Травля (СИ)

Кэрол проводила его широко раскрытыми от ужаса глазами.
Он вернулся через пару минут, неся на руках Патрика.
Положив его на заднее сиденье, он связал ему руки и ноги. К удивлению Кэрол, заботливо положил под голову подушечку. Склонившись над мальчиком, он некоторое время всматривался в его рану на голове, потом осторожно прощупал тело, руки и ноги, словно хотел убедится, что все целое и повреждений никаких нет, кроме раны на голове. Потом поднял с пола плед и укрыл им мальчика.
Взяв аптечку, он вынул бинт и сложил в несколько слоев, оторвал и, приложив к ране на разбитой голове мальчика, аккуратно обмотал бинтом, накладывая повязку.
Закрыв двери, он обошел машину и уселся рядом с Кэрол, не отрывающей от него взгляда, удивленной проявленной заботой.
Повернувшись, он посмотрел на нее. Потом зажег свет в салоне и снова окинул женщину внимательным взглядом, изучая. Та тяжело дышала, смотря на него сухими, горящими глазами.
— Все в порядке? — спросил он. — Я помогать.
— Что?! — выдохнула Кэрол. — Ты что, больной?
Судя по выражению его лица, он не понял ее слов. В английском он явно был не силен.
Неприятно ухмыльнувшись, он завел машину и тронулся с места.
Через пару десятков метров он непринужденно включил магнитолу и настроил радио.
Кэрол напряженно вытянулась на сиденье, прислушиваясь. До того, как он включил музыку, ей послышалось, что сзади, в багажнике, что-то стучит. Скорее, не что-то, а кто-то.
— Кто там у тебя? — не выдержала Кэрол. — Кто в багажнике?
Бросив на нее непонимающий взгляд, он протянул руку и сладострастно погладил ее по бедру.
Потом оскалился, изображая улыбку. Но от его улыбки Кэрол едва не передернуло.
— Все в порядке, — повторил он.
И с довольным удовлетворенным видом стал постукивать пальцами по рулю в такт мелодии, а потом еще принялся и весело насвистывать.
— Хьюго, — шепнула она.
Он вздрогнул и удивленно повернулся к ней. Потом кивнул и улыбнулся.
— Хьюго. Кэрол?
И она потеряла дар речи. Откуда он знал ее настоящее имя? Уж не из фальшивых документов, оставленных в машине — это точно.
— Кто ты? Откуда ты знаешь мое имя?
Он напряженно вслушивался в ее слова, но в ответ лишь пожал плечами и с сожалением покачал головой, давая знать, что не понимает.
Ошеломленная, Кэрол неподвижно сидела, наблюдая за ним, вглядываясь в темноту за окном, пытаясь что-нибудь разглядеть, чтобы понять куда он их везет и запомнить дорогу. Но это было бесполезно. Мало того, что разглядеть что-либо было невозможно, она к тому же совершенно не знала местность, чтобы хотя бы примерно сориентироваться.
Патрик сзади лежал неподвижно, все еще находясь без сознания.
Кэрол изо всех сил старалась сохранить самообладание, не показать своего отчаяния и страха. Не билась в истерике, не умоляла. Не плакала. Она вдруг осознала, что весь ее страх связан только с Патриком. О себе она не думала. Бояться за себя она уже слишком устала за всю свою жизнь. Этот страх за собственную жизнь преследовал ее с раннего детства, она уже как будто привыкла к нему, свыклась, и он словно сам себя изжил. Последние его всплески, агонии она ощущала в тюрьме при мыслях о казни. Она так с ним боролась, пыталась преодолеть, подавить, смириться, так старалась окаменеть душой и сердцем, чтобы облегчить свои страдания, что, возможно, у нее это и получилось.
В ней все еще жили страхи из прошлого, но в настоящем она вдруг осознала, что смерть ее больше не пугает. Она ощущала странное, необъяснимое безразличие при мысли о том, что может умереть, и при это сама же смутно удивлялась, почему так. Но о Патрике такого сказать было нельзя. Его безопасность, жизнь были для нее настолько важны, что на их фоне своя собственная жизнь теряла свою значимость. Возможно, это и являлось причиной такого странного отсутствия страха за себя, такого равнодушия.
Сейчас ее заботило только одно — как спасти своего ребенка. Любой ценой. Ничего более в данный момент ее не волновало, даже собственная жизнь. Страх за его жизнь вдруг стал вытеснять отчаяние, сменяя ее почти хладнокровной решимостью.
 
Изучая сидящего рядом мужчину внимательным хмурым взглядом, Кэрол размышляла о том, кто он такой и с какой целью на них напал. как его убить. Его приветливость была фальшивой, забота о Патрике, когда она его осматривали и перевязывал — не искренней. Он делал это как будто не потому, что действительно беспокоился, а просто потому, что так надо было, по каким-то одному ему ведомым причинам. Какими бы ни были его намерения, но явно не добрыми, Кэрол была в этом уверена, ощущала всем своим существом.
«Он хочет заниматься с тобой сексом, пока не надоест, а потом убить. И последнее ему нравится не меньше, чем первое» — вдруг всплыли в памяти слова Патрика.
И смотря на этого человека, Кэрол даже не сомневалась, что так оно и было. А что он планировал сделать с Патриком? Об этом сын ей не сказал, да и сама Кэрол не хотела даже об этом задумываться.
Чтобы спастись, она должна его убить. Выкинув из головы все остальные мысли, она сосредоточилась только на этом. Перечисляла в уме способы и возможности. И, возможно впервые в жизни, не хотела подавить в себе убийцу, наоборот, со всех сил призывая его на помощь.
«Помоги мне! — молила она свою скрытую сущность, которой всегда страшилась и стыдилась, сущность убийцы. — Помоги! И никогда я больше не стану тебя осуждать, клянусь! Я с тобой примирюсь, наконец-то приму. Обещаю. Я хочу быть убийцей, хочу убить! Хочу убить этого подонка! Не хочу больше быть жертвой, никогда! Я согласна быть убийцей, согласна! Лучше быть хищником, чем добычей! И я буду, клянусь! Буду! Я не стану больше этому противиться!».
Почувствовав ее взгляд, он скосился на нее.
Довольное и беспечное выражение медленно растаяло на его лице, сменившись удивлением и замешательством, когда он разглядел, как она на него смотрит. Никогда он не видел у своих жертв такого взгляда, и это заставило его растеряться — холодный, лишенный всякого страха, жестокий, переполненный ненавистью взгляд, очень странно смотревшийся на этом нежном красивом женском личике. Словно сейчас на него смотрела вовсе не она, потому что этот взгляд был наполнен такой угрозой и опасностью, что никак не вязался со слабой нежной женщиной, на вид такой беззащитной.
Невольно он скользнул взглядом ниже, чтобы убедиться, что она все еще крепко связана, а когда снова посмотрел ей в лицо, она уже отвернулась, пряча глаза.
Недоуменно хмыкнув, он повернулся к дороге. Но то и дело поглядывал теперь на нее, озабоченный и очень удивленный таким странным и нетипичным поведением женщины, на которую таким шокирующим образом напали, похитили и везли неизвестно, куда и зачем. Для такой ситуации она была слишком спокойна и хладнокровна. Это беспокоило и настораживало. Такую реакцию и поведение он видел впервые, и не мог понять, что это значит.
Возможно, всего лишь шок. Конечно, это шок. Что же еще?
Скоро придет в себя и забьется в истерике, как и положено.
А Кэрол устало склонила раскалывающуюся от боли голову, прижав к машине, и закрыла глаза, делая вид, что собралась поспать, чем еще больше удивила своего похитителя. Но ей было наплевать на то, что он думал. Нужно было набраться сил, и моральных, и физических для смертельной схватки, которую она планировала, и о которой вряд ли догадывался он.
«Не на тех напал! — про себя повторяла она слова Патрика, пытаясь тем самым придать себе силы духа и решимости. — Я хищник, а не добыча. Не сожрешь, подавишься!».
Но проблема была в том, что и он тоже был «хищником». И хищником, намного сильнее ее физически. И явно гораздо кровожаднее в убийствах и опытнее. И как бы она не бодрилась, слабее её противник от этого не станет.
Они оба были проклятые, в обоих одинаковая сущность убийцы. А разница между ними была совсем не в её пользу — она была женщиной, а он — крупным и сильным мужчиной. И в этом сравнении она ему значительно проигрывала. А это значит, что их «смертельная» схватка может закончиться, не успев начаться, и победителем в таком случае окажется явно не она.