Энеата. Воин и Солнце (СИ)

Голоса ночных птиц и стрекотание насекомых умолкли, поддались расползавшемуся по долине страху. Зара стремительно шла к разрушенным когда-то домам, и едва колдунья ступила на занесённые песком и пылью остатки древней мостовой, над пустынной округой пронесся пронзительный зов:
— Эадиву!..
В ответ раздался громогласный рык, накрывший все окрестности, расшугавший ночную тишину. Птицы в испуге срывались с места, вспархивая из зарослей кустарника, со всех ног мчались прочь антилопы, казалось, даже сухой западный ветер, дувший прежде, стих. Зара смеялась. Туман вокруг неё клубился непроглядным белым маревом, холод сковывал лежавшую перед горами равнину.
Призрачный пёс, появившийся у ног Зары, зарычал, приветствуя новую хозяйку. Она улыбнулась, теребя чёрную шерсть на загривке, и ласково произнесла:
— Посмотрим, врут ли сказки о твоей силе, пёсик. Пойдём, поищем врагов…
***
Скользнувшего за калитку Таллиса Энеата приветствовала радостным вскриком.
— Лис! — она тут же рванулась к нему. — Какое счастье видеть тебя!
— Эне, — Таллис махнул рукой. — Извини, что не приходил раньше. Я знал, то ты тут, но ведь работы невпроворот. Вот наконец нашёл время и…
— Погоди, — перебила Энеата. — Мне нужна помощь, скорее…
Постоянно сбиваясь и путая слова, Эне всё-таки сумела быстро передать идшарскому лекарю суть происходящего с её женихом. Тот замотал головой, возражая против просьбы Энеаты что-либо сделать.
— Во-первых, раз уж обещала не лезть, то и не лезь, — заметил он. — Во-вторых, я сделать ничего не могу. Могу пойти и узнать, как оно там всё разрешилось — не больше. Возражать против приказов байру я не собираюсь, как и встревать в чужие разборки.
Энеата обиженно поджала губы.
— Ты же не можешь просто не обращать внимания, правда? Ты же не будешь ждать, пока Нунну убьют?
— Слушай, я лекарь при войске уже второй год, я только и делаю, что жду, пока кого-нибудь убьют, — отмахнулся Таллис. — Твой жених пошёл отстаивать право на честь — благородное решение, зачем мешать ему?
— Глупая честь, — буркнула Энеата. — Самая нелепая причина смерти.
Таллис попытался подбадривающе улыбнуться, но получилось довольно неуместно. Энеата вздохнула, теребя письмо, что так и не выпустила из рук.
— Что это у тебя? — заинтересовался свёрнутым пергаментом Таллис.
— Письмо от дедушки Хурсана, — ответила Энеата. — Представляешь, у меня правда есть сестра!
— О, — осторожно ответил Таллис, пока не понимая, как лучше отозваться на это известие.
— Я думала, что со мной что-то не то, — призналась Энеата. — Я была так уверена, что у меня есть сестра, я видела её во снах, слишком настоящих, я чувствовала, когда ей больно… Я ощущала её так чётко. Я думала, что схожу с ума! Но она действительно есть, и дедушка описывает её именно такой, какой она виделась мне… Значит, я всё-таки не сумасшедшая…
Таллис ответил протяжным «э-ээ», не найдясь, что ответить.
— Не знаю, что делать. Дедушка Хурсан пишет, что она ищет меня и захочет убить, — Энеата вздохнула. — Пишет, что я справлюсь с ней. Не хочу я с ней справляться! Я хочу домой, спать…
— Что вообще за бред? Зачем сестре тебя убивать? — не понял Таллис.
— Ты понимаешь арадский язык?
— Конечно! Я же сам наполовину арадец, — обиделся Таллис.
— Тогда на, прочти, — протянула ему письмо Энеата.
Юный лекарь пробежался взглядом по пергаменту и, вытаращившись, испуганно произнёс:
— Эне!.. Это же очень серьёзно!
— Ну да, — пожала плечами Энеата. — Только я всё равно не знаю, что могу с этим сделать. Буду ждать.
— Нет, надо что-то решать. Тут же ясно написано, что она становится всё сильнее, а ты — нет. Эне! Идём со мной, живо!
— Куда?!
— К байру.
— Но он обещал убить меня! Я тут буду сидеть.
— Нет, я тебя одну не оставлю. Ты не понимаешь, что тебе грозит опасность? Идём, не спорь!
— Зачем?!
— Тебя надо охранять! Нельзя тебя сейчас бросать!
— Но байру…
— В Идшаре уже были беды из-за одного воплощения Ахарта, так что байру всё поймёт. Да не упирайся же!..
 
Он сжал её ладонь и потянул прочь со двора судьи.
***
Разум угас слишком быстро. Когда Нунна пришёл в себя, вокруг уже была тишина. Разбитое тело отчаянно ныло, каждое движение отзывалось еле терпимой болью; юноша с трудом разлепил веки. Левый глаз заплыл и совершенно не хотел открываться, запястье, неестественно выгнутое и опухшее, не слушалось. В крови было испачкано всё: волосы, лицо, одежда юноши, каменный пол дворца… И всё-таки чувство дикой радости, вдруг посетившее Нунну, скрашивало невыносимость ощущений и притупляло боль — он был жив, в этом не было ни малейших сомнений, жив, хотя успел сто раз попрощаться с миром.
Жив!.. Эта мысль заставляла дышать, несмотря на колкую тяжесть в груди, бороться с усталостью, пытаться хотя бы сесть. Кое-как опираясь на руку, не столь сильно пострадавшую, он смог приподнять туловище и опереться плечом на стену, оглядывая комнату.
Ни души. Его бросили, более не считая достойным внимания, самостоятельно выкарабкиваться к жизни; но Нунна был даже рад, что никого здесь не видит. Отчаянно хотелось просто пожалеть себя, застонать, облегчая мучения — удовольствия, ставшие бы недоступными при чьём-либо присутствии. Но долго сокрушаться и предаваться страданиям было бессмысленно, и Нунна попытался отправиться на поиски помощи.
Ему удалось, опираясь на стену и почти что проползая вдоль неё, пробраться к выходу и переступить порог. Открывшаяся взору долгая лестница, ведущая вниз, показалась непреодолимым препятствием. Нунна съехал на пол, потеряв надежду добраться до кого-нибудь, кто мог бы помочь.
— Потом! — донёсся строгий возглас откуда-то снизу. — Повелитель занят, Таллис, и велел не беспокоить.
— А господин Азмар? — вопрос, судя по высокому голосу, задавал совсем ещё юноша.
— Он в левом крыле, обедает.
— Проводи нас к нему!
— Это плохая мысль, Таллис, — раздался неуверенный и полный опасений голосок Энеаты, больше похожий на странно громкий шёпот. — Пойдём назад!.. Я его очень боюсь…
Энеата!.. Нунна хотел выкрикнуть её имя, но язык не слушался, как и пересохшее горло. Хриплый вздох, слетевший с губ вместо воззвания, не был бы слышен даже в двух шагах от юноши.
— Не бойся, Эне, — отвечал тот, кого юная асу называла Таллисом. — Идём-идём.
Затихающий стук шагов убил надежду на помощь. Нарастающий шум в ушах и громкое биение сердца, отдающееся где-то в висках, не давали услышать воцарившейся во дворце тишины. Нунна закрыл глаза, стараясь успокоить дыхание. Юноша не понимал, прошло ли мгновение или несколько часов, прежде чем молчание нарушил удивлённый голос:
— Ты здесь?.. Как добрался?..
Нунна распахнул карие глаза. Над ним склонился байру Асахир, с интересом разглядывавший юношу. Военачальник Идшара перевёл взгляд с Нунны на угол комнаты, где бросил поражённого соперника перед уходом.
— Хм. Приличное расстояние, — оценил Асахир. — Ты крепче, чем кажешься!.. Встал или дополз? М? Говорить можешь?
Нунна еле заметно качнул головой в сторону, не найдя в себе сил произнести ни звука.
— Смог встать? — задал точный вопрос Асахир.
Юноша кивнул и тут же зажмурился, прикусив язык, еле вытерпев боль от слишком резкого движения.
Ненадолго повисло молчание. А потом байру сказал:
— Ты искупил вину и вернул честь, придя сюда. Я сожалею, что считал тебя трусом. Хочешь встать в ряды вестников Эллашира?
Нунна воззрился на Асахира с удивлением и восторгом, не смея верить в услышанное. Поняв, что Асахир не собирается шутить, он снова кивнул, на этот раз не обращая внимания на боль.
— Что ж. Вставай, — Асахир протянул Нунне руку.
Тот не шевельнулся, недоверчиво и неприязненно глядя на байру, но почти сразу передумал, хватаясь здоровой рукой за запястье военачальника. Асахир потянул, помогая Нунне встать и придерживая его.