Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным
Элизабет рассказывала услышанные от матери предания: волшебные легенды о шотландских феях, вечно занятых плетением золотых кружев или каким-нибудь другим полезным ремеслом. Ее истории были хороши, но не производили столь же глубокого впечатления, как рассказы Рамы или Алисы, потому что случались давным-давно и в далекой Шотландии, которая казалась не более правдивой, чем населявшие ее феи. Зато ничего не стоило пройти по дороге и увидеть то самое место, где каждые три месяца проезжает лейтенант-полковник Мерфи, а Алиса обещала отвести слушателей к каньону, где по ночам двигались фонари – притом что никто не держал их в руках.
Это было хорошее время, и Элизабет чувствовала себя очень счастливой. Джозеф говорил немного, однако никогда не проходил мимо без того, чтобы не приласкать ее; никогда не смотрел на жену без спокойной медленной улыбки, от которой на сердце становилось тепло и уютно. Казалось, он не умел спать крепко: всякий раз, когда Элизабет просыпалась среди ночи и протягивала к нему руку, сразу заключал ее в объятия. За несколько месяцев замужества грудь ее округлилась, а глаза наполнились тайной. Время было волнующим и интересным, потому что у Алисы должен был вскоре родиться ребенок. А еще приближалась зима.
Дом Бенджи стоял пустым, и два пастуха-мексиканца переселились туда из амбара. Томас поймал среди холмов медвежонка-гризли и пытался его приручить. Правда, пока без особого успеха.
– Малыш больше похож на человека, чем на животное, – говорил Томас. – Совсем не хочет учиться.
Медвежонок кусал хозяина всякий раз, когда тот подходил, и все же Томас гордился питомцем, потому что все вокруг уверяли, что в горах Берегового хребта гризли не водятся.
Бертон занимался духовной подготовкой, так как планировал отправиться на религиозное собрание в Пасифик-Гроув и провести там лето. Он заранее радовался грядущим светлым чувствам и предавался ликованию при мысли о том времени, когда снова обретет Христа и во всеуслышание покается в грехах.
– По вечерам можно будет ходить в общественный дом, – объяснял он жене. – Там все поют и едят мороженое. Возьмем палатку и останемся на месяц или даже на два.
Бертон предвкушал, как будет восхвалять проповедников за их благостные речи.
Глава 15
Дождь пошел в первых числах ноября. Каждое утро Джозеф вглядывался в небо, изучая далекие грузные тучи, а каждый вечер наблюдал, как заходящее солнце румянит небосвод. И вспоминал пророческие детские стишки:
Красное небо утром —Морякам тревожно.Красное небо вечером —Морякам спокойно.Или так:
Красное небо утром —Жди дождей.Красное небо вечером —Жди ясных дней.Он смотрел на барометр чаще, чем на часы, и радовался, видя, как игла опускается все ниже и ниже. А потом выходил во двор и шептал дубу:
– Скоро начнется дождь и смоет с листьев пыль.
Однажды Джозеф застрелил охотившегося на кур ястреба, повесил его на высокой ветке головой вниз и начал пристально следить за лошадьми и курами.
Томас смеялся над братом:
– Ты тут ничем не поможешь. Всему свое время, Джо. А если будешь слишком стараться, только вспугнешь дождь. – И добавил: – Я собираюсь зарезать свинью утром.
– Укреплю в ветвях дуба перекладину, чтобы повесить тушу, – ответил Джозеф. – Рама сделает колбасу?
Когда свинья завизжала, Элизабет спрятала голову под подушку, но Рама невозмутимо стояла на месте казни и деловито собирала кровь в ведро для молока. А едва мужчины закончили работу и отнесли мясо в новую маленькую коптильню, начался ливень. В этот раз природа не обманула: утром с юго-запада и с океана прилетел неистовый ветер; приползли тучи, заняли все небо и опустились так низко, что накрыли вершины гор – а потом зашлепали жирные тяжелые капли. Дети собрались в доме Рамы, возле окна, и встретили дождь радостными криками. Бертон вознес хвалу Господу и уговорил жену сделать то же самое, хотя Хэрриет плохо себя чувствовала. Томас ушел в конюшню и присел на край яслей, чтобы лучше слышать, как дождь стучит по крыше. Сено еще хранило тепло нагретых солнцем склонов. Лошади беспокойно переминались с ноги на ногу и крутили головами, пытаясь вдохнуть свежий воздух, который залетал в конюшню сквозь маленькие окошки для чистки навоза.
Когда небо разверзлось, Джозеф стоял под дубом. Свиная кровь, которой он оросил ствол, казалась черной и блестящей по сравнению с корой. Элизабет окликнула с крыльца:
– Иди в дом, промокнешь!
Он со смехом обернулся:
– У меня кожа пересохла. Мечтаю промокнуть!
Первые крупные капли подняли фонтанчики пыли, а скоро земля потемнела от влаги. Дождь усилился, подул свежий ветер. Воздух наполнился запахом влажной пыли, и начался первый настоящий зимний ливень. Заполнив собой все пространство, вода стучала по крышам и срывала с деревьев слабые листья. Земля быстро намокла, и по двору побежали ручейки. Джозеф стоял, подняв голову и закрыв глаза, а дождь молотил по его щекам и векам; струи текли по бороде и попадали в расстегнутый воротник рубашки. Одежда потяжелела и обвисла. Так он стоял долго, желая убедиться, что природа подарила им настоящий серьезный дождь, а не обманчивый мимолетный ливень.
Элизабет снова позвала:
– Джозеф, иди домой, не то простудишься!
– От этого не простудишься, – рассмеялся он. – Только станешь здоровее!
– На голове вырастут водоросли! Иди, Джозеф, печка хорошо горит! Переоденься!
Однако он продолжал стоять под деревом, и только когда вода потекла по стволу, вернулся в дом.
– Год будет хорошим, – заметил он радостно. – Перед Днем благодарения по каньонам потекут речки.
Элизабет сидела в большом кожаном кресле, а на печке тушилось жаркое. Когда муж вошел, она рассмеялась: радость переполняла воздух.
– Вода капает с тебя прямо на чистый пол.
– Знаю, – коротко ответил Джозеф и внезапно ощутил такую острую любовь к земле и к Элизабет, что прошел по комнате и в жесте благословения положил на ее волосы мокрую ладонь.
– Джозеф, с тебя капает прямо мне на шею!
– Знаю, – повторил он.
– Джозеф, у тебя холодная рука! Во время обряда конфирмации епископ положил ладонь мне на голову, и его рука тоже была холодной. По спине побежали мурашки, а я подумала, что это Святой Дух. – Она улыбнулась счастливой улыбкой. – Потом мы обсуждали церемонию, и все девочки подтвердили, что на них снизошел Святой Дух. Как давно это было, Джозеф!
Она ступила на тропу воспоминаний; в середине долгой узкой картины времени увидела тесный белый проход в горах, но даже он показался очень далеким.
Джозеф быстро наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Через две недели вырастет жирная трава.
– Джозеф, на свете нет ничего хуже мокрой бороды! Сухая одежда лежит на кровати, милый.
Вечером он сидел в кресле-качалке у окна. Украдкой заглядывая в его лицо, Элизабет видела, что муж недовольно хмурится, едва стук капель стихает, и улыбается, слыша, как дождь припускает с новой силой. Ближе к ночи пришел Томас и, прежде чем переступить порог, долго вытирал ноги на крыльце.
– Хороший дождь, – заметил Джозеф.
– Да, неплохой. Завтра придется прокопать канавы. Загон затопило, надо будет осушить.
– В этой воде соберется хороший навоз, Том. Направим ее в огород.
Дождь продолжался целую неделю, иногда слабея и превращаясь в туман, а потом снова набирая силу. Вода прибила старую сухую траву, а уже через несколько дней сквозь эту подстилку пробились крошечные зеленые побеги. Река с шумом вырвалась из-за западных холмов и вышла из берегов, сметая по пути ивы и ворча среди камней. По каждому каньону и каждой трещине в земле мчались в реку бурные ручьи. Все овражки, канавы и рвы превратились в озера и потоки.