Бабочка

Комната была похожа на номер мотеля: дешевое полосатое покрывало на огромной кровати, оранжевый плюшевый ковер, оранжевые выцветшие шторы на окнах, тумбочки и комод под красное дерево, жесткие белые полотенца в ванной комнате. На дверной ручке табличка: Не входить!
Это мог быть номер любого мотеля, каких много по дороге от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка. Через закрытое окно доносился шум траспорта.
Она вошла в комнату, включила свет, повесила табличку «Не входить!» с обратной стороны двери, швырнула чемодан на кровать, сбросила туфли. Ей казалось, что она проехала тысячи километров. Она пошла в ванную комнату. И когда набирала воду, ей показалось, что кто-то открывает дверь. Включив кран, она вышла из ванной комнаты. В это время дверь широко распахнулась. Она вскрикнула от неожиданности.
— Ты думала, я не найду тебя? — сказал он, захлопывая за собой дверь, и шагнул к ней. Она попятилась назад.
— Тебя надо проучить, — зарычал он. — Раздевайся немедленно!
Ее затрясло.
— К-как ты нашел меня?
— Я сказал раздевайся сейчас же!
— Может поговорим? — предложила она робко.
Он замахнулся. Она отступила и начала трясущимися руками расстегивать блузку.
В его взгляде появилось что-то злобно-жестокое.
— Медленно раздевайся, как в стриптизе, устрой мне шоу.
Она вся дрожала. Руки ее ходили ходуном. Она начала раздеваться, кофту и юбку бросила на пол, осталась в одних колготках.
— Все снимай. Я хочу видеть тебя нагой.
— Почему ты со мной так обращаешься? Что я сделала?
— Сама знаешь. Больше ты от меня не уйдешь. — Он достал из кармана четыре красных шарфа. Он выглядел зловеще. — Еще ни одной женщине не удалось обмануть меня дважды. Быстро снимай все остальное!
Глядя на шарфы глазами, полными ужаса, она медленно стянула колготки и трусы. Когда она хотела прикрыть свою наготу руками, он схватил ее и потянул к кровати. Швырнув на кровать, он привязал ее шарфами так, что она не могла пошевельнуться.
— Что ты собираешься сделать со мной? — спросила она, стараясь высвободиться.
— Приручить тебя, ты мой урок никогда не забудешь. — Он снял брюки и через минуту уже был в ней. Боль была нестерпимой. Она сжала руки в кулаки. Он дышал тяжело. Ей казалось, что это никогда не кончится. Она как будто проваливалась в бездну. Внутри у нее все горело. Не в силах терпеть, она застонала. Она была близка к обмороку.
Он поднялся, пошел в ванную. У него было мало времени, он наметил еще одну жертву на сегодня. Когда он вышел из ванной комнаты, она старалась изобразить какое-то подобие улыбки.
Он развязал шарфы и молча направился к двери.
— Подожди. — Она бросилась за ним. — У меня для тебя небольшой сувенир.
Это был маленький сверток. Он не развернул его, но был уверен, что сувенир очень дорогой. Она одна из самых щедрых в заведении «Бабочка».
Линда неслась по коридору, никого не замечая. Она налетела на доктора Хосе Мендоса.
— Стой, Линда! Куда так торопишься?
Она нагнулась поднять папки, которые уронила.
— Извини, Хосе. У меня встреча в Беверли-Хиллз. Я опаздываю.
— Линда, ты всегда торопишься. Я никогда не встречал челрвека, который так всегда торопится. Это вредно.
Линда засмеялась. Она еще не могла отдышаться. Проверила, все ли бумаги на месте, убрала назад волосы и улыбнулась Хосе.
— Я бы с тобой обязательно поговорила. С тобой говорить всегда очень интересно. Я видела, как студенты бегают за тобой после лекций.
— За нами всегда кто-нибудь гоняется. Может быть, вместе убежим от наших преследователей? Кстати, у тебя есть время сегодня вечером? Мы могли бы пойти куда-нибудь.
— Только не сегодня. — Она посмотрела на часы. — Я уже опаздываю.
— А что у тебя в Беверли-Хиллз?
Ее улыбка стала задумчивой. Что же действительно было в Беверли-Хиллз? Возможно, подумала она, душевное спокойствие.
— Я действительно должна бежать, — сказала она и быстро зашагала прочь.
— Линда! — крикнул Хосе. — Я слышал, что ты ушла с телевидения.
 
— Да, — сказала она, обернувшись. — Ты хочешь туда устроиться?
Он засмеялся.
— Ни за что.
И она убежала.
Линда ехала на своей машине на огромной скорости. Раз уж она решила вернуться в «Бабочку», то нельзя терять ни минуты. Она была полна решимости.
Страшная ночь с Барри Грином ее так расстроила, что она даже несколько раз обращалась к врачу.
— Вы очень торопитесь, — сказал психиатр. — Вы не были готовы к этому.
— Я думала, у меня с моим партнером в «Бабочке» ничего не получится. Это меня очень беспокоило.
— Вы сами не дали вашему партнеру возможности. Вы всегда сами его останавливаете. Вы непременно должны воспользоваться случаем, который вам предоставляется в «Бабочке».
— Я знаю, что сама себе мешаю. Как только он прикасается к лобку, я будто застываю. У меня пропадает всякое желание. Я также не могу допустить, чтобы он видел меня.
— Но это необходимо, Линда. Ты должна рассматривать своего партнера как сексопатолога.
Линда понимала, что врач прав. Поэтому она стала посещать заведение «Бабочка». Она возлагала большие надежды на своего партнера, которого попросила носить маску. Она решила, что не будет ему мешать.
Ее проводили в знакомую комнату с красивой дорогой мебелью. Кровать на небольшом возвышении, полог закрывал ее, шторы и покрывало персикового цвета, ковер в тон. Стол был накрыт: охлажденное вино, печеночный паштет, печенье, фрукты. Меньше всего Линду интересовала еда. Она пригладила волосы и тоже надела маску. В этот момент в комнату вошел он. В смокинге он выглядел элегантно. Маска тоже казалась к месту.
Они выпили немного шампанского, потанцевали и предались любви. Они лежали на кровати, его рука ласкала ее. Но как только его рука коснулась бедра, она попросила подождать.
— У меня… — начала она, — у меня проблема.
Он поцеловал ее и прошептал:
— Расслабься, пожалуйста.
Она была в жутком напряжении и никак не могла расслабиться. Он продолжал гладить ее, его рука скользила по бедру. Ни одному мужчине, за исключением двух ее мужей, она не позволяла дотрагиваться до этого места. Она закрыла глаза, ее сердце сильно билось. Она очень хотела остановить его, но решила довести все до конца.
Он делал все для того, чтобы она расслабилась. Ему это удавалось. Линда сильно возбудилась, она почувствовала сильное желание. И вдруг, когда он дотронулся до какого-то места на ее бедре, желание сразу же пропало.
— Так всегда заканчиваются мои романы. У меня в этом месте шрам и полная потеря чувствительности.
Он не отстранился, как это делали другие. Его глаза выражали нежность и сострадание.
— Расскажи, что случилось.
— Мне было два года, — начала она отрешенным голосом. — Мы с мамой были на кухне. Она гладила а я сидела в своем детском высоком стульчике около плиты. Мама сказала, что все произошло мгновенно: играла с кубиками и вдруг закричала. Наверное, я дотронулась до плиты и опрокинула на себя кастрюлю с кипящей водой. Я обварила себе ноги. Мама бросилась со мной в больницу. У меня был ожог третьей степени. В течение года я перенесла несколько операций по пересадке кожи.
— Из-за этого ты не разрешаешь прикасаться к шраму?
— Я боялась, что это оттолкнет тебя. Он был сильно удивлен. — Почему ты это вбила себе в голову?
— Так все мужчины реагируют на мой шрам.
— Но я даже внимания на это не обратил. Если бы ты сама об этом не сказала, я бы не заметил. Хирурги были, видимо, квалифицированные. У тебя там все в порядке. Единственная твоя проблема — проблема чувствительности.
Он снова ласкал ее. Линда вся напряглась. Он нагнулся и поцеловал ее.
— Смотри на меня, — сказал он. Его глаза были темные и любящие. Он крепко прижал ее к себе и был уже более настойчивым. Но напряжение Линды не ослабевало. Ласки его были необыкновенно приятными. Напряжение стало постепенно исчезать. Затем он дотронулся до какой-то точки. Линда затаила дыхание.