Наследница для Чудовища (СИ)

Я вижу, как Замут подходит к своему кроссоверу и достает из багажника специальные бинты. Туго обматывает ими руки.
— Бить станет?
— Ага. В морду. Каждого. Кто упадет, того сразу в ближний автобус и прямиком к бандитам попроще. Понимаешь ли, Надя, у моего мужа серьезная группировка. В нее могут попасть только лучшие.
— Кто они?
— Профессиональные спортсмены и уволенные силовики. Но даже такие мощные ребята порой валятся от удара Замута. Мне иногда кажется, что он вообще не человек…
Вздыхаю и наблюдаю, как Чудовище марширует к первому испытуемому. Приказывает поднять лицо выше и с размаха бьет его. Паренек крепкий визуально теряет сознание и падает на траву.
— Жесть… Вероника! Это варварство. Зачем поощрять беззаконье?
— Поверь, настоящие мрази собраны далеко не здесь. Их имен мы никогда не узнаем в отличие от моего мужа. Он в курсе. Да, Артём жесток, но поступает, по совести. — Вероника тянется к брендовой сумочке и копошится. — Потом отжиматься на кулаках будут, и с этой половины еще половина отсеется. Ну и в конце самых стойких ждет разговор с Громовым. И кто не обосрется, того возьмут. — Вероника невозмутимо достает грелку из сумки. — В прямом смысле этого слова!
Последнюю фразу деловито заявляет, мол, какой у нее муж крутой. А я вздрагиваю от очередного упавшего тела. Матери всевышние. Впервые в жизни я вижу Замута таким. Точно озверел и после его кулака без сотрясения не обойдется. По спине ползет неприятный холодок.
— Выпьем?
— Чего?
— Ну, коньячок. Коньячок под язычок. Пока мужики не видят.
Вероника подобно мелкому вору, оглядывается по сторонам. Просит меня сесть так, чтобы ее делишки было не заметно со стороны. Ловко она выливает из кружек чай и зубами выдергивает пробку из грелки.
— А муж думает, что я иногда мерзну, вот ношу с собой грелку. Быть супругой лидера группировки намного сложнее, чем быть самим лидером!
В компанию к алкоголю Вероника достает горсть шоколадных конфет и кидает их на плед. Я не пью, категорически, но снова поднимаю глаза на Замута. Слышу, как он рычит, приказывая оттащить избитых ребят в автобус.
Замут, не подозревающий о нашей хитрости, возвращается к машине и снимает окровавленные бинты. До скрипа зубного напрягаюсь, когда он заставляет оставшихся отжиматься. Ругается на них, пугает. Говорит слабаки, щеглы и стертые в мясо казанки это норма. Страсти кошмарные. Вот как после такого садиться с ним в машину?
— Мне чуть-чуть.
— Конечно, я тоже не собираюсь напиваться. Громов потом ворчать будет еще неделю.
Говорит Вероника и почти до краев наполняет наши кружки. Она разворачивает конфетку, и я делаю то же самое, наблюдая, как женщина залпом опустошает содержимое.
— Ты не нюхай, а пей.
— Фух… обжигает.
— Закусывай скорее.
Я чувствую сначала горечь, а после приятное тепло по всему телу и некий восторг. Расслабление. Вероника разливает по второй, ведь промежуток небольшой. И через минут двадцать я начинаю понимать Громова. Хочешь жить умей вертеться. А Вероника Сергеевна будто читает мои мысли своим хмельным взглядом:
— Жизнь наших мужчин всегда находится под опасностью, так как сегодня им выражают глубокое почтение, а завтра могут предать. Самые близкие. Ради чего? Власти и денег. Самые близкие, Надя. Крысы!
Она говорит так, словно догадывается. Заставляет меня краснеть и сгорать не только от палящего солнца. Я стараюсь улыбаться непринужденно, а в глазах двоится.
— Стой, ты куда?
— Сейчас вернусь.
С меня достаточно. Покачиваюсь и поднимаюсь на ноги с чистым намереньем поговорить с Громовым, как взрослые люди. Балансируя руками чтобы не упасть, плетусь по траве, перешагиваю муравейник.
Я вижу Громова, и он стоит ко мне спиной, прячет кулаки в карманы спортивных штанов. Он со стороны изучает новых отморозков. Больше ничего не вижу, медленно моргаю. Я чувствую, как чья-то ладонь останавливает меня на полпути и рывком тянет обратно. Щурюсь и сквозь дымку различаю черты Замута.
— С тобой чё?
— Все нормально.
Он принюхивается и хмурит брови. Мне отчего-то смешно видеть Замута таким, а ему не смешно. Упираюсь в его грудь и после коньяка плевать на всех. Набираю воздухом легкие:
— Я на Севере была, золото копа-а-ала! Если б не моя пиз…
— Замолчи.
Затыкает мой рот и волоком тащит к машине. Меня окончательно развело на жаре и, кажется, что умом тоже овладели черти. Чудовище, матерясь, распахивает заднюю дверцу авто и проталкивает меня внутрь.
— А нажралась-то! Ёп твою мать… — раздраженно хлопает дверью и летит к виновнице торжества. — Вероника Сергеевна, ну-ка, иди сюда!..
Моя новая знакомая стойкая, не то, что я и с гордостью принимает на себя двусторонние недовольства от Замута и Громова. И ей ни капельки не стыдно. Даже когда Громов утаскивает ее в свой автомобиль.
Потом мужчины о чем-то говорят. За это время я успеваю снять кофту и развалиться на сиденье, закинув ноги на переднее кресло.
— Поехали.
— В рай?
— Домой, блять. Позорница!
— Стыдишься меня?
Он ничего не отвечает, проворачивает ключ в замке и оглушает меня ревом мотора. Несется по кочкам обратно к лесу.
В какой-то степени я понимаю Чудовище. Тем ребятам, которых в группировке обычно называют пацанами, запрещено употреблять алкоголь и наркотики. Они должны сохранять форму, чтобы в любой момент выполнить приказ от человека выше рангом. Чтобы совершить приказ от грабежа до массового побоища. Ходячая рабсила.
А тут мы. С Вероникой Сергеевной. Подшофе. Слабый пол и наглядный пример того, как нельзя себя вести с криминальными мужчинами.
Надо бы извиниться.
— Ну куда ты лезешь? Угомонись.
— Я должна сесть рядом.
На ходу корячусь вперед к Замуту и пачкаю кроссовками дорогущие кожаные чехлы. Наемник притормаживает посередине трассы. Сопит. Хватает меня за руку и помогает уместиться без травм. Плюхаюсь на задницу и смотрю на Чудовище.
Он кажется мне не таким суровым, даже когда ругается. Он красив. Красив везде и на трезвую голову, но сейчас особенно. Волевой, мощный, с огнем вместо характера. А как он сжимает руль? Большими руками. С золотистой смуглой кожей. И этот его строгий черный взгляд из-под таких же бровей. Пшшш!
Брат же хотел выдать меня за семидесятилетнего деда. Передергиваюсь от представления, что на месте Замута мог оказаться тот самый старик, не украв меня наемник.
Но нет. Уверенно гонит по трассе бог, с душой дьявола.
Я закусываю губу и укладываю свою ладонь на его колено. Медленно веду глубже.
— Продолжай.
Откидывая спинку, Замут расставляет ноги шире. Не сводит глаз с дороги.
Кончиками пальцев заигрываю и ощущаю себя авантюристкой высшего пилотажа. Наемник свободной рукой дотрагивается сверху моей и подтягивает ладошку к своему паху.
— Сожми. Да, вот так.
— Тебе хорошо?
— Нормально.
Расслабленно отвечает. Я чувствую, как его плоть с каждым движением увеличивается, становится тверже. Будто камень. Оцениваю размер и невольно напрягаю бедра, вспоминая, как Чудовище брал меня. Ласкал.
Нельзя испытывать подобного, ведь мне прекрасно известно — будущего у нас нет. И лучше не мечтать. Отгоняю мысли прочь и внутренне успокаиваю себя. Ничего личного, я просто хочу жить.
Наглаживаю, легонько сдавливаю член и замечаю за нами внедорожник Громова. Вероника Сергеевна, наверное, сейчас тоже наглаживает. А, может, пооткровенней. Потому что знает, с такими мужчинами воевать бесполезно, все равно проиграешь. Но если схитрить и проявить нежность, есть шанс укротить зверя.
Следом за машиной Громова колонной двигаются автобусы с новобранцами и наемниками.
— Не раньше не позже.
Цыкает Замут, перестраивается к обочине и притормаживает.
Господи. Я трезвею за две секунды и растерянно пялюсь на Чудовище. Будто сама нарушала закон, трясусь. Дергаюсь, убираю руки.
Я вижу отцепленную дорогу, три большие служебные машины. Белые с синими полосками и мигалками. А рядом мужчин в балаклавах и бронежелетах. Они заняли позиции и подняли автоматы. Настоящие. Калаши!