Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса
– Да, я уже почти готов…
«Ни черта я не готов, – с досадой подумал Кратов, рыща по спальне. – Как к такому вообще можно быть готовым?!»
– Ну-ну, – сказал Энграф, небрежно облокотившись о подоконник. – Не следует, однако же, впадать в шок. Поменьше суеты, побольше достоинства. Не путать последнее с отчаянной наглостью… Тектон жаждет встречи с вами в течение этого дня. Посредник передал также, что в случае вашей занятости тектон готов перенести встречу на любое удобное для вас время. Удобное для вас, Костя, а не для тектона, заметьте. Как он выразился: отложить на любой отличный от бесконечности срок. Как вы полагаете, достанет вам бесконечности, чтобы привести себя в подобающий вид?
– Надеюсь… Иное дело, хватит ли терпения!
– Это извинительно. Тектон просил сообщить приемлемые для вас условия встречи. Приемлемые опять-таки для вас, Костя.
– А кто посредник? – зачем-то спросил Кратов, натягивая свитер.
– Шервушарвал, дшуббанский семигуманоид. Вы его не знаете.
– Сообщите мне его код…
– Не стоит хлопот, я сам с ним свяжусь.
– Спасибо, Григорий Матвеевич. Передайте, пожалуйста, коллеге Шервушарвалу… В общем, я буду готов к встрече в течение следующего малого сфазианского интервала. На условиях тектона. Только пусть там будет чем дышать.
Григорий Матвеевич изобразил на лице довольную улыбку.
– Вы поступаете правильно, Костя, – сказал он. – А это означает, что первый шок благополучно миновал, теперь пережить бы второй… Немедленно и на их условиях. Тектоны оценят этот знак уважения. Но оденьтесь потеплее – тектоны, насколько известно земной ксенологии, любят холод. И учтите такой фактор, как «дыхание тектона». Я знаю, что вы человек в высшей степени подготовленный, но мало ли что…
Энграф помолчал, внимательно разглядывая Кратова выпуклыми черными глазами.
– Костя, – сказал он строго. – Надо вам знать следующее. Последний ксенолог, видевший тектона визави, давно умер. О контактах с ними сохранились одни лишь легенды да скупые свидетельства в Глобальном инфобанке. Разумеется, самый сопливый юнец из юнцов, едва вызнавший где-нибудь само слово «тектон», имеет полное право требовать и получить аудиенцию у самого старшего тектона из тектонов с двенадцати членным именем. Но уважение к их мудрости и традиционная скромность рода людского всегда останавливали даже самых отпетых ксенологов, вроде меня. Посему будьте внимательны. Это контакт, а вы – ксенолог. Не забывайте об этом. Факты, факты и факты.
Григорий Матвеевич коротко кивнул и удалился, в задумчивости загребая растопыренными ладонями упругую волглую траву.
– Тектоны любят холод, – бормотал Кратов, вертясь в жгуче ледяных струях душа. – Тектоны любят дышать «дыханием тектона». Что они еще там любят, дай же бог памяти?.. Конечно, я в панике, я в шоке, а вы как думали?!
Спустя несколько минут он выскочил на крыльцо, волоча под мышкой наитеплейшую накидку, какая только обнаружилась в доме.
– Кит, дружок, ты мне нужен!
В соседнем пряничном домике медленно растворилось окошко, и в нем явилась пленительная Руточка Скайдре – золотой загар, пшеничные волосы по плечам, жемчужные зубы, хризолитовые очи… Даже за пятьдесят шагов, через всю поляну, Кратову передалось сонное тепло ее тела.
– Костик, – нежно произнесла Руточка и потянулась так, что у него пресеклось дыхание. – Опять ты куда-то сорвался и позабыл позавтракать. Я тебе этого… – Руточка снова упоительно потянулась, – не прощу-у-у…
Но верный друг Чудо-Юдо-Рыба-Кит уже планировал точно в геометрический центр поляны, и солнце резвилось на росяных бусинках в его шерсти, а люк в его боку зазывно зиял. Мавка, дремавшая подле Руточкиного крыльца, и ухом не повела, а Полкан поднял голову с ее загривка, сонно заворчал на Кита и с отвращением гамкнул пролетавшую мимо стерильную муху. Загорелся, запищал, заколол в запястье браслет на левой руке.
– Да, Григорий Матвеевич, – сказал Кратов.
– Шервушарвал просил сообщить вам, Костя, что тектон Горный Гребень ждет вас в своей резиденции в течение всего большого сфазианского интервала. И что там сегодня будет земной воздух и земной ландшафт – как его воображают тектоны, что само по себе чрезвычайно любопытно…
* * *Теперь Кратов топтался в нескольких шагах от входа в пещеру тектона и набирался отваги, чтобы одолеть эти шаги. Напрягая зрение, пытался хоть что-то разглядеть. Его способность видеть в темноте здесь не годилась: нужно было прежде войти-таки внутрь и пообвыкнуть хотя бы немного, чтобы отработали адаптационные механизмы… В какой-то момент ему померещилось смутное движение – будто по стене вдруг пробежала строчка тусклых огоньков. Рука Кратова непроизвольно потянулась лечь на теплый, родной, живой бок Чуда-Юда. Но тот был далеко позади, по обыкновению своему в геометрическом центре долины.
– Кит, – позвал Кратов. – Как тебе здесь?
– Плохо, – мысленно откликнулся биотехн. – Мертво. Нет солнца. Нет движения.
– Старый ворчун, – усмехнулся Кратов. – Все тебе неладно…
– В пещере кто-то есть.
– Я знаю. Не бойся за меня.
Он вступил в пещеру.
Теперь ветер заунывно гудел и плясал снаружи, а здесь воздух был спокоен и даже отдавал затхлостью.
Сначала Кратов ничего не различал, а затем глаза привыкли, переключились в режим ночного видения, и он разглядел уходящие высоко в недосягаемость, изборожденные трещинами стены, на каменных уступах – сиротливые кустики краснотравья, не нуждавшегося в солнечном свете, нетоптаный мелкий щебень… И лишь затем – тектона, который стоял в нише прямо напротив входа, а может быть сидел. В общем, находился.
Тектон Горный Гребень действительно был молод – в понимании молодости для его расы, представители которой жили безумно долго и умирали большей частью по своей воле, потому что могли позволить себе устать от жизни. Его серое бесформенное туловище заполняло всю нишу. Чешуя на груди еще не поблекла, храня радужное разноцветье, которое иногда отзывалось на случайные лучи скудного света. Изредка под этой природной кольчугой пробегала волна, и тогда Кратова накрывало «дыханием тектона» – коротким всплеском инфразвука, от которого душа всякого нормального человека неизбежно обрушилась бы в самые пятки. Кратов был человеком в высшей степени нормальным, и ему тоже делалось не по себе. Но он ожидал этого и мог справиться со своими нервами. И еще ему было весьма неловко оттого, что он не знал, где лицо собеседника и на чем можно задержать свой взгляд, чтобы сосредоточиться, собрать разбредающиеся мысли воедино. Тектон был безлик – как и весь Сфазис. Впрочем, до сей поры Кратов всегда ухитрялся найти опорную точку в облике любого партнера по контакту, наделенного самой экзотической внешностью, – иначе не быть бы ему ксенологом… Тектон Горный Гребень, очевидно, принадлежал к расе монохордовых аморфантов, традиционных обитателей холодных планет, что вращаются вокруг старых звезд, выгоревших почти дотла. И в силу того, что в небе этих древних миров еще мерцало из последних сил собственное светило, аморфанты как правило сохраняли рудименты органов зрения. Поэтому тектон Горный Гребень должен был иметь глаза.
– Здравствуй, брат, – бесцветным, чуть излишне резким голосом сказал тектон и открыл глаза – вереницу бегущих тусклых огоньков на уровне кратовского роста.
Вполне земные слова, с хорошим произношением и правильной интонацией. В самом деле, почему бы тектону перед встречей с Кратовым не изучить язык людей с планеты Земля?
– Здравствуй, учитель, – отозвался Кратов и сделал шаг навстречу Горному Гребню.
– Мы, тектоны, благодарны за твой отклик на нашу просьбу, – сказал тот. – Мы, тектоны, ценим твое внимание к нам.
«Мы, тектоны…» Означало ли это, что Горный Гребень вышел на контакт не по своей прихоти, а от имени всего Совета тектонов? Или это обычная формула обращения? Однако было бы удивительно, если бы личность Кратова чем-то заинтересовала одного-един-ственного тектона, который таким способом решил слегка отвлечься от круговерти буден. Тектоны не отвлекаются. Они существуют на таком уровне, когда эта круговерть и есть единственно приемлемый для них образ бытия.