Боль (ЛП)

Лола медленно выдыхает.
— Значит, папа не одобрил каникулы с Хьюго?
— Конечно.
На миг она выглядит сильно подавленной.
— Разве он не понимает, что тебе нужно передохнуть?
Матео фыркает.
— Очевидно, что нет. А еще мой папаша позвонил директору и на следующий год организовал для меня индивидуальные уроки по математике с этим придурком Харрингтоном-Стоуи. — Глядя на темно-синюю воду, чтобы избежать ее взгляда, он все же чувствует, как ее глаза, в которых читается удивление, изучают его лицо.
— О, ты же шутишь, да? Я думала, что причиной отсрочки твоего поступления в университет являются круглосуточные тренировки для подготовки к летней Олимпиаде.
— Я тоже так думал. И кстати, о тренировках — он уже рассматривает для меня новое расписание. Перес до сих пор его составляет на сентябрь, но отец считает, что я должен начать уже сейчас. О, и еще он вдруг решил, будто наше с тобой общение мешает мне сосредоточиться. — Калейдоскоп цветов на поверхности воды гипнотизирует. Внезапно он чувствует ужасную усталость.
— Ты считаешь, что мы проводим слишком много времени вместе? — спрашивает Лола. Вопрос предполагался легким и дразнящим, но он мгновенно выводит его из ступора.
— Что? — Слегка ошеломленный, он встречается с ней взглядом и прищуривает глаза, как бы пытаясь прочесть ее мысли. — Нет… Ни в коем случае! Почему… а ты?
В лунном свете ее лицо кажется очень белым, резко контрастирующим с темными волосами, а глаза — яркими, почти светящимися. Она какая-то неземная, как будто может вот-вот исчезнуть, и на краткий миг его парализует настолько сильный страх, что он не может дышать. Ему хочется потянуться к ней, дотронуться, ощутить тепло ее кожи, дыхание возле его щеки, услышать биение ее сердца, звук пульсирующей по венам крови.
— Ты завел этот разговор, — возражает она, ее голос звучит задумчиво и печально. — Просто иногда я думаю…
— Что это вообще значит? — Слова выходят злыми, как будто он защищается.
— Мэтти, я знаю, как сильно ты хочешь попасть в олимпийскую сборную. Знаю, как много ты для этого трудился!
— Да я завтра же брошу прыжки, если ты меня об этом попросишь.
Она замирает и смотрит на него, словно пытаясь оценить, насколько он серьезен.
— Правда? — В голосе проскальзывает недоверие. — Но это же твоя страсть — это самое важное в твоей жизни, ты участвуешь в соревнованиях с самого детства. Хьюго рассказывал, что ты даже пропускал школьные экскурсии, лишь бы не пропустить тренировку.
Матео поднимает взгляд и встречается с ее глазами — такими яркими и пристальными в свете луны, обрамленными дикими спутанными волосами. И где-то в глубине его души зарождается боль, укол тоски и страх, что в один прекрасный день ее могут у него забрать.
— Я очень люблю прыжки в воду, — уже более спокойно произносит он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Больше всего. Кроме… кроме тебя.
Ее глаза расширяются, она закусывает нижнюю губу. Похоже, она даже задерживает дыхание.
— Я люблю тебя, Лола.
Его сердце обрывается и грозит остановиться. На миг ему кажется, что она не ответит. Он произнес эти слова слишком рано — сейчас не место. И все же чувствует это всем сердцем, уже некоторое время, а алкоголь вкупе с покровом ночи придали ему смелости выразить наконец свои мысли.
В ее глазах блестят слезы, отчего он вздрагивает.
— Лола, тебе не нужно ничего говорить в ответ.
— Но я хочу. — Она морщит нос и прижимает подушечки пальцев к своим глазам. — Я тоже тебя люблю, Мэтти. Очень сильно. Долгое время я хотела это сказать. Просто я… просто я боялась, что ты неправильно меня поймешь…
До него доходят сказанные ею слова, и все тело будто покидает воздух.
— Правда?
Лола вытирает глаза рукавом, шмыгает носом и обезоруживающе улыбается.
— А почему я, по-твоему, подала документы только в драматические колледжи Лондона?
Он в потрясении смотрит на нее.
— Я думал… я думал, что так ты могла бы сэкономить деньги, живя дома…
— Конечно, нет, глупенький. Это для того, чтобы я могла проводить время с тобой, пока ты тренируешься.
 
— Ух ты. — На минуту он теряет дар речи. — А Джерри знает?
— Конечно! Он все понимает. Это он нашел мне работу в книжном магазине, чтобы я могла заработать денег и ездить с тобой на соревнования.
— А я думал, это для того, чтобы ты могла оплатить учебу в университете…
Лола медленно качает головой с легкой улыбкой на губах.
— Нет, оплату покроет организованный им трастовый фонд из маминой страховки.
— Круто! — Матео старается улыбнуться, но его горло сжимается. — Так… Значит, ты хочешь, чтобы мы остались вместе… — Он вдруг замолкает, не зная, как продолжить. — На… на долгое время?
— Да. И может, на очень долгое?
Он кивает, не в состоянии говорить в этот миг.
— На очень долгое, — в конце концов, ему удается прошептать. — Возможно, даже навсегда.
Она внезапно улыбается, ее глаза снова наполняются слезами.
— Не надо! — быстро рассмеявшись, говорит он. — Или я тоже сейчас расплачусь. Просто… — Он прерывисто вздыхает. — Ради Бога, просто иди ко мне.
Она торопливо забирается к нему на колени, он обхватывает ее руками и крепко обнимает — так они и сидят высоко на выступе, над залитой лунным светом водой.
Когда Лола отпирает входную дверь своего дома, Матео откидывает голову на ветви плюща, которым, словно спутанным ковром, за многие годы обросла кирпичная стена.
Он со вздохом прикрывает глаза.
— Не уходи…
Она входит внутрь, медлит, а потом тянется за ним.
— Оставайся на ночь у меня.
— Но ты не спросила у Джерри…
Она смеется над ним.
— Ты же знаешь, что он не будет против.
Их глаза встречаются, и он робко улыбается.
— Ладно. Только напомни мне поставить будильник.
Он на цыпочках поднимается за ней по лестнице, проскальзывает мимо тихонько посапывающего Джерри и пробирается в ее комнату. Опускаясь на ее кровать с четырьмя столбиками, скидывает куртку и ботинки. Лола исчезает в ванной, пока он с успехом расстегивает ремень, джинсы сползают на пол. В одних трусах и футболке он выключает свет и падает на простыни, оставляя место для Лолы возле окна.
Скрипит дверь, Лола в одной ночнушке шлепает босиком по полу, ее длинные волосы укрывают голые руки. Когда она подходит к своей стороне кровати, Матео поворачивает голову на подушке и сонно улыбается ей. Несмотря на тяжелые воспаленные веки, он не закрывает их и глядит на ее силуэт. Свет уличных фонарей падает на ее лицо, подсвечивая взъерошенные волосы. Она забирается в постель, но вместо того, чтобы залезть под одеяло, становится на колени рядом с ним, ее глаза переливаются в полумраке.
— Ты устал? — шепчет она.
У него перехватывает дыхание.
— Нет.
Он резко поворачивается к ней, стремительно переводит взгляд. Когда она пододвигается ближе, его дыхание учащается, воздух наполняет странный гул. Сидя на кровати, он тянется за ней и привлекает к себе. Опускается тишина, густая и ощутимая, как окружающая их бархатистая темнота. Он лишь слышит слабый звук ее дыхания, мягкий и шепчущий у его лица. Поднимает руку, и кончики пальцев касаются ее теплой щеки, ладонями скользит в ее волосы. Слегка наклонив голову, он закрывает глаза и подается вперед, пока их губы не встречаются.
Он вдыхает ее, впитывает запах жара, исходящего от ее кожи. Она вкуса клубничного бальзама для губ и зубной пасты. Ее губы и язык всегда такие мягкие. Он прерывисто вздыхает и заключает ее лицо в ладони, притягивая ближе и целуя сильнее. Ему хочется вжаться в нее, упасть в нее, ощутить, как ее руки окутывают его, словно море. Сердце колотится, кровь бежит по венам. Каждый нерв, синапс и нейрон охвачены огнем, как будто пропускают электрический разряд — потрескивающие и шипящие искры. Он тянется к подолу ее ночной рубашки, одним быстрым движением стягивает ее через голову и снимает с себя футболку, при этом стоя коленями на кровати, чтобы их тела прижимались друг к другу, чтобы он чувствовал своей грудью тепло ее груди, щекочущие плечи волосы, ее руки на его голой коже. Его мышцы под ее пальцами содрогаются.