Мой бывший предатель (СИ)
Но я дядя, помощник, хороший друг…
Я не отец. Я не умею этого. У меня не было возможности научиться этому.
Я сам в этом виноват.
Я бьюсь затылком о спинку кровати, а хочется обо что-то твёрже. Чтобы выбить из памяти собственную лажу.
Косяк, ошибка… Нет, тут бы слово похлеще пригодилось. Нет такого, чтобы описать, насколько сильно я облажался.
Я ведь уверен был… Я на сто процентов понимал, что не могу быть отцом. У меня черт знает какое обследование. Один и тот же ответ.
Бесплоден.
Всё, гуляй, Дубинин, хрен тебе, а не дети с Марой.
А потом…
Ударом под дых.
Этот радостный голос и «Я беременна».
И ощущение пустоты внутри. Словно разом выкачало, раздробило. Просто нахрен убило выстрелом в спину.
А я даже развернуться не мог. Посмотреть в глаза Маре. Что-то о кофе лепетал, а хотел вместо сливок — мышьяка себе налить.
Чтобы справиться с бурей внутри. Как дробило кости, сердца шрапнелью разрывало. Било по всем рецепторам сразу.
Стоял. Кофе гипнотизировал. Говорил даже что-то, будто не подох в тот момент.
Марьям, сама не понимая, в измене мне призналась. Вот так вывалила. Ещё и беременной оказалась. От какого-то ублюдка.
От меня не получилось. От любовника галимого — легко.
И меня рвало. Впервые в жизни так ломало.
Какая-то хрень, а не мужская выдержка. Желание то ли Марьям придушить, то ли себя.
Что ты смотришь так, любимая?
Мои нервы оголила, забралась в душу, облилась душевными нитями. Сидела там, а после — разом вырвало всё.
Я реально практически чувствовал, как кровью захлёбывался. Лишь из-за того, какое признание повисло в воздухе.
В жизни подобного не было. Сколько раз проблемы не налетали — намного легче было. Разве что со смертью родителей сравнить можно было. Но всё равно другая боль.
Резкая и постоянная.
Я видел, как на девушку другие смотрели. Молодая, красивая, умная и смышлёная. Ещё глаза эти манящие.
Ведьма. Мара. Колдунья чертова, которая взмахом ресниц приворот накладывала. Меня легко поймала в сети. Других — тоже.
Смотрели. Хотели. А меня ревностью внутри сжирало, хотя не показывал. Она ведь выбрала меня. Она не похожа на моих бывших. Которые за деньги и власть за любым пошли бы.
Просто привлекает внимание. Просто слишком дружелюбна со многими. Просто, млять, залетела от кого-то другого.
Я пытался хоть слово выдавить. А вылетала чушь сплошная. Ядовитое желание ударить в ответ жалило.
Я даже не смог признаться, что знаю. Что бесплоден. Казалось, это сказать — окончательно самого себя растоптать. Лучше едкое что-то бросить.
А после оказалось, что…
Этого всего не было. Миф. Мираж. Выдумка больного разума. Другая сторона истории ест, о которой я даже не думал.
Я провожу ладонью по лицу. Не знаю, как теперь с этой правдой жить. Как вообще не уйти в новый запой, как два года назад. Зная теперь всё.
Рехнуться бы — и никаких проблем.
Но тогда Марьям точно к ребёнку не подпустит. Сейчас и так на птичьих правах к встрече готовлюсь.
Я натягиваю костюм. Броня из дорогой ткани, в которой я привык со всем справляться. А после себя матерю, переодеваясь. Какой костюм на встречу с сыном?
С сыном! Понимаете, да? Сын у меня есть.
Не благодаря моим усилиям. Благодаря Маре. Которая всё сделала, чтобы он рос, развивался, хорошим мальчиком был. Пока я просто жизнь прожигал.
Я не знаю, как вообще можно за это отплатить. Никогда не расплачусь. То, что Мара сделала…
Оцени памятник в её честь? Дифирамбы? Оды?
Чем можно отблагодарить женщину, которая от тебя ребёнка родила?
Опять тянет что-то заказать. Ей, малому. Выплеснуть бурлящие эмоции привычным способом. Купить что-то, подарить.
Не потому, что купить пытаюсь. Неправильно Мара поняла. Разве забыла?
Я всегда подарками эмоции выражал. Привязанность, любовь, благодарность. Выплёскивал чувства, лишь бы не озвучивать.
С такими словами у меня плохо. Даром что юрист. Могу о законах болтать, не о том, что внутри кипит.
А что ещё? Поступком доказывать и показывать?
А какой тут поступок подойдёт? Что покажет мои намерения? В голову только одно приходит. Отступить, оставить их.
Но я слишком эгоистичен. Не смогу, даже если постараюсь.
Держусь, проезжая по пути в парк все детские магазины. Помню своё обещание девушке, не могу сразу же нарушить.
Я настраиваю себя, что это сделка. Соглашение. Так намного проще держать себя в границах, не переступать их.
В парк я приезжаю намного раньше. Наматываю круги вокруг фонтана, у которого мы с Марой должны встретиться.
С Кириллом.
Волнуюсь. Не знаю, что даже сказать нужно.
Привет, Кирюш? Может, он только родным это позволяет. А я пока — чужой.
Кир? А если он сокращение не любит?
Я даже не знаю, как собственного сына назвать!
Он испугается меня? Я его напугал, когда на руки подхватил. Не хотел этого. Не думал, что настолько хреново всё получится.
Твою мать. Я до тридцати семи не доживу. Сейчас сердце станет, и я откинусь. Так сильно колотит внутри.
А после — мир замирает.
Когда я вижу в конце аллеи Мару. Как поправляет рыжие волосы, улыбается широко. И тут же перестаёт, стоит меня увидеть.
На руках у неё Кирилл. Мой — вашу ж мать — сын.
Дышать перестаю. Не представляю, как эта встреча пройдёт.
Нервничаю. Не знаю, что Марьям сыну сказала. Могла наговорить про меня плохого?
Могла. Вряд ли стала бы, но…
Я знаю, что в подобной ситуации я не простил бы. Я намёка даже не простил. И зарубил всё на корню.
Что мне стоило тогда по-другому поступить? Проверить, рассказать… Придушить мужское эго, разобраться… Нет, я всё пресёк.
А теперь захлёбываюсь, пожиная плоды собственных поступков.
Но Мара… Она добрее. Вряд ли он ребёнку ужасы рассказала, мечтая меня утопить. Вряд ли в будущем расскажет.
Она уже так много сделала. Сохранила жизнь нашему ребёнку, воспитывала его. Справлялась.
А от меня такой минимум требуется. Не облажаться снова.
— Здравствуй.
Марьям сухо кивает, а сын прячется за её ногой. Прижимается к внутренней части колена, едва выглядывает.
Я медленно присаживаюсь, хотя тянет рухнуть вниз. Упасть и притянуть ребёнка к себе. Рассмотреть.
Это всё ещё…
Очень нереально. Это какой-то кошмар, смешанный с лучшим сном. Осознаю словно рывками.
Я не могу иметь детей. У меня есть сын. И сейчас Мара бы точно не стала лгать. Она хочет избавиться от меня, а не впускать в жизнь. Поэтому…
— Привет.
Я хриплю. Голосовые связки не сводит, их перерезает к черту.
Я не спал, столько всего думал, а в голове… Пусто по итогу. Ноль идей, как разговор завязать.
Кирилл чуть выглядывает. Быстро осматривает меня, а после снова прячется.
— Дядя хватал.
Хмуро напоминает малыш, чуть выглядывает. Запрокидывает голову, а после на меня смотрит.
Маме вопрос адресует, мне — претензию.
— Дядя неудачно пошутил, — вздыхает Мара, сжалившись надо мной. — Это… Мой друг. Он сегодня с нами погуляет, хорошо? Мы это обсуждали, помнишь?
— Но машинки мои.
Хмурится, а я… Черт, у меня реально сердце сейчас встанет. Кирилл на меня смотрит с моим же выражением лица!
Хмуростью, сосредоточенностью. Прищуром тёмных глаз и лёгкой заинтересованностью.
Моя, чтоб его, копия.
Не чертами лица или цветом волос. Но мимика…
В груди ноет. Болит так сильно, что выть хочется. Сколько я всего пропустил. Но вместо этого…
Я улыбаюсь.
— Я не претендую на машинки, — заверяю его. — Я только посмотрю, как ты катаешься, хорошо? Быстро, наверное?
— Да! — гордо заявляет. — Бысто, а щё так — фух. И мама мото овесяла. И…
Я зависаю. Половину из сказанного я совершенно не понимаю. Кирилл лепечет что-то, а я не понимаю. Совершенно.
Как иностранный язык, который мне только предстоит изучить.
Чувствую себя потерянным и никчёмным. Потому что сын мне рассказывает что-то, а я даже не могу вникнуть.