Травля (СИ)

— Нет, сынок! Он специально это делает, провоцирует тебя, чтобы пробудить это чудовище.
— И с каждым разом оно пробуждается все легче, правда? — усмехнулся довольно Луи.
Клокотание стало громче, глаза Патрика стало заволакивать чем-то темным.
— Ты все равно его не удержишь! — вдруг закричал хрипло Луи. — Мой повелитель скоро восстанет, а мальчишка исчезнет навсегда!
Но его голос оборвался и умолк.
Патрик зажмурился и тряхнул головой. Когда он снова взглянул на Кэрол, темная поволока из его глаз исчезла.
Последующие несколько дней Луи их не беспокоил.
Вьюга утихла, выглянуло солнце.
Кэрол уже чувствовала себя лучше, силы вернулись к ней, раны заживали.
Патрик два дня разгребал снег большой лопатой, найденной в гараже, потому что домик замело со всех сторон так, что передвигаться было невозможно. Кэрол только оставалось наблюдать за его работой, помочь она не могла. Скользя взглядом вокруг, она думала о том, что никакая машина не проедет сюда по такому снегу, если не расчистить дорогу. Но вряд ли сюда ездили очистительные машины. Кто бы ни собирался сюда прийти за ними, фанатики или проклятые, им придется обойтись без машины. Топать пешком. Максимум — приехать на снегоходах или лыжах.
Закутавшись в плед поверх порванной на спине куртки, с заряженным ружьем на коленях, она разглядывала окружающие их со всех сторон снежные горные вершины, видневшиеся над высокими деревьями. При свете яркого солнечного дня и оживленном щебетании птиц, здесь было совсем не страшно, как ночью. Наоборот, как-то спокойно. Умиротворенно. Казалось, что они сбежали от всех своих проблем на край света, в райский уголок, и сама природа спрятала их, окружив горами и лесами, укутала белоснежным пушистым снегом, отрезав их врагам к ним дорогу.
— Как здесь красиво! — вырвалось у нее.
Остановившись, Патрик перевел дух, опершись на лопату, и тоже огляделся.
— Ага, — согласился он. — Вообще-то, классное местечко. Здесь можно было бы прекрасно отсидеться, спрятавшись от полиции. Даже папа бы нас не смог найти. Никто бы не нашел. Жаль только, что от ведьмы, управляющей фанатиками, и от Луи не спрячешься никуда. А так мы здесь в ловушке.
— Может, согласиться на предложение Луи? Пусть вытащит нас отсюда. А потом как-нибудь сбежим, — предложила Кэрол.
— Ни в коем случае, мам. Ты отсюда не уйдешь. Я действительно стал слышать мысли Луи. Он намерен прислать проклятых за мной. Но тебя они убьют. Он хочет, чтобы я злился. Ненавидел. Испытывал ярость и боль. Это заставит мое чудовище почувствовать потребность защищаться и проявиться себя. Ты же видишь, когда я злюсь или испытываю страх, оно появляется. И с каждым разом все чаще и легче, Луи прав. Я даже могу уже сам его вызвать, как в последний раз, чтобы прогнать Луи. А раньше не получалось. Я чувствую его. Оно и правда словно проснулось. Просто пока еще молчит и не высовывается без надобности почему-то. Но во мне что-то меняется, мам. Я это чувствую. Я не ощущаю, что оно во мне… у меня иное ощущение, что оно — это я. Как будто я просто открываю в себе новые качества… Ну как еще объяснить? Мам, а если больше настоящий — он, а не я? Если я на самом деле это он? Это чудовище? Ты будешь все равно меня любить?
— Конечно. Но ведь сейчас ты человек, вот уже столько лет. И ты можешь оставаться им и впредь. Тебе выбирать, кем быть.
— Думаешь? А если нет? Если я не смогу оставаться человеком? Ведь выходит, что настоящий я — это он. Я — всего лишь его тело в этом мире, маскировка, что ли…
— Сынок, меньше слушай Луи. То, что он пытается пытается тебе внушить, не значит, что это правда. Мы не знаем настоящую правду пока. Давай будем делать выводы из собственных заключений, а не из внушений Луи.
Мальчик согласно кивнул и снова принялся за работу.
С каждым днем он становился все мрачнее и угрюмее. Кэрол ясно ощущала его страх и беспокойство. Тревогу. Ее саму одолевали такие же чувства. Предчувствие беды. Смерти. Она слишком хорошо знала это ощущение. Эту боль. Когда она спросила Патрика, чувствует ли он смерть, тот лишь молча кивнул с замкнутым мрачным лицом, словно не хотел об этом говорить.
 
— А кто, сынок? Ты знаешь, кто? Это не посторонний… у меня внутри все разрывается от боли… Я не могу увидеть.
— Я тоже, — буркнул он.
— Но почему даже ты не можешь увидеть?
— Я откуда знаю?! Я не вижу только по одной причине — когда рядом со мной или с тем, кто умрет ошивается благословенный! Если честно, эти благословенные меня уже достали! Просто бесят!
— А может… это наша смерть?
— Нет. Говорю, это кто-то, рядом с которым благословенный. Я пытался узнать. Не могу. Даже мертвые молчат. Спросил у Луи, но он не хочет сказать, говорит, что не о том я сейчас переживать должен. Типа, о себе, а не о ком-то. Что если мы его не послушаем, это будет наша смерть. Но это не мы, я знаю. Он просто хочет нас запугать, чтобы мы ему уступили.
— А прочитать его мысли ты можешь?
— Да, но он теперь их от меня прячет. Я сглупил, когда сказал ему, что вижу его мысли. Он не думает о том, что я хочу узнать, думает о чем-то другом… — Патрик подавленно замолчал. Он не мог узнать, чью смерть он чувствовал, но знал, что эта смерть причинит ему сильную боль. Уже причиняла, еще не свершившись. И Кэрол тоже. Эта смерть имела невыносимый привкус горя.
Патрик мучился и боялся, гадая — кто? Кто из тех, кого он любит?
Он страдал, впав в бесконечное уныние от собственного бессилия. Кого же он не сможет спасти, застряв здесь, кого потеряет? Тех, кого он любил, можно было по пальцам пересчитать. Их было так мало. Он не хотел терять никого.
Может, дедушка умирал? Но тогда мама бы так не изводилась, она не любит деда настолько, чтобы его смерть причинила ей такую боль. Рэй? Нет, он благословенный. Папа? Дженни? Лисята? Но они тоже благословенные. Нол или Исса? Нол тоже благословенный. Кто же тогда?
Хотя такие благословенные, как Рэй и Кален вполне могут умереть, если их заставить кого-то убить. Интересно, а каким способом можно убить Нола? Он другой, не такой, как Кален и Рэй. Может убивать и физически пострадать, только вот не умереть. Но должно же и в его случае быть что-то, что может его убить. Патрик гадал об этом, но не с целью навредить Нолу, наоборот, чтобы узнать и предостеречь его. Ведь ни Рэй, ни Кален раньше не знали, что если они кого-то лишат жизни, то это убьет их самих. В Ноле тоже должно быть что-то, в чем скрывалось его уязвимость, что-то, способное его ее лишить. Но сам Нол об этом не знал. Но Патрик хотел узнать его тайну. И он не был уверен в том, что поведает ее самому Нолу, если узнает. Он больше склонялся к мнению, что благоразумнее приберечь это оружие против этого бессмертного благословенного, на всякий случай, если тот вдруг все-таки решит убить папу. Как еще остановить убийцу, которого смерть не берет?
Только так не бывает. Смерть рано или поздно берет всех, просто надо узнать, как она одолевает именно таких, как Нол. Ведь наверняка, он такой не один. Есть еще. Ведь Рэй тоже не один. Пока им стало известно о двух видах благословенных. Таких, как Рэй и Кален и тех, которых находили фанатики, Патрик про себя прозвал щитами. Нола — мечом. И Нол пока был один в своем роде. Но может потому, что таких, как он, «мечей» было трудно распознать, их свет был спрятан внутри, не виден никому, даже этой ясновидящей, которая их выискивает. Как и обычные люди они были уязвимы для травм и болезней, ничем не отличаясь ото всех. А то, что их смерть не берет, не так уж легко заметить. Не скажи им об этом Габриэла, они бы до сих пор считали его просто живучим везунчиком, и все.
Интересно, что они сейчас делают, Нол и Исса? Как пытаются их найти? Патрик злился на них за то, что не догадались до сих пор избавиться от Калена, чтобы дать возможность увидеть их, узнать, где они. Может быть, у него получилось бы вклиниться в их головы, как получалось с проклятыми, и сообщить о том, где они?