Тролли и легенды. Сборник (ЛП)

— Ни холода, ни жары, ни своей страны, ни моей, ни вина, ни женщин… Ничего ты не любишь, старик! — заявляет он массе мускулов, шагающей перед ним.
— Я люблю Бога, — ухмыляется Эймерик.
— Только без взаимности: он тебя сотворил уродливым и тупым.
— Ба. Тебя он сделал сарацином, уж куда лучше.
Их вечные ребяческие подтрунивания напоминают мне о наших славных былых деньках. Мне тоже хочется поперешучиваться, но я себя сдерживаю. Даже здесь, посреди леса, я опасаюсь чутких ушей, тем более что тут не все свои. Есть еще и Жеон, а он нас совсем не знает. Подобного рода шутки, которые вызывают смех на краю света, могут дорого обойтись в наших дождливых краях. У нас людей сжигали на костре за гораздо меньшее.
  
— Заткнитесь, парни, вы напугаете малыша Жеона.
— Такой мелочью меня не напугаешь, — парирует Жеон, настолько уверенный в себе, что я начинаю жалеть о том, что привлек молодого: они, как всем известно, первыми кидаются в атаку и первыми гибнут.
Жеон — парнишка из моей деревни (я говорю «парнишка», но весит он столько же, сколько Сулейман и Эймерик вместе взятые), за которым по всей округе начинает ходить репутация храбреца. Правда это или нет, но история о десяти разбойниках, которых он, как говорят, перебил голыми руками на дороге в аббатство, становится уже легендой. Для меня это неважно; я вижу лишь огромного, заплывшего жиром детину ростом с церковную паперть, с руками как весла и с топором дровосека в них. Должен признаться, нелегко было заставить остальных членов команды принять его: он не видел ни Святой земли, ни поля боя, а от его хвастовства и самому чадолюбивому из нас хотелось бы отправить его обратно к Создателю, и по частям. Но нам требуются лишние руки.
— Как вы зовете этого, ну, зверя, которого нужно убить?
— Тролль.
— Тролль, как в сказках?
— В каких сказках?
— Ну, в тех, которые нам рассказывали наши мамки!
— Если так хочешь — да.
Гвен поворачивается ко мне со своим ироническим взглядом, который мне так хорошо знаком. Да, я знаю, это я завербовал этого идиота Жеона, и да, его вопрос, как и он сам, совершенно дурацкий. Не говоря уже о том, что он задавал его уже три раза и только сейчас понял ответ. Стоило ли выползать из пеленок, чтобы все мерить на мамочку?
От тропы уже мало что осталось. Без Гвена мы бы наверняка заблудились, но он не замедляет шага. Старые рефлексы живучи, он идет пригнувшись, насторожен, раздувает ноздри, словно в поисках засады. Мне трудно поверить, что этот прирожденный разведчик, этот чудесный охотник теперь работает конюхом в трактире на северной дороге.
— Да бывают ли эти тролли? — продолжает Жеон, чей разум не сразу пережевывает полученную им пищу.
— Тебе лучше в это поверить, — отвечает с легкой улыбкой Сулейман.
— Нет, — отрывисто отвечает Эймерик.
Я ничего не говорю. Существуют ли тролли или нет, но где-то в этом лесу водится нечто, которое терроризирует окрестности уже достаточно давно, чтобы барон, который не славится своей щедростью, выложил на стол сорок фунтов. За такие деньги я готов убить Дьявола, потому что устал продаваться тому, кто больше заплатит, натаскивать в боевой подготовке молодых неумеек и охранять купцов по дороге на большие ярмарки. И нет, я не пойду в городские сержанты или солдаты: я слишком стар, чтобы сносить, что на меня смотрят как на бездельника люди, и вполовину не настолько благородные, как я.
— Уж конечно они бывают, — вмешивается Гвен не оборачиваясь. — Если бы хватило сказать, что зла не бывает, чтобы оно отправилось обратно в ад…
— Значит, это правда, — бормочет малыш Жеон, которому, как и подобает хорошему мальчику, остается просто поверить.
— Вот потому не следует соваться слишком далеко в лес или подниматься слишком высоко в горы. Тролли все еще там, это их территория… Наши предки прогнали их с равнин, но истребить их не удастся никому.
— Разве что нам, и не далее чем сегодня! — смеется Сулейман, который верит в троллей не больше, чем в Непорочное Зачатие.
Правда в том, что никому ничего не известно. Все, кто осмеливался охотиться на троллей — если это были тролли — так и не выходили из леса. Хотя говорить, что это доказательство… Конечно, да, есть пахарь, который видел, как мимо пронеслось огромное, жуткое существо, покрытое засохшей кровью… Двое детей, которые клянутся, что за ними гнался гигант, плюющийся серой… Фермер, чей загон был изломан когтистой пятерней, пастух, чьи овцы были разорваны на куски адским созданием. И смерти, порядком смертей: одиноких путников, пастухов, ребенка, священника… Слухи стали распространяться как саранча, и барон был вынужден как-то откликнуться. И лишился престижа и своего лучшего капитана, который ушел во главе небольшого отряда и больше не вернулся. Пятнадцать человек исчезли, не оставив ни малейшего следа. Ныне барон предпочитает платить, поскольку это ему пока ничего не стоит. Кто принесет голову тролля — тем сорок фунтов, а остальным — месса по-быстрому.
— Мы подходим к поляне, — говорит Гвен вполголоса, словно тролль уже наблюдает за нами.
Пресловутая поляна. Именно здесь нас должен ждать единственный человек, способный обозначить пещеру, где обитает предположительный тролль. Как раз Гвен и откопал этого приятеля в таверне предместья, где тот рассказывал всем желающим, что нашел, пока промышлял браконьерством у большого водопада, логово монстра.
Но сидит на пне и ожидает не браконьер. Это девушка, миленькая брюнетка лет двадцати, с волнистыми волосами, смеющимися голубыми глазами, в крестьянском платье со слишком узким корсажем — кстати, красивая грудь, надо сказать.
— Ого, а это я правильно сделал, что пошел, — гыгыкает Жеон, который еще никак не сообразит, насколько он безобразен.
— За неимением троллей у нас есть фея, — перебивает его ставки Сулейман, забывая, что он вдвое старше этого ребенка.
Но она смотрит не на них. Кто бы знал почему, но это ко мне обращены хлопающие, словно у загнанной лани, ресницы.
— Милорд рыцарь, я уже начала думать, что вы совсем не появитесь… Я так боялась…
— Разве браконьера здесь нет?
— Мой отец не браконьер, — сказала она, покраснев: ну конечно, браконьерство карается смертью, — он собирает грибы.
— Промысел такой, да? — удивляется Жеон.
Я подаю знак придурку заткнуться, а девушке — продолжать.
— Он нездоров, — говорит она, одаривая меня взглядом, способным растопить статую. — Но он поручил мне показать вам дорогу.
— Это немного опасно для молодой девушки, — говорю я, выпячивая грудь. — Давай я отведу тебя домой, а ты расскажешь Гвену, как добраться до пещеры.
— Тут желательно получше знать эту часть леса, мессир рыцарь; и к тому же теперь, когда вы здесь, я больше не боюсь.
Эта улыбка… Она так чертовски привлекательна, остальные задыхаются от зависти.
— Значит, все время держись рядом со мной, дамозель.
— Не зовите меня дамозелью, — улыбается она и жмется ко мне. — Я всего лишь служанка…
— И меня не зови рыцарем: я Рубила, главный в этом маленьком отряде.
— Ты не рыцарь?
— Теперь уже нет.
— А-а… Это, значит, и потерять можно?
Немного уязвленный ее внезапной фамильярностью, я решаю поставить ее на место.
— Да. Как твою девственность.
— Если оно как моя девственность, ты, должно быть, давно его потерял.
Теперь все вокруг смеются, и мне хочется дать ей пощечину.
— Примолкните там! А ты, если не хочешь, чтобы я использовал тебя как приманку для монстра, показывай нам дорогу, и тихо!
— Да, мессир рыцарь, — отвечает она с легким смешком.
За моей спиной Эймерик шепчет, что, будь он на моем месте, попользовался бы этой маленькой нахалкой ради забавы на дармовщинку. Я ничего не отвечаю, или точнее — отвечаю, что не в настроении для таких детских игр, а это такая вопиющая ложь, что не миновать мне за нее чистилища. На долю мгновения я было решил, что в моем возрасте, со своей гривой спутанных кудрей, бледными близорукими глазами и исчерканным рубцами телом ветерана, я все еще могу вызвать интерес у женщины, не сунув ей ни монетки. Неважно. С наградой в кармане я позволю себе самых красивых девчонок в банях, и, по крайней мере, они сделают вид, что я им нравлюсь.