Тролли и легенды. Сборник (ЛП)

Оставалось только свернуть на улицу Дижон и…
Гаме остановился и вытаращил глаза, когда улица Дижон перед ним исчезла.
Вернее, она сменилась улицей Тольбиак.
Оставив двигатель включенным, Гаме вылез из такси. Не веря своим глазам, он обернулся и увидел, что снова находится на набережной де ла Гар, на Левом берегу. Он снял утепленный картуз, почесал в затылке и все еще размышлял о невозможности происходящего, когда выкативший со спины велосипедист звякнул звоночком и бодро въехал на мост. Гаме не успел предупредить его: лихач вместе со своим велосипедом почти сразу исчез в тумане.
  
Гаме ждал, навострив все свои чувства.
И вот со смесью удовлетворения и обеспокоенности он увидел, что велосипедист воротился так же быстро, как и пролетел, — удовлетворения оттого, что он, Гаре, в своем уме, а беспокойства оттого, что на мосту Тольбиак определенно происходило что-то весьма странное. Велосипедист, думая, что он выруливает к набережной Берси, повернул налево и наткнулся на скамейку, которой там не должно было быть — и не было бы, если бы велосипедист находился там, где предполагал. Мужчина едва избежал столкновения с препятствием, но, потеряв равновесие, заскользил по блестящей брусчатке и картинно свалился.
Гаме бросился к нему и помог подняться.
— Ты в порядке, парень? Ничего не повредил?
Велосипедист не отвечал. Невредимый, но ошеломленный, он растерянно оглядывался по сторонам.
— Понимаю, — сказал Гаме. — Удивительное дело.
* * *
Когда раздался звонок в дверь, Луи Денизар Ипполит Гриффон, маг Аквамаринового Круга, дремал в своей гостиной. После отличного ужина он вернулся домой, в тупичок на Вьё-Сквар, что на острове Сен-Луи, неспешно прогулявшись в целях пищеварения по прохладному вечернему воздуху. Радуясь возвращению к миру и теплу собственного дома, Гриффон устроился поудобнее, чтобы почитать, и почти сразу же погрузился в сон, растянувшись на диване. Первый звонок в дверь застал его с расстегнутыми жилетом и рукавами рубашки, со скрещенными на подлокотнике ногами, очками на кончике носа и открытой книгой, лежащей на груди переплетом вверх.
Гриффон не пошевелился, разделяя общую надежду всех сонь в мире, что отсутствие реакции отвадит надоеду. Но незваный гость позвонил снова.
И еще раз.
— Звонят, — сказал Азенкур.
Гриффон приоткрыл один глаз и мрачно посмотрел на серо-голубого шартреза [2], который, свернувшись калачиком, дремал на журнальном столике, где ожидала своего часа вечерняя пресса. Этот шартрез вдобавок к тому, что имел обыкновение говорить с деланым английским акцентом, был еще и крылат.
— Я слышал, — ответил Гриффон. — Наверное, поставщик. Этьен ему откроет.
— Сомневаюсь.
— И отчего же?
Вопрос этот был как бы подчеркнут особенно громким звонком.
— Во-первых, потому что уже почти одиннадцать часов, — терпеливо ответил Азенкур, перекатываясь по газетам. — Во-вторых, потому что Этьен в опере. Сегодня четверг, а по четвергам у Этьена свободный вечер. А когда у Этьена выходной, он идет в оперу.
Гриффон, охваченный безмерной ленью, вздохнул.
В дверь позвонили еще пять раз.
— Гриффон, я вас прошу. Положите конец этой пытке, — сказал Азенкур с флегматичностью британского офицера, напоминающего своему ординарцу, что время подавать чай, причем с торчащим из бедра зулусским ассегаем.
Гриффон смирился.
Он неохотно встал и вышел из гостиной, застегивая жилет и на ходу подхватывая пиджак. Этот высокий, красивый мужчина с серебристыми волосами и элегантными усами выглядел лет на сорок и придавал своей внешности большое значение. Несмотря на бьющие по ушам трели звонка он нашел время, чтобы раскатать рукава, надеть пиджак, поправить воротник, подтянуть галстук, застегнуть жилет и, наконец, открыл дверь.
Что прекратило звонки в дверь — к большому облегчению Азенкура.
И ознаменовало начало долгой ночи.
* * *
Великолепный тентованный «Спайкер» цвета индиго мчался по пустынной улице де Тольбиак, озаряя огромными фарами дорогу и ночь впереди. За рулем сидел Большой Огюст, колосс в куртке, перчатках и лакированной фуражке с козырьком. Он не отрывал сосредоточенных глаз от дороги — в отличие от Люсьена Лябриколя, гнома в костюме и шляпе-котелке, который обернулся к пассажирскому сиденью и спросил:
— Ну как? Удалась рыбалка?
— Пожалуй, да.
На задней банкетке Изабель де Сен-Жиль, в черном комбинезоне и гимнастических туфлях, доставала из сумки какие-то украшения и любовалась ими в свете уличных фонарей, мимо которых проезжала машина. Бледнокожая и рыжеволосая Изабель забрала свои пышные волосы в пучок, из которого выбивалось несколько светлых прядей; янтарные глаза в изумрудную крапинку сияли от радости. В своем комбинезоне, облегающем более чем восхитительные формы, она выглядела грациозно и очаровательно.
— Отличная добыча! — воскликнул Люсьен. — Ты это видел, Огюст?
— Нет, не видел. Прямо сейчас я предпочитаю смотреть на дорогу.
— Если хочешь, за руль могу сесть я.
— Не хочу.
Пожав плечами, Люсьен вернулся к драгоценностям, похищенными баронессой де Сен-Жиль.
— Могу я взглянуть, моя госпожа? — спросил он.
Изабель охотно передала ему тяжелое бриллиантовое колье, которое разожгло в гноме такое вожделение. Люсьен принял его и уселся прямо, чтобы спокойно рассмотреть. Огюст, сощурившись, разглядел в свете фонарей на том конце улицы что-то выбивающееся из обычного порядка.
— Эта штучка стоит целое состояние, — проговорил Люсьен, вертя в руках украшение. — Все остальное в том же роде?
— Более или менее.
— Тогда мы богаты!
— Когда расплатимся с долгами, останется гораздо меньше… Почему мы тормозим, Огюст?
— Сам ничего не понимаю, госпожа.
Приблизиться к набережной де ла Гар, которую окутал густой туман, мешали несколько остановившихся фиакров и скопище пешеходов. Полицейские в кепи и плащах, с подвешенными к поясам белыми дубинками, пытались успокоить недовольных и придерживать на расстоянии любопытных, которых, несмотря на поздний час, становилось все больше.
Огюсту пришлось припарковать «Спайкер».
— Но что происходит? — забеспокоился Люсьен.
— Я посмотрю, — объявил колосс, прежде чем выйти из машины.
— Это ведь не за нами, госпожа? — спросил гном, когда Огюст в свете фар удалился.
— Мы ограбили ростовщика и скупщика краденого, Люсьен. И он все еще спит. Но даже если он уже обнаружил, что сейф пуст, сомнительно, чтобы он стал вызывать полицию…
Возвращения Огюста не пришлось долго ожидать.
— Мост Тольбиак перекрыт легавыми, — сказал он, снова садясь за руль.
— Почему? — спросила Изабель.
— Они не хотят говорить. Приказ из префектуры. Двигайтесь в объезд. Здесь не на что смотреть.
— Что значит «не на что смотреть»?
Огюст с Люсьеном обменялись взглядами. Они достаточно хорошо знали баронессу де Сен-Жиль, чтобы усвоить, что она терпеть не может, когда ей указывают, что делать. Или на что смотреть. Или что выяснять.
— У нас полные карманы краденой ювелирки, — заметил гном. — Может, нам лучше…
— Есть и другие мосты, госпожа, — напомнил Огюст.
— Ждите меня и никуда не трогайтесь, — приказала Изабель, открывая дверцу машины.
— Госпожа! — воскликнул Люсьен. — Вы все еще в ком…
Но Изабель уже выходила из машины, приукрасившаяся и с наведенным макияжем, в красивом жемчужно-сером платье и в модной шляпке. В том, чтобы быть чародейкой, есть ряд преимуществ, одни из которых позволяют сэкономить время, которое элегантной женщине обычно приходится тратить на прихорашивание; другие состоят в том, что чародейка всегда получает то, чего хочет, от большинства мужчин, даже от полицейских. Все, чего это ей обычно стоит, — это несколько улыбок… чарующих.
Огюст и Люсьен нервно поджидали, пока не увидели возвращающуюся беспечной походкой госпожу. Кажется, она пребывала в восторге от того, что только что узнала.