Скажу вам, как погиб он

— Вполне!
Подали кофе. Драммонд и Спарроу беседовали вполголоса. Из обрывков фраз Алекс понял, что они говорят об одном из своих последних экспериментов. Филипп прислушивался к их беседе, но было видно, что он обращает больше внимания на то, о чем говорят женщины, которые втянули Алекса в разговор, спросив его мнение о последней повести Франсуазы Саган.
Наконец Сара встала.
— Иэн, — спросила она, — после ланча вы снова будете работать?
— Нет, — покачал головой Драммонд. — По крайней мере не я. Ты же знаешь, что я никогда не работаю после ланча. С утра до полудня и с девяти вечера до полуночи. Зато Гарольд… — он указал на Спарроу, — будет один мучиться над головоломкой, которую мы сами для себя придумали, а теперь не можем найти решения. После ужина я его сменю.
Спарроу молча покивал головой.
— Я останусь с вами, — придвинулся к нему Филипп Дэвис. — Я тут размышлял немного над уравнением «С» и… — он понизил голос. Спарроу неожиданно ласково обнял его за плечо и, внимательно слушая, удалился вместе с молодым человеком вдоль террасы, бросив всем коротко: — Простите, дела.
— Надо и мне немного полистать свою литературу, — сказала Люси. — Я получила с утренней почтой целый ворох медицинских журналов, и если я сегодня же не просмотрю их, то они покроются пылью, как сотни предыдущих. — Она положила руку на плечо Сары. — Пошли, если ты всерьез хочешь накопить силы перед нашим матчем. Сегодня тебе не удастся выиграть, я уверена!
— Посмотрим! — Сара сложила руки, как боксер, выходящий на ринг, и подняла их над головой. — Я буду сражаться, как львица за своих львят. — Она помахала рукой мужчинам. — Через час можете найти меня на корте, если пожелаете.
Они вошли в дом. Алекс вынул из кармана сигареты и угостил Драммонда.
— По-прежнему «Голд Флейк»? — спросил Иэн. — Знаешь, и я тоже курю их с той поры. — «С той поры» — это, разумеется, со времен их военной жизни, когда сигарет было мало, всего три сорта, из них «Голд Флейк» считался лучшим.
Они закурили и двинулись вокруг дома к террасе у моря.
«Где же этот американец?» — подумал Алекс и сказал:
— Сара говорила мне, что у тебя еще один гость.
— А, Гастингс! — Драммонд улыбнулся и указал рукой на море. — Он отправился на рыбалку со старым Мэлахи. Они взяли лодку и уплыли сразу после завтрака. Он приехал сюда с целым набором всяких американских приспособлений для убийства рыб, словно на войну. Наш Мэлахи только качал головой, глядя на эти чудеса. Потом они отправились на ловлю, и Мэлахи поймал пять превосходных рыбин, а Гастингс — ни одной. Надо было видеть лицо Мэлахи, когда они вернулись! Он выглядел, как олицетворение всех счастливых консерваторов мира, словно хотел сказать: «А что я говорил?! Самые лучшие методы — старые, дедовские». Мэлахи-то взял с собой лишь одну простую удочку, которую получил в подарок от моего дедушки, когда был еще мальчишкой. Он ловил на старые, вонючие куски мяса, надетые на такие крючки, что трудно себе представить, как даже самая крупная рыба может попасться на нечто подобное. Но попадается, представляешь!
Они подошли к балюстраде и остановились, глядя на море. По обе стороны Саншайн Мэнор линия побережья изгибалась, замыкая имение в центре огромного полумесяца падающих почти отвесно белых скал. Далеко на горизонте виднелся дым идущего на запад невидимого парохода. Ближе к берегу море казалось морщинистым и сплошь покрытым мелкими волнистыми барашками. Сверху и с такого расстояния оно выглядело как огромный луг, по которому несутся к берегу бессчетные табуны коней, потряхивая белыми гривами.
— Это лодка? — спросил Алекс, указывая на маленький ярко-красный парус, раскачивающийся на волнах.
— Да, это они. Уже возвращаются.
Лодка медленно приближалась к невидимой пристани, скрытой под обрывом.
— Спустимся к ним, — сказал Драммонд. — Посмотрим, как ему сегодня повезло. Я хотел бы, чтоб он хоть что-нибудь поймал перед отъездом. Иначе его визит будет лишен смысла. Правда, он приехал сюда не только за большой рыбой, однако пока не поймал ничего.
 
Они двинулись вдоль балюстрады, и там, где она заканчивалась, касаясь громадного валуна, на котором свободно разрослись густо переплетенные кусты дикой розы и боярышника, представляющие собой естественный барьер над берегом, обнаружили начало узкой лестницы с вырубленными в скале ступенями, ведущими крутым зигзагом вниз.
— А что, — спросил идущий следом за Иэном Джо, — этот Гастингс — он тоже химик? Ты не сердись, но я совершенно не знаю знаменитостей в этой области, кроме тебя, разумеется.
— Обо мне говорить не будем! — не останавливаясь, Драммонд развел руками и долю секунды выглядел, как огромная птица на фоне далекого моря и близлежащих скал. — Чем больше я работаю, тем меньше понимаю. В настоящий момент я нахожусь в стадии, когда в моей голове уже распределились по полочкам дела, абсолютно неразрешимые для меня. И с каждым годом их все больше… Так что хватит обо мне. А Роберт Гастингс — великий ученый. Я сказал, что он приехал не только за крупной рыбой. Это правда. Он хотел бы сориентироваться в нашей работе, но даже не это главное. Прежде всего ему хотелось бы, чтоб мы все: Спарроу, я и даже молодой Дэвис оказались в Америке и работали там вместе с ним. Он утверждает, что верит в нас. Это означает, что американская промышленность верит, что сейчас мы немного опережаем их. Я не сказал бы, что это меня сильно беспокоит. Это весьма самодовольная компания, которая убеждена, что весь научный прогресс должен зарождаться только у них. Даже за миллион фунтов стерлингов я не мог бы отказать себе в удовольствии немного опередить их.
Теперь они находились на середине спуска. Лодка приближалась. В ней уже можно было отчетливо разглядеть двух людей, один из которых сидел за рулем с парусным канатом в руке, другой стоял на носу, покачиваясь на широко расставленных для равновесия ногах. Они плыли к тихой пристани, примыкающей к небольшому лоскутку пляжа и скрытой за огромным скальным разломом. Алекс вспомнил, что во время отлива этот пляж значительно увеличивается и по нему даже можно пройти несколько сотен ярдов к месту, где сейчас бушуют волны.
— Кажется, у Гастингса что-то есть! — воскликнул Драммонд и указал рукой. Действительно, человек, стоявший на носу, держал в руке что-то напоминающее большой, продолговатый мешок. Лодка пересекла черту прибоя и, совершив плавный разворот в спокойной воде бухты, зарылась носом в песок. Однако еще прежде чем она коснулась земли, до них долетел радостный крик:
— Наконец-то есть, Иэн! Есть! Я поймал ее! — кричал им Гастингс с лодки. Второй рыболов, сидевший на корме, быстро выпрыгнул, как только лодка коснулась берега, и шагая по колено в воде, ловко подтолкнул ее дальше на берег, используя набежавшую волну. Стоявший на носу спрыгнул на песок, а затем вытащил из лодки на секунду оставленную там добычу. Алекс и Драммонд были уже внизу.
— Глянь! — сказал рыболов. Рыба была на вид жутковатой, почти треугольной, с огромной, отвратительной, зубастой, бессильно разинутой пастью. — Я попал в нее гарпуном! Нам понадобился целый час, прежде чем удалось втащить ее в лодку! Если бы не Мэлахи, я бы ее никогда не поймал. Она вытащила нас в открытое море почти на две мили, несмотря на встречный ветер и поднятый парус. Только там нам удалось попасть в нее второй раз, и тогда она потеряла силы.
— Красавица! — сказал Драммонд, похлопав по хребту рыбу, чешуйки которой больше походили на панцирь средневекового рыцаря, чем на то, что люди обычно именуют рыбьей чешуей. — Познакомьтесь. Это мистер Джо Алекс, мой друг со времен войны, а это — профессор Роберт Гастингс, мой друг и одновременно конкурент в делах, связанных с одним желтым материалом, или точнее, с тем, что можно из него получить.
Алекс пожал руку профессору. Из-под капюшона на него глянули умные, приятные глаза, очень выразительные и спокойные. «Оптимист… — подумал Джо. — Прирожденный оптимист, которому, к тому же, повезло в жизни и который достаточно умен, чтобы понимать: это заслуга не только его самого, но и слепой судьбы». У американца было худощавое лицо с острыми чертами, быть может, и некрасивое, но в целом соответствующее тому, что принято называть мужской красотой и что часто представляет собой смесь загара, энергичности, предприимчивости и радости жизни. «Это один из тех людей, которых любят женщины, собаки и дети. Наверняка охотник, рыболов, возможно, даже хороший пловец или пилот-любитель. Он любит свою работу и хочет достичь в ней совершенства, но одновременно хорошо знает, что жизнь состоит не только из работы…» Обо всем этом Джо подумал, глядя уже не на американца, а на другого человека, который в эту минуту выходил из воды. Из-под капюшона рыбацкого плаща выглянуло старое, сморщенное и обожженное ветром лицо. Но глаза на этом лице были юными, светло-голубыми и чистыми, как у пятилетнего ребенка.