Вечное

— Итак, друзья, после того как я доставлю деньги, нужно, чтобы кто-то махнул в Орвието и забрал пистолеты. — Уно оглядел собравшихся, лицо скрывала тень, но отблески пламени свечей мерцали на стеклах его очков. — Кто бы это ни был, у него при себе будет оружие. Если его поймают, то непременно арестуют. А на поезде в Орвието ехать нельзя, потому что полиция будет за ними следить. Лучше всего отправиться на велосипеде. Расстояние приличное, поэтому нам нужен спортсмен, велосипедист. Кто поедет?
  
Собравшиеся начали переглядываться, но вскоре все лица повернулись к Альдо. Уно посмотрел на него последним, затем улыбнулся ему — по-новому, по-братски.
— Синьор Силенцио, ты приходишь на наши встречи в велосипедной форме, у тебя самый лучший велосипед. Ты молод и годишься для этого задания. Ты, случаем, не велосипедист-любитель?
— Да. — Сердце Альдо так грохотало у него в груди, что он едва слышал собственные слова. Он сам загнал себя в ужасную ловушку. После предыдущего спора необходимо было доказать свою преданность, да и аргументы Уно не давали Альдо покоя. Несомненно, их дело — правое.
— Синьор Силенцио, когда пробьет час, ты сможешь взять в руки оружие?
Во рту у Альдо пересохло, мысли неслись вскачь. Наверное, это и впрямь война, война за правое дело. Наверное, он должен вызваться, как остальные. Альдо присоединился к ячейке ради любви к своей стране. Нужно набраться храбрости и сражаться, как сражался его отец во время Великой войны. В конце концов, Альдо — сын Лацио. Сын Рима.
— Да, я поеду, — спустя миг ответил Альдо. — Ради Италии.
  
Глава двенадцатая
 
Элизабетта, июль 1937
В платье, забрызганном рвотой, Элизабетта шагала по площади Святой Марии, волоча на себе отца. У нее ныло сердце, когда она вспоминала отвращение на лице Гуалески: работы в газете ей теперь не видать. Она с отчаянием думала об упущенном шансе и стыдилась, что все в ресторане узнали правду о ее отце.
Она на него злилась, но в то же время испытывала вину за свой гнев. По площади прогуливались люди, наслаждаясь летним вечером. Увидев Элизабетту с отцом, они начинали переглядываться, говорить что-то друг другу, прикрывая рты ладонями. Она заметила кое-кого из своих одноклассников и спрятала лицо, надеясь, что на нее не обратят внимания. Слава богу, Марко и Сандро поблизости не оказалось. Ей было бы неприятно встретиться с ними в таком виде.
Элизабетта с отцом вышли с площади и оказались на улице, среди людей, которые входили и выходили из разных магазинов, сидели за столиками у ресторанов. Последние отворачивались, когда д’Орфео проходили мимо. Показался их дом, стоящий на углу, — выкрашенный в лимонно-желтый цвет, с увитым глицинией входом; рядом с кустом висел латунный светильник. Вид у дома был настолько живописный, что туристы часто фотографировались около него. Вот и сейчас группа приезжих позировала у парадной двери.
Элизабетта с отцом подошли, и туристы, повернувшиеся посмотреть, затараторили, указывая на них. Она не понимала, что они говорят, но все и так было ясно. Элизабетта потащила отца ко входу, покрутила дверную ручку, помогла ему войти в холл и прикрыла за собой створку.
Она довела отца до их квартиры, а потом медленно усадила на пол. Он привалился к проему и задремал. Переместить его без помощи матери Элизабетта не могла — отец был слишком тяжелый. Она отперла замок и вошла. На кухне оказалось пусто — видимо, мать уже улеглась спать. Рико, валявшийся на подоконнике, уселся, его хвост круглился вопросительным знаком.
— Мама, помоги мне уложить отца! — Элизабетта направилась в спальню, и тут на пороге возникла ее мать — в своем лучшем выходном платье и накрашенная.
— Ты почему так рано вернулась?
— Папа пришел в ресторан. — Элизабетта заметила на кровати чемодан. — Ты куда-то собираешься?
— Да. — Мать развернулась и взяла чемодан. — Я ухожу.
— Что? — переспросила сбитая с толку Элизабетта. — Куда?
— Не твоя забота. — Мать подобралась и отвела взгляд. — Мне пора. Я тут больше не могу.
— О чем ты? Куда ты идешь? — Элизабетта заметила у кровати материн патефон в полированном деревянном чемоданчике. Это была самая ценная вещь Серафины.
— Я ухожу.
— Уходишь? Из дома? Навсегда? — Элизабетта недоверчиво покачала головой. — Это невозможно!
— Я должна. Это мой последний шанс, и я его не упущу. — Мать взяла вещи и прошагала на кухню.
— О чем ты? — Ошеломленная Элизабетта поспешила следом. — Куда ты идешь?
— Я отдала твоему отцу лучшие годы. С меня хватит. Довольно. — Мать схватила сумочку и пошла дальше. — Если ты не дура, учись на моих ошибках. Удачно выйди замуж.
— Мама! — Элизабетта схватила ее за руку, но мать вырвалась, едва не уронив патефон.
— Пусти, Элизабетта!
— Ты не можешь взять и уйти!
— Могу. Я уже все решила. — Серафина с презрением бросила взгляд туда, где сидел Людовико.
— Он же твой муж…
— Я и так много для него сделала.
— А как же я? — На глаза Элизабетты навернулись горькие слезы. — Ты и меня бросаешь?
— Мне жаль, но так нужно. Ты уже сама о себе можешь позаботиться. Ты ведь выросла — сама мне это сказала.
— Что? Когда? — Элизабетта лихорадочно перебирала в голове недавние события. Что мать имела в виду? Это из-за бюстгальтера? Она уходит из-за бюстгальтера?!
— Прощай. — Мать повернулась и поспешила к выходу, но Элизабетта не отставала, она снова схватила ее за руку и заставила повернуться к себе.
— Разве ты не любишь меня, мама?
— Люблю.
— Но не так сильно, чтобы остаться?
Мать сурово посмотрела на нее, поджав губы.
Элизабетта расплакалась. Она отпустила мать, уронив руку. Серафина повернулась к ней спиной и ушла, не сказав больше ни слова.
  
Глава тринадцатая
 
Марко, июль 1937
Марко и Альдо работали за стойкой бара «Джиро-Спорт»; в зале, как всегда, было людно, в заведении толпились завсегдатаи: Сандро со своим отцом, Массимо, мелкие партийные чиновники и tifosi. Сегодня как раз заканчивался последний этап гонки «Тур де Франс» и по радио транслировали финальный этап. Все внимательно слушали затаив дыхание, и вот наконец диктор прокричал, что француз Роже Лапеби первым пересек финишную черту и выиграл гонку. Итальянец Марио Вичини пришел вторым. Марко и все остальные разразились ругательствами. «Dio, no!», «Non possibile!», «Mamma mia!» [52]
Посетители рухнули на стулья и уставились в бокалы.
— Беппе, как же это стряслось? — прокричал один из них отцу Марко. — Ведь победить должен был Бартали! Нас надули, верно?
— А то! — провозгласил Беппе, стоявший посреди зала. — Во-первых, победить должен был Бартали. В прошлом году он выиграл «Джиро». Все знают — эта гонка была за ним. Но после травмы, которую он получил на восьмом этапе, уже не оправился. Бартали боролся изо всех сил, но не смог удержать лидерство. Бартали конец, но не Италии, верно?!
— Нет, нет, это не конец!
— У нас новый герой — Марио Вичини!
— Его первая гонка — он даже не участвовал в «Джиро», правда, Беппе?
— Esatto! [53] — кивнул тот. — Только представьте: Марио Вичини из Эмилии-Романьи участвует в «Тур де Франс», не связанный ни с одной командой. Этап за этапом он подтверждает свою силу. Приходит вторым в генеральной классификации. — Беппе поднял бокал. — Пью за Вичини!
  
— За Вичини! — взревели все и выпили.
Беппе кивнул:
— Победить должен был Вичини, Лапеби мухлевал на высокогорье.
— Да, Лапеби мухлевал!
— Говорят, на подъемах его подталкивали болельщики.
— Я тоже это слышал, и судьи его за это наказали.
— Но Лапеби сказал, мол, не хотел, чтобы они это делали! Они толкали его по доброй воле.