Жертвуя королевой (СИ)

Но игра должна была сыграна до конца. Это потрясающее и опьяняющее чувство. Будто я не просто поймала удачу за хвост, но и приручила ее, и теперь эта капризная птица-удача сидела на моем плече, смирная и послушная.
«Да, — думала я, — к такому легко привыкнуть и от такого очень трудно отказаться». Вместе с этим предвкушением будущей победы мне казалось, что в моих руках сосредоточилась ментальная власть над остальными игроками.
Каждый их ход был мне известен заранее. Я чувствовала себя провидцем. Именно сейчас я поняла, почему Макс рисковал и садился за карточный стол с опасными людьми. Это было похоже на прыжок с парашютом, я испытывала то, что, наверное, испытывают те, кто занимается экстремальными видами спорта и о которых говорят — адреналиновые наркоманы.
Раньше я не понимала, что заставляет человека раз за разом штурмовать неприступные горы, погружаться на такие глубины, из которых можно больше не подняться на поверхность.
Разум мой был холоден и чист. Я сама себе напоминала снежную королеву без чувств и эмоций. И была уверена, что именно так меня видят сейчас остальные.
Когда игра была окончена, я даже пожалела, что все произошло так быстро.
Крупье собирал мой выигрыш. Я смотрела, не снимая темных очков, как он укладывает в кейс с кодовым замком одну пачку денег за другой. Мне на ум, вдруг, пришла цитата из «Игрока» Достоевского: «Я решительно не вижу ничего грязного в желании выиграть поскорее и побольше». О как же я сейчас понимала и Федора Михайловича, точнее его персонажа, и Макса, когда он не мог отказаться от игры, и саму себя понимала.
Но еще я понимала, что это моя первая и последняя игра. Как бы это ни было увлекательно, какие бы не дарило эмоции, не оставалось никаких сомнений, что конец здесь всегда один, если вовремя не остановиться — погибель. Финансовая или моральная и совсем не иллюзорная — физическая.
До машины меня проводила местная охрана. Такой сервис меня поразил. Тимур Вагитов ценил свою репутацию и делал все, чтобы игроки чувствовали себя в безопасности. Совесть меня не мучила. Мы с Максом забрали свое. Да и к тому же, мы с ним сделали все, чтобы у Тимура Вагитова было с кого спросить за то, что он потерял такую серьезную сумму. Но всему своему время.
Я села в машину, заблокировала двери и поспешила убраться отсюда подальше. И только теперь меня затрясло от пережитого. Только, когда я действительно почувствовала себя в безопасности я в полной мере осознала всю опасность нашего с Максом мероприятия.
Но все удалось. Я припарковалась в тихом переулке, в нетерпении достала смартфон и нашла прямую трансляцию шахматного турнира за звание чемпиона.
Сейчас у меня были совсем другие эмоции нежели в Германии. Сердце мое колотилось в унисон с человеком, которого я видела на экране смартфона и каждый раз, когда комментатор произносил его имя, сердце это ухало куда-то вниз, прыгало в горло и трепыхалось будто перепуганная пойманная птица.
«Но что делает Рихтер? — воскликнул комментатор, — в этой позиции он мог сделать любой другой менее опасный ход!»
Я не очень понимала, что именно происходит, ясно было только то, что Макс явно делал то, чего не понимал вообще никто.
Свою реплику вставил второй комментатор:
«Рихтер жертвует королевой. Совершенно непонятный ход. Коллега, — обратился он к первому комментатору, — что вы думаете по этому поводу?».
«Я не знаю, как это объяснить. Ощущение такое, что Рихтер допустил ошибку. Мы может стать свидетелями первой ошибки Рихтера, которая может стоить ему титула!».
«Ага, мне тоже так казалось, — усмехнулась я, — что вы можете знать о том, чего стоит Максу Рихтеру пожертвовать королевой».
«Но постойте! Кажется, мы сейчас станем свидетелями не первой ошибки Рихтера, а кое-чего невообразимого. Смотрите, что делает гроссмейстер!».
Партия вошла в эндшпиль. Ходы следовали один за одним. Я видела проекцию шахматной доски в углу экраны. И видела, как неумолимо движется пешка Макса к последней линии.
Платонов как мог пытался остановить это продвижение. Он жертвовал фигурами, ставил ловушки, но ничего не могло остановить пешку Макса, которая, как я уже знала, скоро станет королевой.
 
Комментаторы, казалось, забыли, что они следят за шахматной партией, а не за футбольным матчем и не скрывали эмоций:
«Такое ощущение, что Рихтер издевается над Платоновым. Это уже не партия — это избиение. Показательное избиение соперника! Платонов ничего не может поделать с пешкой Рихтера. Он делает верные ходы, именно единственно возможные ходы, но все эти ходы, как мы видим, Рихтером уже просчитаны».
«Это что-то невообразимое! — подключился второй комментатор. — Конечно, эта партия войдет в историю — это уже не шахматы, это — настоящее и высокое искусство. И, да, коллега, я с вами полностью согласен. Рихтер показательно избивает Платонова. Он словно решил всем нам показать, что не стоит бросать вызов Рихтеру».
«Итак, Рихтер доводит пешку до последней линии, и та становится королевой. Это разгром. Теперь нет никаких сомнений, что Платонову светит мат в три хода. М-да, такое унижение Платонову сложно будет пережить, но что он делает?».
Даже я уже понимала, что единственным правильным ходом со стороны Назара будет признание поражения. Но он снова делал ход, словно не мог поверить в то, что происходит.
Остался последний ход. Макс взял королеву, огляделся и безошибочно угадал в какую камеру смотреть. Он глядел на меня через экран смартфона своими ледяными синими глазами и держал паузу.
У меня от волнения, казалось, сейчас выскочит сердце.
Макс улыбнулся в камеру, будучи уверенным, что я сейчас наблюдаю за ним. Он поднес к губам шахматную королеву, поцеловал ее и сделал королевой ход.
«Мат!», — воскликнул комментатор.
Я выключила трансляцию, кинула телефон на торпеду, завела двигатель и рванула машину с места так, что задымились покрышки.
Я спешила добраться до убежища Макса в его гараже. У него был билет на самолет от Питера до Москвы, и я знала, что сразу после поединка он отправиться в аэропорт. А лететь здесь всего ничего.
Телефон брякнул на торпеде сообщением. Я дождалась, когда остановлюсь на светофоре и взяла телефон.
«Поздравляю с победой!», — прочитала я сообщение.
Макс несколько не сомневался в моей победе. Как и я не сомневалась, что победит он.
«И тебя с победой, гроссмейстер!», — ответила я на сообщение Макса.
Светофор переключился на зеленый, и я утопила педаль газа в пол.
Я гнала к месту нашей встрече и представляла, как Тимур Вагитов получает фотографию женщины из игорного зала, которая забирает такой выигрыш, которого не забирал у него еще никто. И следом перед глазами появилась другая картинка — Тимур Вагитов получает другую фотографию, где Назар Платонов целуется именно с этой женщиной.
Я улыбнулась этим своим мыслям и почему-то вспомнила, как Платонов цитировал Мастер и Маргариту Булгакова. Мне почему-то так смешно стало от этого, что я не сдержалась и проговорила вслух фразу кота Бегемота:
— Королева в восхищении!
  
Глава 38. Задача тысячелетия
 
Я спустилась в подвал гаража Макса, включила свет и закрыв за собой дверь поставила кейс с деньгами на пол. Я бывала до этого здесь всего пару раз. Когда Макс отправлялся сюда, пока мы были еще вместе, я никогда не мешала его уединению. Оба раза, он сам приводил меня сюда, чтобы удовлетворить мое любопытство, хоть я никогда и не настаивала на этом.
Это место было олицетворением великолепного разума Макс Рихтера. Все здесь было разложено по полочкам. Идеальная чистота, за исключением пыли, если хозяин слишком долго отсутствовал.
Я подошла к шахматному столу и села на стул. Здесь была расставлена какая-то комбинация. Я пригляделась и поняла, что именно здесь Макс репетировал свой поединок. Рядом лежал листок, на котором были расписаны ходы. Только три хода были озаглавлены: жертвуя королевой, пешка становится королевой, мат.