Последняя Империя

Через полгода после знаменательного совещания в Кремле, в ночь на двенадцатое октября в штабе базового лагеря бригады Александра Камкова горел свет. За самодельным столом сидели трое: сам майор Камков, подполковник медицинской службы Зимин и священник ближайшей к ним казачьей станицы отец Андрей. Сидели уже давно, провожали закончившего инспекцию Зимина, а задушевности разговора способствовал кувшин доброго самодельного вина, привезенного священником вместе с продуктами для бригады — подарком казачьей станицы.
— … А Господь ведь что говорит: "Не суди да не судим будешь, ибо в глазе ближнего своего ты видишь соринку, а в своем не замечаешь и бревна"… Нельзя пенять другому за грехи его. За них он будет отвечать перед Господом. Самому надо жить по совести.
— Удивляюсь я вам, батюшка. Сколько раз вас похищали — три? Почти два года в яме, и после этого вы еще защищаете этих гадов, — качая головой, сказал Камков.
Отец Андрей, рослый мужчина лет сорока пяти с редеющей бородой и умными спокойными глазами человека, нашедшего свое место в жизни, отрицательно качнул головой:
— Я их не защищаю, просто начинать надо с себя. Ленивые мы стали, пьянствуем страшно, жутко, по делу и без дела, гибнем тысячами по пьянке. А тут еще эта новая напасть — наркомания, — священник по-смешному непривычно делал ударение на последнем слоге. — Мы погрязли в грехе. И это особенно видно иноверцам.
— Ну хорошо, — вступил в спор медик. — Ислам действительно запрещает все это, но что они творят под зеленым флагом, это же страшно! Они же атакуют по всем фронтам, во всех странах, в Африке, в Европе, везде. Вы и это оправдываете?
— Да я не оправдываю их, я хочу их понять. У них же религия молодая. Они на семьсот лет моложе нас! Откиньте от двух тысяч семьсот лет, что получится?
— Тысяча трехсотый год.
— Вот именно, — засмеялся отец Андрей. — Что у нас в это время было?
— Крестовые походы, — припомнил майор.
— Инквизиция, аутодафе, — продолжил медик. — Монголы.
— Ну вот, и у них сейчас такое же время. Все старые религии уже нашли свою главную суть — любовь к ближнему, а они еще думают, что силой можно победить. Победить же можно только идеей, любовью, и Мухамед это знал точно так же, как и Иисус…
Диспут прервал длинный резкий телефонный звонок.
— Да, второй на проводе, — сказал майор, поднимая трубку.
— Это пятый. Слушай, Камков, медик еще у тебя?
— Подполковник? Вот он рядом сидит.
— Дай-ка ему трубку.
— Вас, — Камков протянул трубку Зимину. — С заставы.
— Да, подполковник Зимин слушает.
— Товарищ подполковник, докладывает капитан медицинской службы Попович. Товарищ подполковник, у нас ЧП, заболели пять солдат.
— Чем? — спросил Зимин, уже заранее зная ответ и чувствуя, как холодеет в этом предчувствии душа.
— Все признаки болезни Икс. Температура, отек легких, обширное поражение печени и почек.
— Они прививались?
— Да.
— Точно?! Проверь по журналу регистрации.
— Да что проверять?! Я сам им прививки делал.
— Они изолированы?
— Да.
Чуть помолчав, Зимин сказал:
— Хорошо, я сейчас подъеду.
Положив трубку, подполковник какое-то время сидел неподвижно, затем обернулся к командиру бригады:
— Майор, я сейчас поеду на заставу, разверни караулы вокруг нее километрах в двух и никого туда не впускай и не выпускай.
Вся территория Чечни была окружена полностью оборудованной границей, с контрольно-следовой полосой, с заборами из колючей проволоки, минными полями и хитроумной сигнализацией. А сзади пограничников прикрывали укрепрайоны мобильных войск вроде бригад Силантьева или Камкова. Каждая такая бригада состояла из батальона, усиленного танковой ротой, батареей реактивных минометов и приданной авиацией.
Трясясь в неудобном «уазике», Зимин думал о судьбе, о непреложности рока.
"От нее не уйдешь, хочешь ты этого или нет. Как петля, накинули на шею, ты бежишь, жизни радуешься, свободе, а веревка никуда не делась, только ждет, когда ты забудешь про нее. И вот тогда — все! Рывок, и ты на спине и дышать нечем…"
 
Подполковник имел полное право рассуждать подобным образом.
Восемнадцать лет назад молодым выпускником мединститута он участвовал в разработке этого самого штамма Икс. В той группе Зимин был самым молодым, так, на подхвате. Сначала он и не сознавал толком, какую дурную силу хранили пробирки и реторты. Понимание пришло, когда по своей халатности заразился и скоропостижно умер его друг Пашка Кулибин. После этого Зимин напросился на перевод в войска обычным врачом. Грешить на жизнь он не мог, она удалась. И карьера, и семья, уважение коллег. Да и сегодня стоило ему уехать из части на полчаса раньше, и все пошло бы по-иному.
Отпустив «уазик» за километр от заставы, Зимин дальше пошел пешком. Его уже ждали. Молодой капитан — начальник заставы и врач в белом халате стояли на крыльце казармы. В руках у обоих дымились сигареты, но, кажется, они забыли про них. За последний месяц оба повидали не меньше сотни пришедших из-за кордона и умерших у них на глазах людей. Это была страшная, нечеловечески жуткая смерть, и теперь она грозила им всем.
— Ну что? — спросил Зимин, даже не здороваясь.
— Уже шесть, — сказал медик.
С недоумением глянув на потухшую сигарету, он выбросил ее и, повязав на лице марлевую повязку, пошел впереди подполковника.
Карантин был оборудован в небольшом здании бани. Пройдя пахнущий прелыми досками предбанник, оба медика зашли в бывшую парную. Здесь уже пахло только смертью. Шесть абсолютно голых парней лежали на старых матрасах без простыней. Один из них был еще в сознании. Покрытый потом, с блуждающими зрачками, он приподнялся в сторону докторов, потом застонал и откинулся назад.
— Что чувствуешь, Пахомов? — спросил лейтенант.
— Боль… во всем теле… жар, жарко…
Подполковник не слушал его, ему было достаточно взгляда, чтобы понять весь ужас ситуации. По телам всех остальных пятерых солдат уже пошли синие, похожие на трупные пятна, фирменный знак штамма Икс. Зимин сразу припомнил характеристику данную в свое время этой болезни его начальником, генералом от пробирок и мензурок:
— Если Господь захочет уничтожить человечество, то он воспользуется именно этой штукой.
"Время инкубации от шести до двенадцати часов, потом невыносимый жар, так что больные сдирают с себя одежду, затем развиваются пятна, и еще через шесть часов отек легких, мозг превращается в студень, отказывают почки, печень, и все — смерть. Если штамм действительно мутировал и его не берет вакцина, то это ужасно. Погибнут все, солдаты на заставе, я, затем зараза пойдет дальше и дальше."
Сделав знак рукой, он вышел из бани, сорвал маску и закурил.
Через пять минут он понял, что стоит все в той же позе, с поднятой рукой и сгоревшей до самого фильтра сигаретой. Подошел начальник заставы, вопросительно глянул на медиков. Зимин неожиданно подумал, что для своего звания капитан выглядит слишком молодо, но не удивился этому. На Кавказе звания получали гораздо быстрее, чем в метрополии.
— Капитан, сколько человек находятся за пределами роты?
— Согласно наряда, тридцать человек в дозорах.
— Передайте всем, пусть возвращаются. Были попытки прорыва с той стороны?
— В эти сутки не было.
— А последний контакт?
— Вчера, примерно в половине двенадцатого. Он уже доходил, морда синяя, голый, так и пер шатаясь по шоссе.
— Кто с ним контактировал?
Капитан кивнул в сторону бани.
— Эти четверо. А у остальных двоих койки стоят рядом.
— Понятно. Остальные солдаты спят?
— Нет. Лежат, переговариваются.
— Сейчас сделаем вот что…
Их разговор прервал хлесткий выстрел где-то совсем рядом. Из казармы выскочил с автоматом в руках дневальный, вместе с ним офицеры завернули за казарму, и в свете ручного фонарика увидели торчащие из кустов ноги, смятую белизну больничного халата.