Лягушка в молоке (СИ)
Я понимала, что аргументация неубедительна, но не могла же ему сказать, что первая массированная бомбёжка Лондона будет двадцать четвёртого августа, а потом атаки с воздуха будут усиливаться, и с третьего сентября пятьдесят семь ночей в городе будет твориться ад. Пока ещё налёты будут слабыми, эпизодическими, где-то с восемнадцатого августа будут прилетать с бомбами десяток-другой самолётов, но потом до декабря в городе станет совсем страшно.
Так что я не убедила Тома, но деньги были мои, ему пришлось смириться. Мы шли по улицам Лондона, окна в домах были заклеены крест-накрест, во многих зданиях виднелись в проёмах мешки с песком, было необычно много женщин в военной форме. При этом лондонцы делали вид, что ничего особенного не происходит, они степенно прогуливались по улицам и спешили по своим делам.
Приют встретил нас наглухо закрытыми воротами и отсутствием признаков жизни. Пришлось лезть через забор, повезло ещё, что мы не тащили с собой громоздкие сундуки. Одно из окон на первом этаже было неплотно прикрыто, мы пробрались внутрь — там была пустота и тонкий слой пыли. Похоже, что все уехали несколько недель назад. Из истории я помнила, что детей из Лондона вывозили подальше от бомбёжек в сельскую местность, похоже, эвакуировали и этот приют. Странно, неужели про нас забыли? Мы обошли все три этажа. Результаты были неутешительными. Вывезли всё, вплоть до кроватей. Удивительно, но комнату Реддла не тронули.
— Не зря я корячился, руны отвлечения рисовал, — Том показал рукой на потолок над дверью.
Там действительно были выцарапаны три руны. Я радостно захлопала в ладоши.
— Ты гений, Том!
Действительно, постель была аккуратно заправлена, даже две подушки были на месте. Мы спустились вниз и проинспектировали кухню. Плита стояла на прежнем месте, но ни одной кастрюли или тарелки не наблюдалось. Неожиданно мне пришла в голову хорошая идея, я немедленно поделилась ей с Томом:
— Давай сторожку проверим, вдруг сторож на месте?
Мы бегом рванули на задний двор. Сторож был на месте условно, если можно так выразиться. На полу валялось штук пять пустых бутылок от джина, которые я немедленно приватизировала. Сторож нашёлся на кровати, он громко храпел и распространял вокруг себя нестерпимое амбре. Кое-как растолкав его, мы выяснили, что про нас не забыли и даже оставили билеты и записку, куда нам ехать. К сожалению, билеты сторож пропил, а записку потерял. Так что остались мы вдвоём в огромном пустом здании без еды и средств к существованию. Сторож щедро предложил нам располагаться и ждать дальнейших указаний, после чего снова отрубился. Я забрала у него лишнюю кастрюлю, чайник и чашку с трещиной. Мы вернулись в комнату Тома. Он лёг на кровать и уставился в потолок, а я принялась развешивать вещи в шкафу.
— Хел, как мы протянем два месяца? Мы же загнёмся с голода, Хел. Я не хочу умирать!
У него тряслись губы и яростно сверкали глаза.
— Я убью этого сторожа! Дождусь, пока он крепко заснёт, и задушу подушкой! Ненавижу! Ненавижу!
Том горько зарыдал, я бросила одежду и обняла его.
— Успокойся, Том. Мы не пропадём, не волнуйся. Я с тобой, всё будет хорошо.
— Хел, что мы будем есть? На одной воде мы долго не протянем…
Я решительно перебила его:
— У меня приготовлены сухари, месяца на три. Ещё я взяла витаминного зелья, так что болезни нам тоже не грозят. Декан Слагхорн помог мне собрать аптечку. Теперь у нас есть чайник, будем пить кипяток и есть сухари. Прорвёмся, Том!
Том отстранился и ошарашенно посмотрел на меня.
— Хел, серьёзно? Ты сушила сухари в школе? И зелья готовила? Почему же я об этом не подумал?
Я засмеялась, легко и беззаботно:
— Масштаб не тот. Ты думаешь о завоевании мира, а я о хлебе насущном, чтобы ты не загнулся в процессе, понял?
Том решительно вытер слёзы и протянул мне руку.
— Вместе навсегда. Согласна?
Я ответила твёрдым рукопожатием.
— До самого конца, Том.
Он обнял меня крепко-крепко и зарылся в мои волосы.
— Что бы я без тебя делал, Хел?
Я спокойно ответила:
— Ты слишком силён, чтобы умереть. Ты бы справился, Том. Тебе пришлось бы нелегко, но ты бы справился.
Так мы стали жить в пустом здании приюта на Байсвотер-роуд, в самом сердце Лондона. Том резко повзрослел, он выстругал себе рогатку, я дала ему бельевую резинку для этого важного приспособления. Приходил проспавшийся дворник, прятал глаза и извинялся, пытался забрать свой чайник, но мы ему его не отдали. Тогда сторож предложил пользоваться печкой в его сторожке совместно, я вела переговоры и выторговала себе небольшую кастрюлю. Холодная вода текла в кране, так что мы с Томом даже умудрялись поддерживать гигиену. В обмен на стирку сторож поделился с нами запасом дрянного чая. Сахара я натащила из Хогвартса, так что мы неплохо устроились. Совместно со сторожем мы полностью закрыли окна в кухне мешками, потому что ночью действовало затемнение, в городе было темно, как в лесу в безлунную ночь. Сторож был неплохим дядькой, просто слабым и вечно пьяным. В редкие минуты просветления он тихо читал газеты на кухне и рассуждал о политике.
Мы практически жили на кухне, потому что там было тепло и чай под рукой. Одну тарелку и ложку нам удалось выменять на мою старую юбку, это нам подфартило. Том периодически сбивал голубей, я чистила их от перьев и обливала обеззараживающим зельем — так мы спасались от орнитоза и прочих гадостей, которые могли переносить птицы. Очищенные тушки мы варили в кастрюле и ели бульон с мясом и сухарями. Приправ у нас не было, но соль имелась — тоже из моих запасов, я купила соль на Косой аллее, потратив немного общих денег. К сожалению, голуби перепадали нам нечасто, за птиц гоняли, пару раз нам приходилось удирать на предельной скорости, так что мы особо не увлекались браконьерством. Дни мы проводили однообразно: завтракали чаем и сухарями, уходили в парк повторять пройденный материал или собирать опавшие ветки с деревьев, в обед мы перекусывали в парке сухарями и водой из бутылок, а вечером долго пили чай с теми же сухарями или с бульоном, что было сродни празднику.