Черными нитями (СИ)
Последний вопрос прозвучал зловеще. Рейн настороженно посмотрел на Вира. Куда его завело любопытство?
— Дома я не мог найти ответы на эти вопросы. Все наши учёные думали об одном: как добывать мрамор быстрее, выгоднее? Я уплыл в Кирию, но в Лице меня не взяли ни в один университет, и тогда я отправился дальше — на Рьёрд. Там я закончил биологический факультет, вступил в учёную гильдию. Мечтал стать профессором. Меня заметили и приняли в особую группу — группу, которая занималась изучением человеческого тела и демонов. С одобрения Совета, конечно.
Рейн вздрогнул. Детей Аша преследовали за те же «запретные» эксперименты. Учёных объявляли отступниками и казнили или отправляли в ссылку без должного суда. Так значит, Совет сам делал то же самое? Ну, и кто стоял за этим? Лицемер Я-Эльмон? Кто-то из учёной гильдии?
— Мы должны были найти способ отделить демона от человека, — Вир переменился в лице и признался: — Другие горели этим замыслом, думали, что их работа — ключ к спасению. Я с детства общался с демоном и считал иначе. Но мне было интересно.
— А сейчас уже неинтересно, добился своего, больной ублюдок?! — закричал Аст и подобрался поближе к Рейну, точно их могли разлучить.
— Легенда гласит, что демонов видят те, в ком течёт кровь Аша. Я решил поверить в это в буквальном смысле. Если мы видим демонов из-за нашей крови, то что будет, если по венам потечёт другая кровь?
Рейн уставился на Вира и резко перебил:
— Над кем ты, псих, проводил эксперименты? Своего-то демона пожалел, конечно?
Ката напряглась и переменила позу. Кай, наоборот, откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и снисходительно улыбнулся. Вир со спокойным лицом продолжил:
— На южных островах принято продавать заключённых на работу в шахты Рьёрда. Среди них у многих не было демона. Они выстраивались в очередь, ведь в обмен на участие в эксперименте мы обещали свободу. Заключённые-кирийцы не отставали от них.
— А они знали, что это могло стоить им жизни?
— Они и так были мертвы. Это Рьёрд, Рейн. Смерть лучше заключения там, уж поверь.
На несколько секунд повисло неловкое молчание. Вир продолжил:
— Но из человека нельзя выкачать его кровь и влить новую, свободную от проклятия Аша. Стоило забрать больше семидесяти процентов, как пациент погибал.
Рейн вздрогнул. О Рьёрде всегда ходили мрачные слухи, но такое?
— Тогда я задумался: как появляется кровь, если ли в нашем теле орган, который вырабатывает её? — Вир сделал паузу, положил руки на стол и стал рассказывать учительским тоном: — Это называется костный мозг. Он находится внутри костей черепа, таза, бёдер и создаёт клетки крови. Если пересадить костный мозг человека, свободного от проклятия, перелить его кровь, то демон исчезнет. Вот только не каждый человек годится — пациенты должны внутренне походить друг на друга. Должны походить, — повторил Вир и тяжело вздохнул.
Рейн не понял, что это было: сожаление о сделанном или грусть по потерянной работе.
Он сдвинулся вправо, чтобы оказаться поближе к Асту. А если бы он убил Оксандра не тогда, в тринадцать, а после шестнадцати, когда преступников не перевоспитывали, а казнили или отправляли в шахты Рьёрда? Обменял бы он Аста на шанс вернуть свободу?
— Мой демон всегда умел задавать правильные вопросы, мы поняли, как провести операцию. Теперь пациенты выживали и больше не видели демонов. Об этом доложили Совету. Глава Церкви и глава учёной гильдии приехали к нам, чтобы лично проверить результаты. Однако они прибыли на неделю раньше, и у нас не оказалось кандидатов — на Рьёрде только-только закончилась чума, лагеря опустели. Мы попросили немного времени, но его не дали. Единственным, кто подходил здоровому, свободному от проклятия заключённому, оказался я. Вот так меня отдали, как вещь, которая подходила по размеру.
Ката тяжело вздохнула. На её лице отразилось настоящее мучение, точно всё, о чём говорил Витторио, происходило с ней. Адайн поджала губы и отвернулась. Только Кай оставался спокоен и слушал рассказ, будто это старый друг травил байки.
— Когда я очнулся, уже некому было задавать мне вопросы.
Рейн с силой схватился за край стола и с отчаянием посмотрел на Аста. Великий Яр, а если бы на месте Вира и его демона оказались они? Рейн вздрогнул и замотал головой, точно пытался отогнать непрошенные мысли. Всё что угодно, кроме этого.
— Только я открыл глаза, меня выкинули на улицу. В прямом смысле выкинули. Я прожил в Кирьяне почти десять лет, но мне было не к кому идти. Да и зачем? Что бы я сказал? Единственный, с кем хотелось говорить, исчез навсегда.
Рейн почувствовал озноб и обхватил себя руками. В истории Вира действительно была потеря, как и у всех мстителей. Та потеря, которую не каждый мог представить, но которая казалась куда хуже утраты родителей, друзей или любимых, рук, ног или глаз — это была потеря всего сразу.
— А вскоре наша лаборатория сгорела. Кто-то погиб в огне, кто-то остался без работы, кого-то пригласили в Лиц. Ничего не осталось, словно не было всех этих лет. Я, — Вир сделал паузу, — отправился в столицу следом. Тогда я сам не знал, зачем мне это. Зачем ехать туда, где я ничего не добился, где живут люди, которые всё отобрали одним только словом? А ответ заключался в этом.
— Но почему всё так? — Рейн крепко сжал стакан и уставился на золотистую жидкость. — Если демоны — наша сила, почему они не лишают нас её? А если проклятие, тем более!
Вир выпрямился, сцепил руки перед собой и снова начал тем серьёзным учительским голосом:
— Демоны, — протянул он. — Некоторые любят говорить про них красиво: наша сила, сердце, всё лучшее в нас. Это не так. Не лучшее, но самое искреннее и настоящее. Демон показывает, что чувства важны. Даже те, которые кажутся плохими. Злость даёт сигнал, что нужно отстоять себя. Страх защищает. Раздражение учит чувствовать границы. Радость указывает на то, что по-настоящему важно.
Рейн вдруг понял, что во все глаза уставился на Вира и слушал его, приоткрыв рот. К профессору он не чувствовал симпатии: его эксперименты, жестокость перевешивали всё. И в то же время Витторио так говорил, так, что хотелось его слушать, и каждое слово не вызывало ни тени сомнений. Всё сразу показалось таким простым и ясным, точно легло в единую схему.
— Демон выражает собой ту область разума, которую мы тщательно скрываем даже от самих себя. И она-то показывает, кто мы есть. Но зачем это Совету? Демоны дают понять, что мы важны сами для себя, а значит, не должны смиряться и молчать, если нам плохо.
Рейн потёр виски. Сложно. Он почувствовал, что не справляется, что не готов слушать всё это. Это не та правда, за которой он шёл.
— Стоящие у власти не нуждаются в том, чтобы у подданных был свой голос. Они назвали демонов проклятием и запугали. И вот уже мы боимся сказать лишнее слово, любое желание называем происками демона и отказываемся от него. Львов усмирили и превратили в котят. Сказали, что кисточка на хвосте и грива — это плохо. Но всё же оставили их, ведь они могут пригодиться.
Аст встал ещё ближе, так, что, если бы он был осязаем, тепло его тела и дыхание чувствовались кожей. Хотелось взять его за руку. Рейн почувствовал себя мальчишкой, идущим в толпе, который старался покрепче ухватиться за мать или отца, чтобы не потерять их.
Астр вздрогнул и ответил на немой вопрос:
— Я не заставлял тебя убить, лишь постоять за себя. С демоном или без, каждый делает ошибки, но только слушая себя, можно научиться избегать этих ошибок, и ты уже давно это понял.
— Да сколько же ты будешь молчать, тупица! — воскликнула Адайн, вскочила и в упор посмотрела на Рейна. — Что тебе надо услышать, чтобы поверить нам? Что, нравится жить в стаде? Влюбился в своего пастуха в чёрном? Вот тебе правда об этой чёртовой Кирии и об этом чёртовом Совете!
Рейн спокойно посмотрел на девушку и спросил:
— Ты ждёшь от меня клятву верности? — Адайн сжала губы в нить. — А вы не думали, что мне плевать на всё это? Каждый выживает как может. И если у членов Совета больше навыков, и они смогли забраться так высоко и подчинить других — мои аплодисменты им. Ну, знаю я теперь правду, а что дальше?