Последнее испытание

– Ты ведь не хочешь опять мне сказать, что считаешь просто совпадением тот факт, что тебя столкнул с трассы белый «Малибу», так ведь, дед?
– Нет, Пинки, не хочу. В этом вопросе я теперь на твоей стороне. Оскар, который знает ситуацию лучше других, похоже, не сомневается, что квитанции были похищены и уничтожены преднамеренно, а это ясно указывает, что здесь действовал злоумышленник, которому есть что скрывать. Но даже если допустить, что авария не случайна, мы все же не можем точно определить виновника всей этой истории. В последнее время я убедился, что Кирил для меня тайна за семью печатями, – признается Стерн, нарушая тем самым свои собственные правила. – Настолько, что временами у меня против воли мелькала мысль, что именно он приложил ко всему этому руку. Правда, у меня нет никаких аргументов, которыми можно было объяснить смысл этого. И потом, мы не можем сбрасывать со счетов вероятность того, что за рулем сидел кто-то, о чьих мотивах нам до сих пор вообще ничего не известно.
– И кто, например, это мог бы быть?
– В том-то и дело, дорогая Пинки, что мы этого не знаем и, возможно, не узнаем никогда.
Пинки мрачнеет. Неспособность многих людей мириться с неизвестностью и отсутствием уверенности в чем-то конкретном всегда удивляет Стерна. При этом большинство людей интуитивно не готовы принять что-то, что выше их понимания. Именно поэтому в истории человечества были последователи культа солнца. По этой же причине возникали самые разнообразные мифы. Все это попытки найти объяснение необъяснимому. Но вдруг Стерн, думая об этом, протягивает руку в направлении внучки:
– Пинки, ты только что подсказала очень важную мысль, которую я использую в своем заключительном слове.
В последнее время Стерн постоянно глубоко погружен в обдумывание своего последнего на процессе выступления. Так было всегда. Когда суд приближается к завершению, все события, происходящие в жизни, Сэнди пытается проанализировать с точки зрения того, можно ли, и если да, то как именно, использовать их, чтобы сделать заключительное слово более убедительным.
На лице Пинки снова появляется сияющая улыбка.
  
29. Дело за судьей
 
Когда Стерн и Марта в полдень пятницы входят в главный зал здания суда, там почти пусто. Утреннее заседание, посвященное другому процессу, который ведет Сонни, закончилось, но журналисты на нем практически не присутствовали – в деле все было ясно, а сотрудники СМИ крайне редко являются на заседания, исход которых предопределен. Чтобы выиграть время для обдумывания решения по процедурным вопросам, Сонни изменила планы, передвинув пару дел на более позднее время. Двоих адвокатов, которых это касается, очевидно, не предупредили об этом, и теперь они разговаривают с Луисом, начальником канцелярии суда, пытаясь договориться, что они не будут ждать, а приедут в суд в какой-то другой день.
Обводя взглядом просторный зал суда, Стерн понимает, что это одна из последних для него возможностей поприсутствовать здесь в качестве адвоката. Он с некоторым удивлением понимает, что чувствует себя в этом роскошном помещении как дома. Принято считать, что федеральный суд – более подходящее место для адвоката, чем суды штатов, в которых Стерн начинал свою карьеру. У федеральных судей больше времени на изучение запросов и ходатайств и на то, чтобы писать свои заключения. Здесь даже в прошлом крайне редко случались драки юристов во время процесса – в отличие от судов штатов, да еще лет пятьдесят тому назад. Клерки и судебные приставы здесь дружелюбны, вежливы и – опять-таки, в отличие от их коллег в сельских судах в прежние времена – неподкупны. Но Стерна в таких местах, как то, где он сейчас находится, никогда полностью не покидало чувство, что он – всего лишь гость, посторонний. Он добился своего видного положения в профессии, выступая в федеральном суде первой инстанции округа Киндл. Но он и до того, как вышел на свой теперешний уровень, всегда проявлял осторожность и щепетильность, избегал, когда это было возможно, сомнительных сделок, заключаемых в кулуарах, и раз за разом доказывал, что ум и профессиональная подготовка способны одерживать верх даже в тех тяжелейших условиях, в которых ему приходилось работать много лет назад. И все же он всегда мечтал работать именно в таком суде, как тот, где проходит его последний процесс.
  
Когда Сонни выходит в зал и занимает свое место, Стерн сразу же понимает, что с ней что-то не так. Она явно изменилась. Во-первых, он замечает, что Сонни накануне вечером подстриглась – теперь ее седые волосы не достают до плеч. Во-вторых, обычно она в момент появления несет с собой стопку бумаг – как правило, это ходатайства, которые она между делом просматривает и подписывает как главный судья. Но сегодня у нее в руке только том свода законов. В компьютерный век, когда исследовательскую работу юристы проделывает с помощью ЭВМ, это почти анахронизм, как старинный стационарный телефон с ручкой для соединения с коммутатором. Даже в офисе у Стерна больше нет замечательной уютной библиотеки, в которой он в течение последних десятилетий писал и переписывал множество самых разнообразных ходатайств. Тома с позолоченными корешками, содержащие решения судов, принимаемые по всей стране, продали дизайнеру интерьеров. Помещение же библиотеки сдали в аренду Гилберту Диасу, бывшему помощнику федерального прокурора, толковому молодому юристу, который отверг предложения о найме со стороны крупных юрфирм и предпочел открыть собственную контору. Вид свода законов в руке судьи заставляет Стерна почувствовать себя напроказившим школьником – он вдруг пугается, что Сонни, все еще обиженная на него за его ошибку в начале процесса, подвергнет его остракизму за его намеки присяжным по поводу собственного онкологического заболевания.
Поскольку у Сонни полно других дел, она предпочитает не терять время зря. Она сама объявляет о начале очередного слушания по делу Пафко. Минни, судебная стенографистка, тут же занимает свое место за записывающей машинкой и компьютером, установленными рядом с судейским столом. Затем судья приветствует, называя по именам, всех юристов, участвующих в процессе, и они выходят к подиуму. Таким образом удается избежать долгой процедуры официального представления. Сонни отмечает присутствие Кирила, сидящего в своем двубортном пиджаке за столом защиты. Он знает, чего следует ожидать, и явно настроен мрачно – впрочем, это может быть вызвано и тем, что Донателла неожиданно приехала в суд отдельно от него. К тому же она заняла место в той части помещения, которая отведена для представителей обвинения. Стерн благодарен ей за то, что она уступила его просьбам, и в то же время упрекает себя в том, что накануне вечером не напомнил Донателле, что присяжных сегодня в зале суда не будет.
– Я хочу высказаться по поводу поданного мистером и миссис Стерн ходатайства об отклонении всех обвинений, предъявленных подсудимому, – говорит Сонни. Вид у нее при этом мрачный и решительный. Она коротко излагает достаточно гибкие стандарты, которых должна придерживаться на данной стадии судебного разбирательства, оценивая убедительность вещдоков и свидетельских показаний, предъявленных федеральным прокурором и его командой.
– Исходя из всего этого, – заключает Сонни, – я без больших колебаний пришла к выводу, что все пункты обвинения могут быть представлены жюри присяжных для вынесения вердикта.
Стерн чувствует, как сердце у него болезненно сжимается. Между тем Фелд улыбается и оглядывается на сотрудников прокуратуры и параюристов, сгрудившихся позади него за столом обвинения. Проигрыш, даже если человек знает о том, что он неизбежен, всегда воспринимается болезненно. Мэл Тули, не слишком чистоплотный в делах юрист защиты, незадолго до завершения своей карьеры как-то сказал Стерну: «Нам надо признать это, Сэнди. Мы никогда не бываем по-настоящему готовы получить пинок по яйцам».
Сонни между тем перечисляет выдвинутые против подсудимого обвинения. Она начинает с инсайдерской торговли, а затем переходит к мошенничеству и обвинению в убийстве. Судья явно решила проигнорировать все аргументы Стерна и говорит с живостью, которая вызывает у старого адвоката отчаяние.