Крепкий орешек Джонс и нарисованный город

Роквелл посмотрел на неё. Было ясно, что она не шутит.
– О`кей. Сама напросилась… – робко ответил он.
Роквелл протянул руку к картинке, расставив широко пальцы, словно собирался ухватить яблоко. Улыбнувшись Орешку, он впился глазами в рисунок и глубоко вздохнул.
И тут случилось загадочное. Роквелл ожидал коснуться бумаги, но не почувствовал… ничего. Совсем. Рука продолжала двигаться. Она погружалась вглубь рисунка, прямиком к яблоку. Кончики пальцев что-то нащупали, рука безотчётно сжалась, и – чудо из чудес! – изумлённый Роквелл вытащил из листа бумаги рисунок и замер, держа яблоко в вытянутой руке.
  
15. Яблочная пыль
 
Глаза у Роквелла открылись так широко, что Орешек даже подумала, они сейчас выскочат из головы и запрыгают по полу, как мячики от пинг-понга.
– Ну что, теперь ты мне веришь? – спросила Орешек.
Не успела она договорить эти слова, как произошло ещё кое-что загадочное. Нарисованное яблоко, которое Роквелл держал в руке, стало медленно осыпаться.
– Что такое? – пронзительно вскрикнул Роквелл, глядя, как яблоко исчезает.
Через несколько секунд от яблока осталась только маленькая кучка очень тонкого серебристо-серого порошка.
Роквелл посмотрел на Орешка.
Потом посмотрел себе на руки.
Потом снова посмотрел на Орешка.
– Что, во имя всего доброго и хорошего, что есть на свете, только что произошло? – прошептал он.
– А я тебе говорила, что история странная.
– Странная?! – завопил он. – Да это чертовски же потрясающе! Это как что-то из Гарри Поттера!
Орешек в замешательстве смотрела на этот непомерный и неуместный восторг Роквелла.
– НИФИГАСЕБЕ! НАСТОЯЩЕЕ ВСАМДЕЛИШНОЕ ВОЛШЕБСТВО! Ты понимаешь, что это значит? Ты станешь такоооооооооой богатой!
И он пустился в пляс по лаборатории, распевая какую-то чушь, будто в мире богатых людей никогда не заходит солнце.
Когда он, двигаясь лунной походкой, вернулся наконец к Орешку (да ещё крутанулся на месте, громко выкрикнув ей в лицо: «Ух-ху!»), она прижала палец к его губам.
– Тссссссссссс! Ты что, хочешь, чтобы весь мир узнал, что у нас тут?
– Э-э… да. Да, я хочу. И я не только хочу, чтобы весь мир узнал, что у нас тут, но ещё я хочу, чтобы весь мир заплатил нам кучу денег, чтобы только увидеть, что у нас тут!
– Жаль тебя разочаровывать, Роквелл, но, боюсь, деньги меня совершенно не интересуют, – тихо сказала Орешек. – Чего я хочу, так это выяснить, откуда у папы этот карандаш и почему он его хранил.
– Ну так спроси у него!
Лишь в эту минуту Орешек поняла, что Роквелл ничего не знает. Не имеет ни малейшего представления. Ни о папином загадочном исчезновении, ни о полицейском расследовании, ни о том, что мама сошла с ума и заставила её сменить школу. Ни о чём. Ни о чём таком она ему не рассказывала, потому что… ну… они же с ним не друзья.
– Слушай. Мне надо тебе кое-что рассказать.
Орешек набрала в грудь побольше воздуха и второй раз за день принялась поверять Роквеллу свои тайны.
* * *
– Ой, Орешек, – сказал он, когда она закончила, – мне так жаль. Я помню, как было грустно, когда мой папа от нас переехал – хоть и в том же доме, только на три этажа ниже. Всё равно было плохо, представляю, какой это ужас – не знать, куда пропал папа.
Орешек кивнула.
– Да. Ужас. – На её губах заиграла слабая улыбка. – Спасибо, Роквелл.
 
– За что? – растерялся он.
– Ты единственный, кто, кроме меня, не верит, что он сбежал в Мексику.
– Ну, да, но… ты же знаешь своего папу? Если ты уверена, что он исчез, значит, он исчез.
– Уверена, – согласилась она.
– Ну, вот… Слушай! Знаешь, что я подумал? – взволнованно произнёс Роквелл. – Я подумал, что твой папа хотел, чтобы ты нашла карандаш. Мне кажется, это ключ к тому, что с ним могло случиться. Можно ещё раз посмотреть?
Орешек протянула ему карандаш:
– Там сбоку какие-то странные буквы. Кажется, «LORE». Что означает «lore»?
Роквелл вытащил из кармана носовой платок и осторожно завернул в него карандаш.
– Есть только один способ выяснить, – ответил он, поднимая сумку. – Идём в библиотеку!
  
16. Николя-Жак Конте
 
Пробежав сломя голову по коридорам, Орешек и Роквелл едва успели остановиться возле справочного отдела библиотеки. На поиски у них оставалось минут десять – как раз до звонка на следующий урок.
– Ну, вот скажи: нельзя, что ли, просто взять и погуглить дома? – спросила Орешек, помня, что мобильные телефоны в «Святом Хьюберте» были под запретом.
– Куй железо пока горячо! – воскликнул в ответ Роквелл. – Ты же хочешь отыскать папу? И вообще, чувствуешь запах?
– Какой ещё запах? Ой, нет! Потерпеть не мог?
– Да нет же! – вскрикнул, краснея, Роквелл. – Я говорю: чувствуешь запах… знаний?
– Не знаю про «знания», но запах пыли от старых книг я чувствую точно. Это словарь ещё, наверно, с девяностых годов. Он же древний!
– А я обожаю запах библиотек, – мечтательно произнёс Роквелл. – Все эти страницы, полные фактов, суждений, оценок. Пойми меня правильно: компьютеры – это круто, но, когда дело касается обучения, ничто не сравнится с простейшим аналоговым процессом. Когда-нибудь целый отдел в этом зале будет посвящён мне и моим открытиям. Вот увидишь.
– Ты прав, я не сомневаюсь, – сказала Орешек. – А пока давай лучше посмотрим, что означает «LORE», хорошо?
Она вытащила с полки словарь, сдула с обложки пыль, открыла и принялась листать страницы со словами на букву «L».
– А, вот оно! – закричала она.
– Знание! Здесь говорится «знание»! Видишь? Я же говорил, что чувствую его запах, – заулыбался Роквелл.
– Не понимаю, – сказала Орешек. – Что за совокупное знание или мудрость? Что за учение? Роквелл? Роквелл!
Он стоял в глубине прохода и листал книгу. Такой огромной книги Орешек не видела никогда в жизни. Роквелл всячески исхитрялся, переворачивая страницы, ведь книгу приходилось держать обеими руками – такой тяжеленной она была.
– Помочь? – спросила Орешек.
– Да, пожалуйста, – пропыхтел от натуги Роквелл. – Я решил взять энциклопедию, посмотреть, кто изобрёл карандаш. Может, там и про наш написано.
– А вот это очень даже хорошая мысль, – сказала Орешек, помогая Роквеллу опустить книгу на пол. – Так, погоди-ка. Что значит – «наш»?
– Короче. Давай искать, – сказал Роквелл, делая вид, будто не слышит. – Ага! Вот. «История карандаша».
Он взялся читать статью, и лицо у него приобрело сосредоточенный вид.
– Ну? – с нетерпением выпалила Орешек.
– Здесь говорится, что его изобрёл в восемнадцатом веке какой-то французский чувак по имени Николя-Жак Конте. В общем, британцы отказались продавать французам графит, и он решил смешать графитный порошок, который у них был, с глиной и таким образом изготовить грифель. Потом он поместил его между двух полуцилиндров из дерева и получил самый первый образец доступнейшего инструмента для рисования, который мы все знаем и любим.
– Хм, – задумалась Орешек, – так, может быть, тогда наш карандаш из Франции?
– Ага, значит, теперь уже наш? – улыбнулся Роквелл.
ДДДЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗИИИИИИИИИННННННННЬЬЬЬЬЬЬ!!!
Звонок об окончании большой перемены чуть не оглушил их обоих. Роквелл захлопнул энциклопедию и, тяжело дыша, затолкал обратно на полку.