Туманная река 4 (СИ)
Тема простого нормального человеческого жилья, по всей видимости, у Корнеевых была больным местом, поэтому жена Юры периодически гладила его по руке, что бы тот сильно не бушевал.
— Кстати, Ефимыч, просил узнать, ты играть-то за нас в новом сезоне будешь или как? — Спросил меня партнёр по сборной.
— Ефимыч — это который тренер Колпаков? — Уточнил я. — Двадцатого октября буду на жеребьёвке новой баскетбольной Евролиги. Говорят, в ЦК идею поддержал сам Хрущёв. Там всё и решиться за кого мне играть. И играть ли вообще.
— Не понял? — Удивился Юра.
— В ноябре, когда начнётся Евролига у нас с «Гитарами» гастроли, сначала Прибалтика, затем страны соцлагеря, — я стал загибать пальцы. — Всё согласовано на правительственном уровне. «Капусту» будем на концертах «косить» для государственной казны. Так, когда мне играть в баскетбол?
— То есть мне вежливо послать Ефимыча на три буквы? — Ухмыльнулся Корней.
— Ну, — недовольно посмотрела на него супруга.
На этих словах шестилетний Мишка всё-таки зацепился ногой за косяк и грохнулся на свеженький дощатый пол.
— У-у-у-а-а! — Завыл малыш из коридора.
Татьяна тут же бросилась поднимать и успокаивать начинающего спортсмена по межкомнатному бегу.
— Есть такая идея, — я отхлебнул горячего кофе. — Намекни Василию Ефимовичу, что я отыграю часть игр за «Динамо» если тебе дадут квартиру. Ведь в Евролиге главное на первом этапе попасть в плей-офф. А за главный кубок мы уже в играх на вылет по-серьёзному с любой командой зарубимся.
— Ну, Богданыч! — Корнеев от всей души своей могучей рукой похлопал меня по плечу. — Уважаю! Кстати, а что у нас с хоккеем?
— В эту пятницу сутра в спорткомитете сбор всех участников, а первые игры уже в воскресенье, — я откусил кусок свежего пирога. — С ЦСКА сыграем, и хорош. У меня и без хоккея «геморроя» выше крыши.
— В пятницу пойдём вместе, — обрадовался Юра. — У меня тоже на ЦСКА «зуб». Тань! Собирай Мишку домой. Пора и честь знать. Прямо сегодня с Колпаковым поговорю, — подмигнул мне Корней.
* * *Около четырёх часов дня, когда я собрался немного перед вечеринкой покемарить, в гости пожаловал боксер Боря Никоноров. Если семью Корнеевых волновал квартирный вопрос, то холостяк Борис сгорал от любовных переживаний к дочке американского миллионера Дорис Фукс.
— Я на пять минут, — пробормотал Никонор, проходя в мою новую комнату.
— Выбирай куда сядешь, на табуретку или на табуретку, — я обвёл рукой нехитрую мебель своего скромного жилища. — Вечером-то на коктейльную вечеринку тебя ждать?
— Не, — махнул рукой боксёр полулёгкого веса. — В декабре матчевая встреча со сборной ФРГ, а ещё раньше в конце ноябре отборочные в сборную. Если зайду к тебе на рюмку коньяку, не дай Бог сорвусь. Мне бы это, письмо бы как-нибудь в Америку отправить.
— В первых числах ноября мы с «Гитарами» едем в Вильнюс, Ригу и Таллин. Можно попробовать через эстонских контрабандистов переправить письмо в Финляндию, а оттуда уже в США.
— Скажешь тоже, контрабандистов, — обиделся Боря. — Я что преступник какой?! Но в принципе, идея хорошая.
— А потом в середине ноября, — я улыбнулся, — скорее всего, гастроли по странам соцлагеря.
— И чего? — Никонор весь подался вперёд, как будто я ему сейчас сообщу некую военную тайну.
— А того, в Берлине ещё стеной город не перегородили, — я показал ребром ладони, как это будет сделано в будущем. — Поедешь с нами билетёром, вот и встретитесь там со своей Дорис без свидетелей.
— А дальше? — Боря от предвкушения долгожданной встречи потёр свои руки.
— Дальше? — Я на мгновение задумался. — Заделаешь ей ребёнка, потом напишешь Никите Сергеевичу слёзное письмо, что прошу выпустить из страны, для воссоединения так сказать с семьёй.
Видя, как Борис озадаченно чешет свой затылок, я заржал.
— Да шучу, я шучу, — отсмеявшись, сказал я. — Пока просто встретитесь, пообщаетесь. А там придумаем что-нибудь. Может тебя торговым представителем в США отправить, пластинки наши за валюту продавать. Как раз для открытия магазина родственные связи пригодятся. Может что-нибудь другое придумается.
— Быстрей бы уже, — пробормотал Борис.
* * *Торжество по случаю новоселья организовали в большой комнате нашей трёхкомнатной квартиры. В той самой, которую себе отхватил Санька Земакович. Не обращая внимания на его недовольное ворчание, мы составили три коротких кухонных стола вместе и принесли все имеющиеся в наличие табуретки. Толик притащил свой катушечный магнитофон. Многочисленные гости, зная, что у нас в чести безалкогольный образ жизни, коньяк и прочие спиртосодержащие напитки захватили с собой. Мы же обеспечили стол разносолами. «Почки заячьи верчёные, головы щучьи с чесноком, икра чёрна, красная и заморская баклажанная», — бухтел я про себя, выставляя на стол огурцы солёные, грибы консервированные, колбасу нарезанную кружками, апельсины дольками, и всё остальное прочее, чем одарил нас московский «чёрный» рынок.
Кстати, о гостях. Среди лиц мне знакомых, были и не очень. Например: к Тоне пришли три подружки с фабрики, которые постоянно стреляли глазками в сторону меланхоличного Толика.
— Напросились, — прошептала мне Тоня на ухо. — Неудобно было отказать.
И вот ещё Владимир Трещалов удивил, привёл с собой настоящую красивую блондинку.
— Познакомься, — сказал актёр мне, — это Света Светличная.
— Не виноватая я, он сам пришёл, — пробубнил я тихо себе под нос, и пожал руку блондинке.
На веселье пожаловал и писатель Витюша со своей Татьяной Владимировной, которая подарила лучший подарок, книгу «Звёздные войны. Скрытая угроза».
— За два дня в ГУМе все книги с полок просто смели! — Похвасталась, одетая в довольно смелый с голыми плечами наряд, зрелая муза писателя.
А вот режиссёр театра Семён Болеславский сидел на новоселье чернее тучи. Лживая статья в «Правде» по нему очень сильно ударила, поэтому Семён Викторович за столом «накидался» быстрее всех.
— Переживает, — шепнул мне на ухо Владимир Высоцкий, который с Ниной Шацкой постоянно держался за ручки, как молодожён.
Зато веселились на все сто актёры-любители из театра-студии. На них «Звенящая пошлость!», о которой писал в газете товарищ О. Ефремов, морально не давила. Наоборот после того, как «Ирония судьбы» вышла на сцене ДК, они стали у себя в строительном тресте настоящими звёздами.
Санька Земакович с художницей Машей Ларионовой, тоже был весел. Наташа о чём-то шепталась с Иринкой Симоновой, с нашей прежней клавишницей. А Лиза Новикова, которая играла в группе на синтезаторе сейчас, держалась поближе ко мне и старалась ни с кем в разговоры не вступать.
Когда вся компания, как следует «подогрелась» объявили танцы под магнитофон. Малая часть гостей тут же переместилась на кухню, где желающие пели под гитару. И пока за инструментом солировал Толик Маэстро, исполняя наш новый хит «Льёт ли тёплый дождь», меня отозвали в сторону пошептаться Высоцкий и Трещалов.
— Есть две новости, — начал, немного помявшись, Владимир, который Семёнович.
— Давай без предисловий, — пробурчал я.
— Наталья Рязанцева из театра уходит, — сказал он.
— То есть в понедельник уже съёмки, а актрисы на роль Гали — нет?! — Я чуть не вскрикнул от досады.
— Блондинка, с которой я пришёл, её посоветовал взять вместо Натальи в спектакль Лева Кочарян, — продолжил меня «радовать» уже Трещалов. — Она недавно снялась в ерунде какой-то у режиссёра Калика. Вроде девочка перспективная? Как ты считаешь?
В маленькую комнату для гостей, где мы шептались, заглянула Лиза и посмотрела вопросительно на меня.
— Белый танец, — скромно сказала она.
— Сейчас я с кавалерами поговорю, и тогда потанцуем, — ответил я, после чего девушка разочаровано закрыла дверь.
— Значит так, — я внимательно посмотрел на обоих Владимиров разом. — Спектакль закрываем, съёмки отменяем, гипс снимаем, клиента провожаем. Возражение не принимаю!