поговорить с ним, но потом в парке он меня не нашел и теперь, когда я вернулся, он постучал ко мне. Это было примерно в половине одиннадцатого, за несколько минут до прихода Гастингса. Дэвис очень волновался и просил меня о чем-то… Кажется, ему нужна была тысяча фунтов. Но я был в таком состоянии, что сразу же отказал ему и постарался выпроводить. Теперь я очень жалею об этом, потому что располагал такой суммой и мог бы его выручить. Это порядочный парень…
— А потом вы уже не видели его?
— Нет.
— Возвращайтесь к себе, господин профессор, и очень прошу вас не выходить из дома. Вы можете еще понадобиться нам.
Спарроу встал и двинулся к двери. Потом остановился.
— Но… — он колебался, подбирая слова, — то, что я сказал, должно остаться… это ведь останется между нами, правда?
— Мы не занимаемся разглашением частных секретов, господин профессор, — сухо сказал Паркер. — А кроме того, я хочу, чтобы вы помнили: как мистер Алекс, так и я, — мы были друзьями Иэна Драммонда. И, как вы знаете, настоящих друзей у него было мало.
Гарольд Спарроу вышел с опущенной головой.
XII
Тысяча фунтов
Когда дверь закрылась, Паркер взглянул на Алекса и развел руками.
— Слышал? И что думаешь?
— Я думаю: Господи, почему две столь замечательные женщины появились в жизни этого человека?
— А потому, — спокойно сказал инспектор, — что господин профессор Гарольд Спарроу за всю свою жизнь не прочел ни одного детективного романа. Это человек совершенно необычный для нашего испорченного века. Несмотря на то, что мы видели, в нем есть сила, мужество, упорство, а прежде всего — чистота, то есть качество, которое женщины очень уважают, как только с ним сталкиваются. Вопреки видимости и всей мировой литературе, женщина всегда готова полюбить серьезного мужчину. Кроме того, Гарольд Спарроу очень умен. Умен не в смысле того внешне эффектного ума, который каждый молодой человек из хорошей семьи тоннами добывает в Оксфорде. Гарольд Спарроу умеет отличить добро от зла, а это весьма трудно, судя по тому, что происходит вокруг.
— И что с того? — пробормотал Алекс. — Вот мы видим результат!
— Здесь он пал жертвой своей чистоты. Он хотел поступить как лучше, хотел побороть зло, а затем хотел принять на себя всю ответственность за то, что случилось.
— А почему ты решил, что он не прочел ни одного детективного романа?
— Он не оставил бы отпечатков пальцев на этом скальпеле, а если бы оставил, то вспомнил бы об этом потом. Он вошел сюда абсолютно убежденным в том, что никто не знает о его ночном визите в этот кабинет. Он хотел сперва выяснить, как обстоят дела. Но что меня беспокоит, так это то, что кончики его туфель покрыты грязью после вчерашних прогулок по парку, но на них нет ни малейшего следа крови. К счастью, он их сегодня не чистил. А кроме того… но не будем опережать события. Тебя ничего не удивило в ходе нашего сегодняшнего расследования?