Пропавшая без вести

— Где мы?
— Тебе не все равно? Сейчас приду, жди здесь. — И Фрэнк захлопнул дверцу фургона.
Джон подергал ручку, но изнутри она не открывалась, попасть в кабину тоже было невозможно.
Он закурил сигарету и устроился ждать. Лениво подумалось, увидит ли он снова Сару, потом он решил, что эта мысль идиотская, даже если ты заперт в фургоне и понятия не имеешь, куда тебя завезли.
Фрэнк направился к ближайшему дому, завернул за угол и позвонил в незаметный медный колокольчик у садовой калитки.
Почти сразу дверь открыла стройная, безупречно одетая женщина небольшого роста. Доброе смешливое лицо, голубые глаза. Подкрашенные волосы уложены в мягкий узел. Очевидно, она что-то пекла: на ней был чистейший желтый фартук в полоску, а рукава темной блузки припорошила мука.
— Фрэнк! — воскликнула она с мелодичным североирландским акцентом, таким же сильным, как и в тот день, когда они познакомились. — Вот это сюрприз!
— Привет, Лиззи, — ответил Фрэнк, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Что нового? Ты все хорошеешь.
— Да, только в последнее время на это уходит все больше трудов. — Она заглянула ему за спину и, увидев, что он один, улыбнулась. — Зачем пожаловал?
— Хочу поговорить с тобой. Насчет Кэти.
Радушная улыбка не исчезла, но она не могла обмануть Фрэнка. Он прекрасно знал, что Лиззи палец в рот не клади.
— Я могу войти?
У нее вытянулось лицо.
— Ну что же ты, Фрэнк, не позвонил, не предупредил, что приедешь? Время такое неудобное. Ты же знаешь, у меня ни минуты свободной… если бы ты хоть позвонил, я бы выкроила время. Может, завтра придешь?
— Я тебя не задержу, обещаю. — Он не просил, и Лиззи сразу уловила это.
— Ну, конечно, проходи, — произнесла она, — я чайник поставлю.
Он прошел за ней по длинному темному коридору. По всему дому ароматно пахло выпечкой, и у Фрэнка даже заурчало в животе.
Лиззи привела его в ярко освещенную, образцово чистую кухню и подошла к плите. На столе лежало раскатанное тесто, рядом стояла тарелка с почищенными и нарезанными яблоками.
— Печешь?
— Немножко, несколько пирогов для церкви, на ежемесячную благотворительную распродажу. Отец Винсент говорит, мои пироги идут нарасхват, и он не преувеличивает.
— Я даже не сомневаюсь! — Фрэнк прислонился к холодильнику, наблюдая, как она хлопочет у плиты.
— Садись, садись туда, Фрэнк. — Она указала на стол, покрытый ярко-голубой клеенкой. — Чаю хочешь?
— Да, не откажусь.
Он сел, а Лиззи принялась собирать на стол. Она вынула тарелку с печеньем, молоко, налила в чайник воды. Все шло очень чинно, как на небольшом приеме, пока Фрэнк не произнес:
— Тут мне сказали, что Кэти взяли не из дома для матерей-одиночек. Говорят, ее похитили…
В кухне повисла мертвая тишина.
— Что за выдумки? — спросила Лиззи.
— Ты меня слышала.
— Твою Кэти?
— Да.
— Курам на смех! — Она разлила чай по чашкам. — Ну, еще что?
— Так она сирота? А Робби?
— Конечно сирота, и Робби тоже.
— Вот и я так сказал. — Фрэнк взял печенье. — Так и думал, что мы с этим в два счета разберемся. Знаешь что, у тебя ведь есть все бумажки, ты дай их мне, а я предъявлю их этой дебильной семейке, которая заявляет, что моя дочка на самом деле не моя. Лады, а, Лиззи?
— А что за семья-то?
— Какая-то семейка в Ирландии, представляешь, — Джонс их фамилия. Так вот они говорят, что моя Кэти — их дочка.
— Ого…
— Так вот, насчет бумажек…
— Фрэнк, это ж когда было, прямо и не знаю, найду ли.
— Погоди, Лиззи. Парень, который мне все это рассказал, не сообщил полицейским, что занимается расследованием. О тебе ни одна живая душа не знает, никто не знает, что мы с тобой связаны. Если что-то и было… ну, не так, что ли, это ведь легко подправить, а? Но только я хочу знать всю правду, как есть, я ведь имею право? Мне эти прятки совсем не нужны.
Лиззи бросила на него быстрый взгляд, от которого внутри у Фрэнка все похолодело. Значит, Квигли говорил ему чистую правду, а он-то надеялся, что Лиззи рассмеется и легко докажет, что тот соврал. Но она не рассмеялась. В первый раз за долгие годы их знакомства она выглядела встревоженной.
 
— Кто тебе наговорил всех этих ужасов, Фрэнк?
— Какая разница? Давай к делу. Так что, дети — сироты или нет?
Часы отсчитывали секунду за секундой. Фрэнк обмакнул печенину в чай, съел.
Лиззи поставила чашку и коснулась его руки.
— Фрэнк, несчастным детям нужен был дом. Там, где они жили раньше, они просто погибали.
На лице у Фрэнка не дрогнул ни один мускул.
— А вы с Сэди… Разве ты не помнишь, как вы были счастливы? Разве забыл, как твоя Сэди хотела ребятишек? Ведь она плакала, Фрэнк, вот на этой кухне сидела и плакала! — Ее рука метнулась к лицу, потом снова легла на руку Фрэнка. — Я помогла вам, Фрэнк, тебе и Сэди. Я сделала вашу семейную жизнь полноценной.
— Помнится мне, не совсем бескорыстно, — спокойно ответил Фрэнк, характерным жестом потерев пальцы свободной руки друг о друга.
Лиззи отшатнулась.
— Ну да, у нас были расходы… пожертвования и…
— Пожертвования? На сиротский приют, что ли? — ехидно спросил Фрэнк.
— Нет, в благотворительный фонд, который приютом заведовал. Было трудное время, Фрэнк.
— Из какого они приюта?
— При каком-то религиозном ордене.
— Да? И при каком же?
— Не помню.
— Не помнишь, где ты взяла двухлетнюю девочку и четырехлетнего мальчика?
— Сейчас-то какая разница? Зато у тебя есть дети.
Фрэнк помрачнел.
— Из какого приюта взяли Кэти?
— Это… где-то в окрестностях Дублина.
— В окрестностях Дублина?
— Я… — У Лиззи дрожали руки. — Это было так давно. Я…
Фрэнк вынул фотографию, которую забрал у Джона, и положил ее на стол перед Лиззи. Та невольно застонала.
— Посмотри на мою доченьку, Лиззи. — Фрэнк наклонился к ней. — Посмотри, что она сделала с собой. И с какой стати она так сделала? Что за мужик, в которого она стреляла? Уолтер Хоган его зовут.
— Я его не знаю.
Фрэнк холодно поглядел на нее:
— Не знаешь его, но знаешь, что его застрелили? Маху ты дала, Лиззи.
— Как это? — Она побледнела. — Фрэнк, ты меня совсем запутал. Я не понимаю, о чем ты… Фрэнк, клянусь, я не знаю, что тебе наговорили, только это все неправда. Неправда!
— Тогда скажи, где ты взяла детей. Это дело уладить — раз плюнуть.
Вдруг дыхание Лиззи стало судорожным.
Фрэнк не пошевелился. Он давно знал, что она мастерица выкидывать такие штучки.
— Ладно, хватит дурака валять!
— Не надо, Фрэнк, я больная женщина.
— Больная — может быть, а вот приличная — вряд ли.
Она расплакалась:
— Ничего ты не понимаешь! Они бы наверняка умерли!
— Это при живых-то родителях?
— Мне не родители их дали.
— Еще бы! Ты их украла.
— Как ты можешь говорить такое? Никого я не крала! — Она сжала руку Фрэнка и зарыдала, когда он ее выдернул. — Клянусь тебе, не крала!
— Нет? Тогда где ты их взяла?
— Я не могу сказать! Он меня убьет!
— Кто? Кто эта сволочь?
— Фрэнк, не надо!
Фрэнк грохнул кулаком по столу так, что Лиззи испуганно вскрикнула.
— Оставь мне эти «не надо»! Слушай, Лиззи, мы с тобой давно знаем друг друга, я тебе зла не хочу, но предупреждаю: не скажешь — мало тебе не покажется. У меня дочь стрелялась, в коме лежит. Сын ненормальный, дерганый какой-то, у Майло мальчишка вообще помер. Так что, если ты, сучка несчастная, знаешь чего, давай выкладывай. Откуда взяла детей?
— Я не могу!
— Лучше бы ты сказала, или, Богом клянусь… — Пальцы Фрэнка мертвой хваткой сомкнулись на ее запястье.
Лиззи вскрикнула от боли:
— Фрэнк, не надо!
— Не надо? — ухмыльнулся Фрэнк. — Чего не надо-то? Я же ничего невозможного не прошу, а, Лиззи? Хватит, это твой последний шанс.
Она что-то тихо прошептала.