Жертвуя королевой (СИ)

Но вот я выбралась и мне поскорее нужно отмыться, пока эта грязь не засохла на моем теле и я не покрылась коркой, из-за которой не смогу больше двигаться и не смогу дышать полной грудью.
Я лежала чуть ли не в кипятке, но мне было холодно. Я никак не могла согреться. Не было слез, не было никакой истерики, даже мыслей никаких не было. Темная звенящая пустота и я где-то в самом центре этой пустоты: растерзанная, разрушенная, ни во что и никому больше не верящая.
Меня будто сначала вывернули наизнанку и скребком вычистили все, что может чувствовать, набили соломой, вывернули обратно и зашили. Остался только шрам, который никогда не заживет и всегда будет болеть.
Но я уже знаю, что к такой боли можно привыкнуть. Такая боль станет частью меня и в дальнейшем будет определять кто я теперь есть.
Вместе с тем, мне было спокойно. Больше незачем было гадать, незачем было переживать, на что-то надеяться. Я получила подтверждение своим страшным опасениям.
Раньше я думала: «Что же я буду делать, если все окажется так, как я предполагаю?». А сейчас стало ясно, что ничего делать больше и не нужно. Вообще ничего. Даже думать ничего не нужно.
Оказалось, что во мне все еще теплилась надежда до этого судьбоносного визита девицы Кати. Я не осознавала, что надеялась на что-то. Я так ненавидела Макса Рихтера, что и допустить не могла, будто нас что-то еще связывает или возможны какие-то дальнейшие отношения.
Но вот душа и сердце, оказывается, до сегодняшнего дня в это верили, тайком от моего разума. Теперь я это чувствовала. Чувствовала, как душа и сердце пришли в полное согласие с разумом и больше не спорят, больше ничего от него не скрывают и молча, сквозь слезы соглашаются со всеми его выводами.
А выводы были просты и жестоки в своей простоте. Нужно жить дальше и жить хорошо. Жить спокойно, без бурь и потрясений. И жить только для себя и для дочери. Выстроить жизнь так, чтобы хорошо было мне, Лиле и только.
И эта жизнь должна быть полноценной. В ней должны быть простые человеческие радости, у меня, в конце концов, должен быть нормальный и регулярный секс, да все у меня должно быть! Все, чего я по праву заслуживаю!
И с таким подходом, я тоже это понимала, нет места любви. Такой любви, какая у меня была. Может быть только прагматичный подход. Взвешенный и продуманный.
«Я больше не буду мечтать, я больше не буду верить, мне не нужно иллюзорное счастье, мне нужно только, чтобы мне было хорошо, спокойно и я должна быть уверена в завтрашнем дне. Даже за чужой счет — плевать. Теперь мне на все плевать.
Есть пустота, есть я в центре этой пустоты, и пустоту нужно чем-то заполнить. Если любовь не способна заполнять такую пустоту, если любовь может только ранить и уничтожать, что ж, я разберусь, чем ее заменить», — неслось в моей голове.
Наконец, я вылезла из ванной и встала перед зеркалом. На меня смотрела какая-то другая Лора. Я не узнавала себя. Между бровями появилась едва заметная складочка, которая делал мой взгляд жестким, даже жестоким. Черты лица будто немного заострились.
Я нравилась себе. Казалось, с меня слетела шелуха наивности и вместо этой шелухи и покрылась блестящей и пуленепробиваемой змеиной чешуей.
«Неплохо было бы ко всему этому обзавестись ядом. Если я теперь змея, тогда — это королевская кобра, а не какой-нибудь уж», — подумала я и улыбнулась сама себе.
Улыбка вышла больше похожей на оскал.
«Что ж, тоже неплохо», — подумала я, и тронула кончиком языка клыки, проверяя, выделился ли яд.
  
Глава 24. Да — значит да
 
Назар понимал, что какое-то время лучше не появляться Лоре на глаза. Он слишком хорошо изучил эту женщину и давно уже отточил свою модель поведения с ней. Он знал точно, когда нужно сближаться и когда стоит сделать шаг назад. Отступить, чтобы дать ей соскучиться и снова появиться в тот момент, когда она больше всего в этом нуждается.
Это всегда работало. В самых сложных для Лоры ситуациях он объявлялся, фиксируя в ее голове свой образ мужчины, который поддержит именно тогда, когда это больше всего необходимо.
 
Ему не обязательно знать точно, что происходит с Лорой в конкретный момент времени. Достаточно было услышать ее голос по телефону, достаточно было мельком взглянуть на нее и все становилось ясно.
Назар не только умел читать ее эмоции, он чувствовал ее сердцем. Его врожденная интуиция, помноженная на это бешеное, нестерпимое, горячее чувство, которое он считал даже больше, чем любовью, превращала его чуть ли не в провидца в отношении Лоры.
Но держать временную дистанцию ему давалось нелегко. Он буквально заставлял себя не звонить и не приезжать. Зачастую он дожимал ситуацию до такого состояния, что Лора первой звонила ему.
Но не в этот раз. Уже через пару дней они с Лорой должны были отправиться в Китай, и Назар нервничал. Он переживал, что его план сорвется, что Лора в последний момент откажется или что-то подобное.
Потому он уже минут десять крутил телефон в руках, не решаясь набрать ее номер.
Когда Тимур Вагитов предложил отправиться в Китай «тестировать нейросеть», как он выразился, Назар сомневался. Но когда тот заявил, что туда поедет и Макс Рихтер, он, не раздумывая, дал согласие.
Тогда в Германии у него не получилось одолеть Рихтера, но эту возможность он упускать не собирался. Даже если между ними и не будет прямого противостояния — поединка, любую встречу с Рихтером лицом к лицу Назар считал поединком. В котором важна только победа и неважно, что это будет за победа.
Рихтер стал для Назара каким-то наваждением, он не мог успокоиться до тех пор, пока не уничтожит его. Временами Назар задумывался о его физическом устранении, но это было бы слишком просто и, как иногда думал Назар — неспортивно.
Да, у Назара не получалось взять вверх над Рихтером в шахматном поединке. Но кое в чем он был все-таки сильнее своего врага. Тот плохо умел просчитывать людей и порою относился к ним лучше, чем они того заслуживают. Рихтер заведомо считал человека хорошим и, только убеждаясь в обратном на практике, менял свое мнение.
Тогда как Назар, наоборот, сначала видел в человеке только худшее и так и думал о нем до тех пор, пока тот не доказывал обратное. Что случалось довольно-таки редко. Да почти никогда такого не случалось. Назар обычно всегда оказывался прав.
Одним из исключений оказалась Лора. Да таким исключением, что Назар не только ошибся в своих первичных предположениях на ее счет, но и всей душой полюбил эту женщину. Что всегда считал невозможным для себя.
Он даже думал, что боль, причиненная ей Максом, добавила ей романтической тоски в ее чудесных глазах, смягчила остроту взгляда. Будто ее деловой образ теперь пошатнулся, стерся, и из-за него проглядывала нежная Лора, его Лора, млеющая в его руках, из-за своей тоски отдающаяся ему, ее спасителю. Он бы целовал ее грустные глаза, позволь только она ему. Он носил бы на руках эту нежную, сломленную женщину. Но она постоянно оставалась недосягаемой для него. В ее сердце он сражался с Максом снова и снова.
И вот уже несколько дней Назар не появлялся у нее и не писал, и не звонил. Не писал сам, потому что писала Лора, и он только отвечал.
Ее сообщения впервые за все время были наполнены каким-то едва уловимым теплом, чего раньше не было.
Что-то изменилось в самой тональности этих сообщений, будто Лора аккуратно прощупывала почву, чтобы сделать какой-то шаг, на который пока не решалась.
И Назар делал все, чтобы этот шаг она сделала. Он не сомневался, что, если Лора сейчас и колеблется в чем-то прямо сейчас, так только на его счет.
Буквально за день до того, как им нужно было отправляться в Китай, Лора написала:
— Ты давно не появлялся, я соскучилась.
— И я соскучился, — ответил Назар.
— Приедешь сегодня? — спрашивала она.
— Обязательно, — отвечал Назар. — У тебя все хорошо? Что-нибудь нужно?
— Ничего не нужно, все хорошо, просто приезжай, — она поставила смайлик в конце сообщения.