Про дракона и любовь (СИ)

“Не говори ничего”, — раздалось в голове у Брока. — “Думай, и я услышу”.
Каждое прикосновение выжигало на коже несмываемые клейма, плавило что-то в груди Брока, расцвечивая мир вокруг всеми оттенками серебра. Он льнул к своему дракону, не сдерживая эмоций, желания принадлежать полностью, до самого донышка.
Утянув Баки к шкуре, раскинутой перед каминам, Брок навалился сверху, притираясь кожа к коже, повёл губами по длинной шее, ловя возбуждённую дрожь, длинно лизнул кадык, коснулся губами ключиц, обвёл языком трепетно розовые соски, обхватив губами острую вершинку сначала правого, лаская ее языком.
  
Никому невозможно было объяснить, что значит полное единение дракона и его человека. Это был восторг, эйфория, затмевающая все вокруг. И Баки плавился под прикосновениями Брока, чутко выгибался навстречу каждому.
Руки путешествовали по телу, то нежно поглаживая, то с силой проводя по коже, а длинный юркий язык облизывал губы, шею, ключицы. Баки дотягивался губами и целовал, целовал, не в силах оторваться от Брока. С горечью понимая, что если бы не Стив, он бы второй раз лишился Брока.
Но Баки отогнал мысли о Стиве, об этом он подумает потом, сейчас же хотелось полность отдаться Броку, расплыться лужицей, принимая его ласки, и ласкать самому. Долго, чувственно, чтобы захлебнулся криком наслаждения.
Все чувства, эмоции, будто закольцованные, отражённые, усиленные во сто крат, били прямо в цель, выжигая и в то же время восстанавливая из сияющего праха, окружая таким плотным коконом, что должно было не хватать воздуха вдохнуть полной грудью, но Брок и не хотел по-другому. Он наконец безраздельно принадлежал своему дракону и сам чувствовал его полную принадлежность себе, сходя с ума от чувства единения. Он не помнил всего этого из прошлых воплощений, хотя умом понимал, что было точно так же ярко, правильно.
— Баки, — хрипло, почти отчаянно позвал он. — Я не знаю, как, не умею.
Тела переполняло желание, по силе сравнимое с прибойной волной в шторм, оно хлестало и хлестало, и сопротивляться ему не было никаких сил.
“Я научу, покажу тебе”, — прозвучало в голове Брока ласковым рокотом, когда Баки ласкал губами его губы.
Ловко перевернув их, Баки устроился сверху, прогнулся, нежно вылизывая, чуть щекоча языком соски, а живой ладонью поглаживая оба их члена.
Громко гортанно застонав, Брок прогнулся, насколько вообще позволяла эта поза, подставляясь прикосновениям горячих жадных губ, вцепился пальцами в густой мех шкуры.
— Боги, Бак.
Брок был весь словно оголенный нерв. Каждое прикосновение молнией било прямо в сердце, растирая его в пыль.
Баки спускался все ниже и ниже, покрывая поцелуями Брока, лаская его своим длинным раздвоенным языком. Как же он сейчас был счастлив, он чувствовал, как их сердца начинают заполошно биться в унисон, слышал, как рвется дыхание, как Брок что-то шепчет, но слов не разобрать.
Устроившись между ног Брока, Баки оплел языком его член, чуть сжав, и принялся ласкать им головку.
“Мой человек”, — рыкающими нотками разлилось в голове Брока. — “Мой Брок”.
Брок закричал, казалось, без проникновения заполненный до краёв драконом. Баки был везде: в мыслях, голове, сердце, он тёк по венам огнём вместе с кровью, и это было поистине прекрасно.
Потянувшись до растрёпанных волос Баки, Брок вплёл в пряди непослушные пальцы, даже не подгоняя, не прижимая его голову к паху, а только касаясь, поглаживая, потому что не мог не касаться, не мог сдерживать разрывающее плоть желание.
— Баки, Баки, Баки, — шептал он, разводя ноги, подаваясь жарким движениям тугой глотки на своём члене.
Баки больше ничего не говорил понятным Броку языком, он урчал, взрыкивал, кажется, даже скулил, полнясь Броком, ощущением его не только под руками и губами, а всем собой.
Оторвавшись на мгновение, Баки схватил со второго яруса столика маленький пузырек с маслом, открыл его. По комнате разлился легкий хвойный запах, едва ощутимый. Налив себе на пальцы, Баки погладил Брока за яйцами, спускаясь ниже, касаясь туго сжатого входа, гладя подушечкой пальца, слегка надавливая, чутко ловя ощущения Брока.
Крупно вздрогнув, Брок замер, застыл, прислушиваясь к себе. Раньше, несколько недель назад, он самолично откусил бы голову любому, кто намекнул на подобную ласку, но Баки он доверял, раскрываясь, отдаваясь на полную, позволяя всё.
Странная незнакомая ласка ударила острым удовольствием под дых, растеклась внутри раскалённым металлом, вырываясь из горла хриплым просительным стоном.
“Ш-ш-ш”, — ласково зашипело в голове Брока, когда скользкий палец проник внутрь буквально на фалангу. — ”Не зажимайся, расслабься. Я осторожно”.
Баки склонился, целуя Брока около пупка, лизнул головку, аккуратно поглаживая пальцем мягкие стенки внутри. Сколько бы ни было жизней, первый раз всегда был первым. Всегда незабываемым.
Спустившись еще ниже, Баки подхватил ногу Брока под колено, раскрывая его, облизал яйца и спустился ниже, убрал палец и лизнул тугое кольцо мышц, проникая внутрь длинным раздвоенным языком, лаская, поглаживая пальцем вокруг.
Он знал и одновременно не знал, как Броку нравится, какой лаской можно вознести его на седьмое небо блаженства.
“Как тебе больше нравится?” — спросил он, хотя и не надеялся на вразумительный ответ, потому что сам был уже на грани, сам почти ничего не соображал.
Сил на ответ не было. Брок умирал, распадался сверкающим песком, перетирался между жерновами их совместного желания, бездумно подавался на язык, пальцы, орал, срывая голос. Хотелось сильнее, полнее, глубже, какой-то совершенно блядской растянутости, наполненности.
Из последних сил вывернувшись из-под Баки, Брок дёрнул его на себя, с силой вжался, целуя, вылизывая сладкий рот, прикусывая почти до крови опухшие от поцелуев губы, почти трахая его языком.
— Люблю, — сипло выдохну он и, перевернувшись, упал на грудь, подкинул бёдра, выставляя задницу. — Еби, умоляю, возьми меня.
“Такой нетерпеливый… Всегда…” — рванул в голове Брока Баки и приставил сочащуюся смазкой, блестящую от масла головку к растянутому входу и толкнулся.
Показалось, что, проникая в эту узкую девственную задницу, Баки как в пропасть упал, как сорвался вниз с вершины горы, таким невероятным, захватывающим было ощущение. Он еле удерживался в человеческой форме, чтобы не сделать Броку больно, не выпустить когти, которые бы вспороли нежную кожу. Проникнув почти до конца, он замер, нежно, успокаивающе поглаживая Брока по бедру, не спеша срываться, давая привыкнуть.
Броку никогда не было так хорошо, больно, правильно, горячо — и всё это одновременно. Казалось, словно его внутренности опалило огнём, лизнуло жаркое ласковое пламя, заполняя пустоты, растягивая под себя, исподволь меняя что-то внутри.
Застонав, Брок прогнулся в спине, поднялся на дрожащих руках, пробуя качнуться вперёд, практически снимаясь с члена, и тут же двинулся обратно. Застонал, завыл, кусая губы.
— Тише, тише, — просил Баки человеческим голосом, чтобы не превратиться в дракона. — Ну же, не спеши.
Гладил по влажной от испарины спине, медленно двигаясь в нем. Это было невероятно, словно глоток прохладного воздуха в засушливый жаркий день. Брок гнулся в его руках, отдавался на своих условиях, расплавляя Баки, топя в себе.
Каждый толчок в горячее нутро был как вспышка, разливался по телу расплавленным золотом, заполняя каждую клеточку. Баки двигался все быстрее и быстрее, с ума сходя от ощущения полного слияния. Словно они становились единым целым.
Броку казалось, что он и сам мог дышать огнём, расправить невидимые крылья, взлететь, доставая до самых звёзд, лишь бы Баки не выпускал из своих объятий, не сводил сияющего влюблённого взгляда. Он горел, метался на шкуре, то вжимаясь спиной в грудь Баки, хватаясь за его руки, бёдра, сжимаясь на его члене, то падал вниз, припадая на грудь, подаваясь назад, насаживаясь.
Он шептал, звал, умолял о чём-то, кричал в голос, слыша лишь гудение пламени в камине, хриплые, гортанные стоны у самого уха, тихий рык, мурашками пробегающий по коже, бился, кончая.