Черными нитями (СИ)

Это была единственная вольность, которую ему позволили, а Насья оказалась одной во всём дворце, кто не вызывал желания отвернуться или закатить глаза.
На третий день, когда Алкерн также оставил Рейна за завтраком, она обратилась к нему:
— Кир Л-Арджан, как вы находите завтрак? Я заметила, что вы предпочитаете овощи и фрукты.
Вир говорил, что нужно вести себя подобающе, чтобы заслужить доверие Совета, но Рейн не сдержал хищной ухмылки.
— О да, предпочитаю. Я поработал на скотобойне, знаете ли…
Насья быстро воскликнула:
— Мой старший брат начинал там работать, и я знаю, что на них происходит! — А затем настороженно огляделась и отпустила слуг.
Насья единственная не кланялась постоянно, задавая подобострастные вопросы, а болтала, болтала без умолку: о себе, всей своей семье, любимых пирожных, привычках других слуг… Рейн был готов платить слушаньем в обмен на отсутствие Алкерна и слуг.
— Кир Л-Арджан, — Насья откинула чёрную чёлку с глаз, — попробуйте яблочный пирог. У нас новый повар, и он привёз рецепт из Эрнодамма. Я знаю, что вы сладкоежка, — улыбка стала лукавой.
Рейн потянулся к пирогу и взял кусок побольше. В такие моменты ему казалось, что он — мальчишка, сидящий за столом в свой день рождения, а рядом — мать, которая наготовила для сына любимых блюд, и жизнь во дворце разом становилось сносной.
— Это отличный повар! — сказал Рейн с набитым ртом и одну руку положил на скатерть. На ней остались крошки и отпечатки. Рейн представил лицо учителя по этикету, если бы он это увидел, и улыбнулся.
Насья встала ещё ближе. Сесть в его присутствии она не решалась, но Рейн был уверен, что скоро она и это сделает.
— Мадс тоже любил яблочные пироги, — в голосе Насьи послышалась тоска. Он уже знал, что так звали её сына, который погиб как раз в возрасте Рейна. Наверное, поэтому она так заботливо к нему относилась.
Насья слабо улыбнулась, откинула чёрную косу за спину и добавила:
— И король Рис любил. Моя бабушка говорила: у хорошего человека в пироге всегда много яблок.
— Рис был хорошим королём? — Рейн не переставал говорить с набитым ртом. Слова прозвучали скомкано, точно не были по-настоящему важны, хотя всё внутри сразу насторожилось. Рейн снова почувствовал себя охотничьим псом, взявшим след. Надо больше узнать, как жилось тому, кого заперли в этой клетке до него.
— Король Рис правил одиннадцать лет, и все эти годы войны обходили нас стороной. Значит, он был хорошим королём. Так или иначе, в одном я уверена: король Рис был хорошим человеком. И как же великий Яр допустил, что он повернулся в сторону Детей Аша? — Насья вздохнула и тихо добавила: — Но его можно понять.
Рейн потянулся к тарелке с вафлями, украшенными фруктами и воздушным белым кремом, и лениво, как бы между делом, спросил:
— Почему его можно понять?
Насья забегала взглядом по сторонам и смутилась.
— Кир Л-Арджан, не слушайте меня! Я заболталась.
Рейн переглянулся с Астом. Слуг не считали за людей, при них не таились. И если во дворце что-то происходило, то они знали про это. Он достиг границы болтовни Насьи, и теперь нужно было её перешагнуть — за ней явно скрывалось многое.
Рейн оценивающе посмотрел на женщину. Практиков учили вытаскивать тайны с помощью инструментов, но за четыре года он понял, что слова могли стать куда более действенной отмычкой. Так отчего же человек мог стать таким болтливым, что заставляло Насью рассказывать всё постороннему?
Рейн отодвинул тарелку с вафлями и серьёзным голосом, уставившись в карие глаза женщины, сказал:
— Я хочу быть хорошим королём, но меня никто не слышит здесь, кроме тебя. Ты — мой единственный друг во дворце. И если ты что-то знаешь, расскажи, пожалуйста, чтобы я не повторял ошибок!
Насья вздохнула, развела руками и плюхнулась на стул рядом. Склонив голову набок, она печально посмотрела на Рейна.
— Как же вы похожи на моего Мадса! Он тоже всегда приходил за советом ко мне.
Насья настороженно посмотрела в сторону одного выхода, затем другого, обернулась на сад и начала:
 
— Я служу во дворце уже пятнадцать лет. Король Рис был вашего возраста, кир Л-Арджан, когда его избрали. Он всегда казался шебутным, всё хотел что-то сделать, сделать как лучше. Потом он заболел, долго лежал в больнице, а когда вернулся, стал таким тихим, будто подменили. Около года назад король Рис снова стал всё что-то говорить, делать, — Насья ещё раз огляделась и перешла на шепот: — Он уже давно любил одну девушку, из простых. И вот она забеременела! Им бы ни за что не позволили быть вместе. Король Рис боялся, что их отправят на Рьёрд или чего похуже! Поэтому и связался с Детьми Аша, думал, они помогут.
Рейн задумчиво потёр подбородок. Жена и сын Риса погибли четыре года назад, во время вспышки чумы — об этом знал весь город. Неудивительно, если он смог полюбить кого-то другого, и даже если это была девушка не из великого или благородного рода — тоже не новая история. Но мог ли ребёнок стать серьёзным поводом, чтобы в открытую заговорить о демонах и предательстве Совета? Неужели Рис правда надеялся, что сможет лишить его власти, и это позволит ему быть вместе с семьёй?
Насья поднялась из-за стола, отошла на несколько шагов, взгляд стал более спокойным. Рейн опомнился, быстро улыбнулся и откликнулся:
— Значит, мне нужно не допускать всего одной ошибки — ни за что не влюбляться. А где сейчас та девушка?
— Аяна по-прежнему работает в больнице Святого Орина. Сначала прятала от всех живот, а затем стала прятать ребёнка, но мы то знаем! — Насья рассмеялась. — Моя сестра работает в больнице тоже, и вся эта история происходила на её глазах.
Аяна, значит. Из больницы Святого Орина, куда он поедет сегодня. Этот шанс нельзя упустить. Надо узнать, чего хотел Рис на самом деле.
— Это может быть опасно, — заметил Аст. — Тебя не оставят одного. Ты можешь подставить и себя, и её, и весь план Вира.
Рейн улыбнулся Насье и снова придвинул тарелку с вафлями. А эта авантюра вообще была опасной. Но терять нечего.
  
Глава 31. Терять нечего
 
Рейн шёл по большому залу, оглядывался и кивал в такт словам доктора Летона Б-Раса, одетого в халат и шапочку.
— Здесь лежат пострадавшие во время бунта рабочих.
В больнице воняло хлоркой и щелочью. По обе стороны зала стояли ряды простых железных кроватей, и больше половины были заняты. Раненые лежали с перевязанными головами, руками или ногами. Крепкое телосложение, суровые взгляды, короткие волосы — они выглядели как большинство гвардейцев и полицейских.
— Дальше у нас психиатрическое отделение, — Б-Рас быстро посмотрел на Алкерна и скомкано добавил: — Неподготовленным людям бывает сложно видеть этих пациентов, обычно мы не пускаем к ним никого.
Молодой доктор и сестра, стоявшие поодаль, переглянулись. Алкерн кивнул и с важным видом произнёс:
— Незачем тревожить их неспокойные души. Кир Л-Арджан, раненые будут рады, если вы поговорите с ними. Пройдитесь по рядам, — последние слова прозвучал как приказ.
Рейн оправил тёмно-синий жилет, расшитый серебряными птицами, и медленно подошёл к крайней кровати, на которой лежал совсем молодой парень с головой, замотанной бинтами.
Со всех сторон уставились любопытные взгляды. Рейн почувствовал себя цирковой собачкой, вышедшей на арену. Рука потянулась, чтобы скрыть клеймо, но он вовремя отдёрнул её.
Парень, покраснев, медленно сел.
— Кир Л-Арджан, извините, я не могу поклониться.
Рейн взмахнул рукой.
— Не нужно, это мы должны кланяться вам за смелость.
 
Парень скривился. Рейн хотел сделать то же самое, но он знал, как надо вести себя и что говорить. Алкерн хищными карими глазами пристально наблюдал за ним.
— Скажи, чем я могу помочь тебе? Всего ли здесь хватает? Может быть, помощь нужна твоей семье?
— Кир Л-Арджан, спасибо вам, — парень склонил голову. — Я счастлив служить Кирии и ничего не прошу в ответ. Мне всего хватает, и всё, чего я хочу — это мира в нашей стране.