Баллада о неудачниках (СИ)

Ну и рубаху мне не высушат. Еще пять минут назад я об этом даже не задумывался, но теперь был разочарован. Ведь можно было бы! Можно!
Лошадей мы оставили у старосты. Сначала я объяснил крестьянам боевую задачу — за пределы деревни не выходить и носа в лес не совать. А самым прытким, кому дома никак не сидится, пообещал лично выдернуть ноги. Кажется, мне поверили.
Я оттащил ведьму в сторону.
— Слушай меня. Если что — сразу ори. Ясно?
— Мне нужно убедиться, что это оборотень, а не случайный придурок, — по физиономии де Бов было очевидно, что звать на помощь она не собирается. — Без советов разберусь.
— Я и не советую. Я приказываю. Не лезь на рожон. Если какой-то урод тебе под юбку сунется — ори.
— Значит, богопротивное колдовство тебя не волнует? Только моя девичья честь?
— Я не отец-исповедник, чтобы твои грехи считать. Мы дело делаем, а не в игрушки играемся.
— Вот именно. Куда вдруг делось твое беспокойство о несчастных крестьянках?
— Тебя я знаю. А крестьянок — нет.
Это была правда. Какой бы занозой ведьма ни была, но мы сидели с ней за одним столом. Я был у нее в доме. Мы вместе ходили на дракона. Никак я не мог позволить, чтобы ей юбку на голову завернули. А крестьянкам, получается, мог. Причем запросто.
Де Бов щурилась на меня снизу вверх, скривив широкий рот.
Да. Вот такой вот я двуличный и несправедливый.
Ну и нахрен.
Ведьма улыбнулась и ткнула меня кулаком в плечо.
— Принято. Если что — буду орать. Спасай же меня, о мой рыцарь.
Женщины. Они не могут без шпилек. Ладно, у этой хотя бы есть мозги. Все-таки она со мной согласилась.
  
Глава 7, в которой Марк вступает в битву
 
Де Бов, вооружившись грязной вонючей мешковиной, гордо заковыляла к лесу. По уверениям милдтонцев, эта тряпка служила для перевязывания вязанки хвороста. Как по мне, так овечьи хвосты они этой дрянью вытирали. Но тут уж ничего не поделаешь. Хочешь быть похожим на сакса — придется немного повонять. Я дождался, когда де Бов скрылась между деревьями, и двинулся в том же направлении. Найти ведьму было несложно. Шумела она так, что и с закрытыми глазами не ошибешься. Пела, с треском ломала сухостой и громко ругалась. Вот уж не ожидал, что леди знают такие слова. Думал, они молитвы запоминают и любовные баллады.
Я отошел за кусты и прислонился к дереву. Хотелось сесть, но я не решался. Солнце пригревало, и вторая бессонная ночь подряд давала себя знать — глаза у меня слипались. Я мотал головой, как хворая лошадь, щипал себя за бедро и слушал ведьмины песни. Всего их оказалось три: грустная — о девице, ждущей возлюбленного с войны, веселая — о девице, не теряющей времени, пока возлюбленный на войне, и жизненная — о возлюбленном на войне и на бабах. Де Бов повторяла их одну за одной, даже не пытаясь менять последовательность. Уже на пятом повторе я был готов тоскующую девицу удавить лично. Впрочем, как и жизнерадостную, и блудливого рыцаря. Когда он вообще воевать успевал?
А вот ругалась де Бов занятно. «Нужен ты мне, как в козьей жопе роза» я даже несколько раз повторил, чтобы запомнить получше. Всегда завидовал людям, которые могут завернуть что-то эдакое. У меня не получается. Нет у меня поэтического мышления.
Де Бов забиралась все глубже в лес, а я шел за ней, пытаясь расслышать хоть что-нибудь, кроме проклятых песен. И уже почти разочаровался в нашей затее, когда очередная баллада на полуслове оборвалась. Послышались голоса: высокий, — это де Бов, и низкий, глуховатый. Мужчина. Кажется, немолодой. Я застыл, стискивая рукоять кинжала.
Разведчик из меня, как из полковой шлюхи монашка. Чертов лес полон листьев, которые шелестят, веток, которые шуршат, и сучков, которые хрустят под ногами. Поэтому я тихий, только когда не двигаюсь. Совсем. Вообще. И теперь мне нужно было выбирать: спугнуть ублюдка до того, как он проявит свою богомерзкую сущность, или ждать — и рисковать, что он свернет ведьме шею. Вероятно. Хотя бы попытается. Все же между явлением сущности и сворачиванием шеи время, конечно, должно было быть. Минуты две-три — самое малое. Быстрее девства никак не лишить, будь ты хоть трижды волшебный оборотень.
 
И я за эти две минуты могу не добежать. Надо подойти ближе.
Черт с ним, ничего этот оборотень не услышит! Перед ним молодая женщина в голубом блио и с сиськами. Да не слушает он сейчас ничего, кроме того, что между ног висит!
Тихо-тихо, медленно-медленно я переставил одну ногу. Потом вторую. Опять. И опять.
Среди ветвей мелькнуло голубое — платье де Бов. Я перебросил кинжал в левую руку и вытер вспотевшую ладонь.
— …мощи святого Амвросия. Идем, дочь моя, я тебе покажу.
Какого дьявола?! Она не пойдет! Де Бов, твою мать!
Если бы передо мной были не чахлые кустики, а нормальное дерево, я бы побился об него головой. Эта идиотка согласилась! Прощебетала что-то умильное и заковыляла прочь, голубое платье просвечивало сквозь заросли. Хотя бы за оборотнем, а не перед ним. Может, отпрыгнет, если сукин сын вырубить ее попытается. Хотя кто там отпрыгнет. Хромая де Бов? А свиньи летают.
Ну куда ж ты, чтоб тебе пусто было, прешься, дурында?!
Я нырнул в высокую траву и на карачках переполз поляну. Разбойники немытые могут — и я смогу.
Дальше пошло легче. Я скакал от дерева к дереву, как легконогая, мать ее, лань. Не приближаясь к ведьме и не удаляясь. Держал дистанцию. И даже не успел толком запыхаться, когда де Бов завопила: «Марк!», — и я ломанулся через кусты, не разбирая дороги. По поляне катался рычащий и визжащий клубок. Я примерился, ухватил за голубое, выдернул из клубка де Бов, оскаленную и расхристанную, и отбросил в сторону.
Говорил же!
Оборотень зыркнул на меня мутными, налитыми кровью глазами, заурчал и прыгнул. Сукин сын был чертовски быстрым. Увернуться я не успел. Он врезался в меня, как пущенный из требушета камень. Оборотень рычал и лязгал зубами, хрипел и давил так, будто уже меня собирался девства лишить. Кинжал вылетел из рук, я вцепился в проклятую тварь и держал ее, не давая вгрызться мне в лицо. Изо рта у оборотня несло падалью.
— Отбрось его! Я не могу попасть! Отбрось!
Я уперся ногами в твердый живот, напрягся и брыкнул, как кобылица необъезженная. Оборотень взлетел в воздух, кувыркнулся и тяжело шлепнулся в траву, лицо у него вытянулось, из-под вздернувшихся губ встопорщились желтые неровные клыки.
— Арргха! — рванул он когтями дерн. — Рррры!
Да кто бы спорил.
Надо мной что-то пронеслось, пыхнув в лицо горячим воздухом, оборотень взвизгнул, метнулся в сторону и полыхнул зеленым огнем — вместе с приличным куском поляны. Я как был, на заднице, резво пополз назад, не сводя взгляда с пламени, в котором метался и визжал получеловек-полуволк.
— Какого хрена ты его сразу не подожгла?!
— Узел на браслете затянулся. Быстро снять не получилось.
Вот так я и думал. Этого я и ждал. Ладно. Хоть позвала — и то неплохо.
— Ты лес не спалишь?
— Нормально. Дальше не пойдет.
Оборотень свалился, загребая лапами землю, вой перешел в хрип.
Я ткнулся спиной в ноги де Бов.
— Тебе помочь встать?
— Нет, спасибо. Я посижу.
Меня потряхивало. Де Бов неловко опустилась рядом, вытянув левую ногу.
— Ты зачем полполяны подожгла?
— Боялась промазать, била по площадям.
— Он от тебя в пяти шагах был.
Ведьма смущенно хмыкнула, дернула жесткий колосок, но не сорвала, а только обтрепала.
— У меня с рукой тоже не особо. Замаха совсем нет. Перестраховываюсь.
— С левой?
— Ну да.
— С коня упала, что ли? — почему-то ничего другого в голову не пришло.
— Вроде того.
— Хорошо, что не с правой. Когда рабочая отказывает, вообще п… лохо.
— Я просто счастлива, — де Бов дернула колосок так, что выдрала весь кустик, с белых корней посыпалась земля. Не очень у меня получается сочувствие выражать. Особенно дамам.