Assassin's Creed. Кредо убийцы

И Агилар понимал.
– Клянусь, Наставник, – сказал он.
Карие глаза Бенедикто пристально посмотрели в его зрачки. Затем Наставник кивнул, подошел к Агилару и взял его за правую руку, предусмотрительно забинтованную при подготовке к необходимой жертве, и медленно положил ее на деревянную резную плаху, опоясанную кованым обручем. Были на ней и другие, более мрачные украшения – пятна, похожие на застарелую ржавчину.
Бенедикто аккуратно уложил руку Агилара так, чтобы инструмент с двумя зубцами мог обхватить безымянный палец юноши. Агилар чувствовал: Наставник напряжен так же, как и он.
– Наши жизни ничто, – напомнил Бенедикто, буравя его взглядом. – Яблоко Эдема – все. Дух Орла [3] будет охранять будущее.
Его родители оставили мир, но завещали ему свою страстную любовь и преданное служение, и Агилар через боль готовился вступить в наследство. Они и его тоже оставили. И он считал своей долей одиночество. Но еще мгновение – и одиночеству придет конец. Еще мгновение – и он обретет огромную семью – братство.
Бенедикто сжал двузубец и отсек палец.
Боль пронзила Агилара. Но он сцепил зубы и не издал ни единого звука, даже не вздрогнул. Хлынула кровь, быстро потекла на бинты, они жадно впитывали красную влагу. Агилар сделал глубокий вдох, его инстинкт выживания боролся с железной дисциплиной, обретенной в тренировках.
«Лезвие идеально заточено, – сказал он себе. – Рана чистая. Заживет. И я тоже исцелюсь».
К нему подошла Мария, в руках она держала изысканно украшенный наруч, сделанный из кожи с металлическими вставками. Стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть, если невзначай открытая рана коснется металла, Агилар осторожно просунул руку внутрь. Он не смотрел на наруч, только на Марию, в глубину ее теплых зеленовато-голубых глаз, подведенных сурьмой. Маленькие татуировки на лбу, подбородке и обеих щеках под глазами делали ее по-особенному красивой.
Мария, которая вошла в его жизнь на правах сестры, со временем стала означать для него нечто большее. Он знал ее всю – ее смех, запах, нежное дыхание, которое щекотало кожу, когда она спала в его объятиях. Знал округлость ее бедер и силу ее рук, когда она играючи стискивала их замком, прежде чем поделиться с ним жаром губ.
Но сейчас это была не игра. Мария много значила для Агилара, но он понимал: стоит ему сделать неверный шаг – и она будет первой, чей кинжал распорет ему горло.
Кем бы она ни была, прежде всего она – ассасин, и Кредо для нее превыше всех человеческих привязанностей.
Отныне и он будет таким.
Началось посвящение. Красиво и торжественно зазвучал голос Марии:
– Там, где другие слепо следуют за истиной, помни…
– …ничто не истинно, – подхватил хор голосов.
– Там, где другие ограничены нравственными и иными законами, помни…
– …все дозволено.
Агилар еще мгновение удерживал ее взгляд, затем, как его учили, сделал легкое движение запястьем. С лязгом, словно радуясь освобождению, из наруча выдвинулось тонкое лезвие и заняло место отсеченного безымянного пальца.
– Мы трудимся во тьме, дабы служить свету, – произнес Агилар, и голос его от внутреннего напряжения слегка подрагивал. Он набрал в грудь воздуха. – Мы – ассасины.
И где-то высоко над головами раздался крик орла, будто дух его возликовал, одобряя свершившееся.
 
Глава 1
 
Нижняя Калифорния
1988 г.
Кэл Линч поднял голову и, щурясь от солнца, посмотрел на небо, откуда донесся крик орла. Птицу было не различить, только силуэт. Он улыбнулся, натянул на голову капюшон серого свитшота, закрывая русые с рыжинкой волосы, и приготовился.
Он тоже собирался полетать.
Он давно этого хотел… вернее, всегда, с тех самых пор, как несколько месяцев назад родители переехали сюда. Они часто переезжали, и этот факт Кэл принимал как должное. Родители перебивались случайными заработками, на какое-то время задерживались на одном месте, а затем неожиданно срывались и перемещались на новое. Из-за частых переездов Кэлу не удавалось завести друзей. Так уж случилось, что он решился именно сегодня. Зрителей не было. Но это его не особенно беспокоило. Нет так нет. Никто вообще не предполагал, что он на это отважится.
 
Когда Кэл затаскивал велосипед на крышу старого заброшенного здания, нога вдруг соскользнула с проржавевшей ступеньки. Он распорол джинсы и сильно оцарапал ногу. Ничего страшного, год назад в какой-то дешевой больнице ему сделали прививку от столбняка. Кэл любил проводить время на крышах. Ночью, когда родители думали, что он мирно спит в своей комнате, он вылезал через окно и отправлялся гулять по крышам. Из сонной теплоты комнаты он вырывался в прохладу и таинственность ночи и переживал тысячу приключений, пока родители пребывали в блаженном неведении.
Сегодня целью Кэла был большой контейнер для морских перевозок, находившийся ниже крыши, на которой угнездился Кэл со своим велосипедом. Расстояние до контейнера не превышало двадцати футов – сущий пустяк.
И только сердце колотилось в груди, когда он стоял одной ногой на педали велосипеда, другой – на крыше здания. Он закрыл глаза и медленно выдохнул через нос, стараясь успокоить сердцебиение и замедлить дыхание.
«Ты уже там, – говорил он себе. – Уже все сделано. Прочувствуй каждый дюйм полета. Посмотри, как колеса идеально приземляются, и ты резко разворачиваешь велосипед, чтобы его не отбросило в сторону».
Нет, это плохая картинка, от нее нужно немедленно избавиться. Это похоже на старую шутку: «Не думай о розовом слоне». И вот ты уже не видишь ничего, кроме розового слона.
Кэл сменил направление мысли: он видел, как крутит педали, стремительно летит, приземляется, – новая победа.
Внутренним зрением он видел себя летящим. Летящим, как орел. Он может это.
Медленно и спокойно Кэл открыл глаза и сжал руль.
«Вперед».
Он рванул вниз, неистово крутя педали, глазами впившись в точку приземления, а не в быстро сокращавшееся расстояние и не в кучу хлама между крышей и контейнером. Быстрее, быстрее… и уже в воздухе он изо всех сил рванул переднее колесо велосипеда вверх.
Он летел над мусором, лицо растягивалось в улыбку абсолютной радости. Да! Он сделал это…
Переднее колесо преодолело расстояние.
Заднее – нет.
Все произошло так быстро, что Кэл даже не успел испугаться. Велосипед тяжело приземлился на кучу старых матрасов и прочего хлама, который он кропотливо таскал сюда в течение нескольких недель.
Он осторожно пошевелился, – похоже, все цело. Кровь текла из глубокой царапины на лице, и все тело болело, но это ерунда.
Велосипед тоже пострадал. Но и после более тяжелых поражений он неизменно доставлял своего хозяина домой.
– Черт! – выругался Кэл, выбираясь из кучи хлама со своим велосипедом. Он не собирался рассказывать родителям, где и при каких обстоятельствах получил травмы.
Он наскоро обследовал себя: несколько синяков и порезов на лице и теле – пустяки, даже царапина на ноге перестала сочиться кровью. И байк был в норме – так, несколько вмятин, но на ходу. Хорошо. Кэл поднял голову, посмотрел на небо и улыбнулся, различив маленькую точку: орел. Однако… папе с мамой ничего не надо знать об этом. Кэл еще немного посидел, наблюдая за орлом.
Уже начали сгущаться сумерки, и тени вытянулись, когда он подъезжал к обшарпанному многоквартирному бараку, который называл своим домом. По дороге за велосипедом клубилась желтоватая пыль. Здесь все было покрыто густым слоем золотистой пыли, и лишь веревки с цветными флажками, натянутые над дорогой, оживляли унылую блеклость пейзажа.
К Кэлу вернулось привычное хорошее расположение духа, и он уже проанализировал, что сделал неверно, и понял, как в следующий раз исправить все ошибки и приземлиться успешно. В конце концов, это была лишь первая попытка. Каллум Линч не трус. Завтра он повторит попытку снова… или, поправил сам себя Кэл, когда родители позволят ему снова сесть на велосипед.