Последнее испытание
Такое объяснение кажется бессмысленным даже самому Стерну, и он в конечном итоге лишь смущенно просит извинения и обещает, что подобное больше не повторится.
Выражение сострадания, эмоции, которые в принципе свойственны Сонни Клонски, смешиваются на ее лице с выражением глубокого сомнения. В итоге она ничего больше не говорит о том, что произошло, и сообщает юристам, что ожидает их в зале суда через пять минут.
4. «Джи-ливиа»
В небольшой комнатке для адвокатов и свидетелей, по другую сторону коридора от дверей, ведущих в зал заседаний, Стерн, стараясь сохранять невозмутимый вид, рассказывает Кирилу и Донателле о том, что произошло в офисе судьи. Затем он возвращается в зал и занимает место за столом защиты. В этот момент он находится в зале один и пытается успокоиться, наслаждаясь царящей в огромном помещении тишиной.
Построенное в самом начале ХХ века в архитектурном стиле бозар, здание суда значительно расширилось, когда в 1929 году обрушился американский фондовый рынок. Замысловатые украшения, которые за годы Великой депрессии придумали и воплотили в камне специалисты и строители Управления общественных работ, требовали немалых усилий для поддержания их в надлежащем состоянии. Поэтому здание через какое-то время, а точнее через сорок лет, было заброшено, и суд переехал в выстроенную на противоположной стороне Федерал-сквер башню из стекла и стали. Но механическая и эксплуатационная системы нового здания функционировали из рук вон плохо. Стерн до сих пор хорошо помнит, как зимой в помещениях от дыхания образовывался пар, а преклонного возраста судья Картер сидел на своем месте в зале суда в пальто и варежках.
Дело кончилось тем, что суд переехал обратно. С тех пор старое здание превратилось в городскую достопримечательность, за которой стали заботливо ухаживать. Его теперь часто фотографируют для почтовых открыток – особенно кованую металлическую центральную лестницу и подсвечиваемые гипсовые панели, окаймляющие стеклянный купол крыши. В двухъярусном зале заседаний, где вершит правосудие Сонни, привлекают внимание арочные окна, окаймленные полуколоннами из полированного ореха, и весьма живописная настенная роспись, изображающая эпизоды исторических судебных процессов. Потолок украшен углублениями с золочеными гравированными узорами. По углам висят удивительно красивые крестообразные люстры, выполненные из меди с зеленоватой патиной. На какие-то секунды Стерн задумывается о том, что такое красота и как по-разному понимают это слово разные поколения людей.
Внезапно в зал возвращается судья, а следом за ней свои места занимают участники процесса и посетители. Как только присяжные рассаживаются на своей скамье, Сонни обращается к ним:
– Леди и джентльмены, в ходе процесса вы время от времени будете слышать, как юристы выражают протест по тому или иному поводу. Это может показаться чисто техническим моментом или даже попытками что-то от вас утаить. Но на самом деле представители обвинения и защиты делают свою работу. А это, в частности, подразумевает, что данное разбирательство должно проводиться в соответствии с существующими правилами и быть честным и справедливым судом. Этим правилам юристы следуют на протяжении столетий, и это дает свои положительные результаты. Моя же работа состоит в том, чтобы решать, следует ли считать заявляемые протесты обоснованными. Непосредственно перед объявленным мной небольшим перерывом я поддержала протест против заявлений, сделанных мистером Стерном. Это означает, что вы со своей стороны должны сделать все возможное, чтобы вычеркнуть из памяти те его фразы, которые вызвали протест. Другими словами, я считаю, что они не укладываются в выверенные временем правила, о которых я упомянула.
При упоминании имени отца Марта под столом довольно сильно лягает его по лодыжке. Его это скорее радует. По этому поступку он понимает, что к дочери вернулось ее чувство юмора, хотя еще совсем недавно, когда они находились в офисе судьи, выражение ее лица было очень встревоженным. При этом он прекрасно осознает смысл послания, которое дочь отправила ему носком туфли: любой юрист, выступающий в суде, должен добиваться того, чтобы судья относился к нему с симпатией – по крайней мере в присутствии присяжных. Члены жюри всегда просто обожают судей, видя в них своих единственных проводников в странном и непонятном мире законов и юридических уложений.
– Мистер Стерн, продолжайте, пожалуйста, – говорит судья. – Надеюсь, вы уложитесь в отведенное время – у вас осталось еще около двадцати минут.
Старый адвокат послушно кивает и с трудом поднимается.
– Леди и джентльмены, – начинает он, – в заключительной части своего выступления я хочу сказать несколько слов по поводу главного обвинения, которое выдвигает мистер Эпплтон против Кирила Пафко, дипломированного врача и обладателя научной степени в области медицины. Оно заключается в том, что подсудимый, способствуя появлению на рынке разработанного им препарата, якобы думал о наживе и не беспокоился о том, что в результате использования не проверенного как следует нового лекарства некоторые пациенты могут преждевременно умереть. Мы представим доказательства, которые покажут, что это обвинение, не будь оно столь тяжелым, было бы смехотворным.
Опираясь на трость, Стерн, прихрамывая, снова идет к столу присяжных и останавливается в нескольких футах от него.
– А сейчас давайте признаем очевидное. Как ни печально, но некоторые из пациентов, принимавших «Джи-Ливиа», и правда умерли, и это стало тяжелым ударом для их близких. Мы все соболезнуем их горю. Но «Джи-Ливиа» принимают не как аспирин. Люди употребляют его, потому что они тяжело больны, потому что у них рак в активной, прогрессирующей форме, и пациенты знают, что без этого препарата высока вероятность скорой смерти. Однако представители обвинения не могут утверждать, а тем более убедительно доказать, поскольку в подобных вопросах точные прогнозы вообще невозможны, сколько еще прожил бы тот или иной пациент, если бы не принимал «Джи-Ливиа».
– Протестую! – громко произносит Мозес. Шея Стерна слишком сильно поражена артритом, чтобы он мог обернуться, не сделав движения всем туловищем, но он так или иначе медленно разворачивается и смотрит на прокурора. Это еще один из минусов возраста. Груз прожитых лет сделал движения Стерна медленными и неуклюжими. Одно колено у адвоката неизлечимо поражено недугом, артритные боли пронзают позвоночник по всей его длине. Он не без труда удерживает равновесие. Однако каким-то чудом ему все же удается, если смотреть со стороны, в значительной степени сохранить изящество движений, которое всегда было характерно для него в зале суда.
– Гособвинение не обязано давать подобные оценки, а тем более доказывать их справедливость, – заявляет федеральный прокурор. По его спокойному тону Стерн понимает, что Мозес заявил протест по тактическим соображениям. Однако сидящая в судейском кресле Сонни в ответ на представление главного обвинителя качает головой.
– Насколько я поняла, представитель защиты всего лишь описывает аргументацию, мистер Эпплтон. Протест отклонен, – говорит она.
– Спасибо, ваша честь, – произносит Стерн и вежливо кивает, надеясь на то, что присяжные поймут: недоразумение между ним и Сонни Клонски улажено и они с судьей снова на дружеской ноге. – И все же наилучшим ответом на обвинение Кирила Пафко в убийстве является его жизнь. В течение пятидесяти лет он вносил огромный вклад в дело лечения онкологических заболеваний – возможно, больший, чем любой другой живущий на свете человек. Чтобы понять это, вам, леди и джентльмены, следовало бы хоть немного узнать о научных исследованиях Кирила, носящих на удивление комплексный характер. Но не беспокойтесь, пожалуйста: сам я совершенно не разбираюсь в том, чем занимается Кирил, так что вы не услышите от меня длинных и путаных лекций.
На лицах присяжных появляются улыбки. Стерн чувствует, что он уже преодолел первое препятствие. Дело в том, что изначально члены жюри обычно испытывают неприязнь к человеку, который защищает подсудимого, обвиняемого в серьезном преступлении.