Черными нитями (СИ)

Рейн выпрямился. Да это же шанс для него! Надо найти подходящее место, и Энтон не поскупится на награду.
— Анрейку понравится работа в таком месте? — фыркнул Рейн.
Энтон закатил глаза:
— Ты что, там будет работёнка для тебя! Анрейка я отправлю туда, куда ты ещё не заслужил вход.
— Куда? — спросил Рейн с вызовом.
— В мир благородства и богатства, — Энтон подмигнул. — В семьях великих и достойных родов сейчас его примут лучше, чем тебя.
Рейн потёр клеймо и опустил глаза. «И что?» — едва не прокричал он.
— Право быть ноториэсом, — тут же шепнул Аст. Рейн открыто посмотрел на Энтона и ответил:
— Я — Л-Арджан. Мой род идёт от Арейна, первого из соратников Яра. Может, сейчас у моей семьи нет того дома под красной черепицей и нет паромобиля, и даже повозки с лошадью, но это не делает нас ниже других. Я сполна искупил всё. Я не хуже ни одного из этих великих или благородных родов.
Энтон откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Рейн первый раз увидел у него такую искреннюю улыбку.
— Это я и хотел услышать, Рейн. Я не из тех, кто довольствуется малым, но мне нужны помощники. Я не хочу искать сильных и верных, я воспитаю их сам. Мне нужно, чтобы вы всюду сумели найти себе место, лазейку — называй как хочешь. Анрейку необходимо научиться быть более гибким. Он должен узнать, как живётся внизу. А тебе следует вспомнить, как это — быть сыном благородного рода.
Рейн положил руку на щёку и прикрыл клеймо.
— Рабочий день уже начался, тебе надо идти к старшим инквизиторам. Треть из них — из обедневших родов, но в их именах есть буква. Ещё треть — сыновья богатеньких засранцев. И остальные — скользкие рыбёшки, которые готовы плыть к свету любой ценой. Ты должен быть сильнее их всех. Ты сам-то веришь, что сможешь?
— Смогу, — откликнулся Рейн, не чувствуя настоящей уверенности.
Он привык называть себя ноториэсом и выпячивать это, будто единственное достоинство. Люди не видели в нём никого другого, а он и перестал пытаться показать, что было что-то ещё.
Энтон точно понял его мысли и продолжил:
— Мне нравится твоя смелость и честность, Рейн, правда. Я не хочу, чтобы ты отказывался от этого, но мне нужно, чтобы ты нашёл место и среди практиков, и среди старших и главных инквизиторов. Я хочу, чтобы ты нашёл дорогу в общество. У меня большие планы на тебя. Стой на своём, как прежде, но перестань смотреть на мир вокруг с ненавистью. Это мешает. Хочешь или нет, ты — его часть. Тебя должны принять. Или хотя бы спрячь свою ненависть куда подальше. Как я.
Рейн скрестил руки на груди. Легко сказать! Он не обращал внимание на косые взгляды, злые шепотки, не обращал, как только мог. Но он уже достаточно бился об стену. Её не пробить. У ноториэса не может быть своего места.
Энтон улыбнулся по-отечески.
— Сегодня у меня сентиментальное настроение. Рейн, — глава сделал паузу и продолжил: — Я родился с фамилией Тим. Моя мать сбежала с моряком, когда мне было шесть, а отец каждый день напивался, пока не убил стражника и его не отправили на рудники Рьёрда. Я отчаянно искал работу, но меня взяли только в практики. Я брался за каждое задание, рисковал собой, лишь бы продвинуться. Но вот один из главных инквизиторов шепнул мне: не старайся, парень, бродяга с Третьей никогда не поднимется. Я решил ему не верить. Мне пришлось уехать на западный остров Ири и взять в жёны самую своенравную девицу из всех, какие только могут быть, и сколько крови она из меня выпила! Но я получил букву её рода и взял имя её отца. На западе другие традиции, и они дали мне опору. Я вернулся в Лиц через два года. Меня сразу сделали старшим инквизитором, затем главным, а после — личным практиком кира Э-Шейра, возглавлявшего нас в те годы. Больше пяти лет я был главой Инквизиции на Рьёрде, пока два месяца назад мне не пришло письмо с приказом приехать в Лиц.
Энтон снова сделал паузу. Рейн недоверчиво посмотрел на него. Глава Третьего отделения — из бедняков? Д-Арвиль так гордо держал голову и так уверенно себя вёл, а благородные черты лица не позволяли и тени сомнения — из хорошего рода, никак иначе.
 
— Рейн, где бы я ни был, я видел одно: не род, не удача, не должность определяют тебя, а только ты сам. Если ты будешь напоминать себе: я — практик, люди заметят только безжалостного убийцу. Если скажешь: я — ноториэс, они сразу вспомнят, что ты сделал тогда. Им будет плевать, что ты делаешь сейчас. Мы не выбирали, где и кем нам родиться, но мы выбираем, кем нам стать. Так подбери для себя правильное слово. Кто ты есть на самом деле?
Рейн хотел что-то ответить, но не знал что. Аст застыл и беспомощно посмотрел на Энтона. Такие слова Рейн всегда хотел услышать от отца, но так и не дождался. Всё внутри задрожало и сжалось.
— Кир Л-Арджан, идите, — Энтон махнул рукой в сторону двери. — Вы знаете, где собираются старшие инквизиторы. Они скажут, что делать.
Рейн поднялся, но не сдвинулся с места.
— Вам не хватает заданий? Дать ещё десяток или так и будете стоять столбом? — голос Энтона сделался холодным и строгим.
— Дайте, да, десяток или больше.
Рейн вдруг почувствовал себя верным псом перед хозяином. Он знал, что сам всё потерял, стал ноториэсом, но сотню раз обещал себе, что сам же поднимется, и слово «ноториэс» станет его главным оружием. Энтон давал шанс.
Глава прикрыл глаза и махнул рукой в сторону выхода.
— Наберитесь сил, кир Л-Арджан, вы мне понадобитесь позднее. Идите уже.
Рейн положил руку на плечо, поклонился и вышел. Закрыв дверь, он замер и посмотрел на Аста. Демон провёл рукой по волосам и улыбнулся спокойной улыбкой.
— А ведь дальше будет ещё сложнее, — заметил Рейн.
— Мы сами выбрали этот путь. Он ведёт в дом под красной черепицей.
Рейн покивал Асту и спустился на первый этаж.
Залы практиков и старших инквизиторов третьего отделения находились друг напротив друга. Оба помещения напоминали школьные классы: длинные ряды маленьких парт и молчаливые люди в чёрном за ними. У противоположной от входа стены стоял большой стол, заваленный бумагами, но вместо учителя за ним сидел один из главных инквизиторов. Он листал большие журналы и иногда подзывал одного или двух мужчин, протягивал им листок с заданием, и те сразу уходили.
Старшие немногим отличались от практиков — и те и другие не всегда знали, что делали, зачем, для кого, но должны были выполнить задание любой ценой. Разница заключалась в том, что вторым поручали более грязную работу. Практики пытали, старшие разговаривали и вытягивали сведения. Практики убивали, старшие запугивали. Практики вынюхивали, старшие договаривались. Работа обоих частенько переплеталась, а обычные люди вовсе не видели разницы.
Рейн замялся в дверях. Главные инквизиторы, которые распоряжались практиками, знали его, а что здесь? Надо представиться? Может быть, показать приказ о назначении?
— Фамилия? — сухо спросил главный инквизитор. Он был уже в годах — явно из тех, кто ценил спокойствие и не рвался выше. На щеке два шрама — должно быть, сам когда-то работал практиком.
— Л-Арджан, — громко ответил Рейн. К нему сразу повернулось несколько любопытных.
Главный кивнул.
— Садись. Получишь своё задание после остальных.
Рейн занял свободное место в конце зала и выдохнул. Рядом сидело человек двенадцать — назначение оставалось ждать недолго. Рейн потёр подбородок и улыбнулся. Увидеть бы сейчас лицо отца! Он ещё не сказал о повышении: ждал момента.
Двое сидящих рядом повернулись и впились острыми взглядами. Рейн выпрямился и холодно глянул на них. Знал он таких. Им много не надо, они не искали повод, чтобы укусить.
 
— Новенький, значит, — протянул один из них.
Рейн повернулся левой щекой и ухмыльнулся. Второй округлил глаза и воскликнул:
— Ноториэс!
— Да, и что? — откликнулся Рейн. Он поставил локти на стол, подпёр голову руками и с любопытством посмотрел на этих двоих. Они казались похожими: высоко задирали подбородок, хитро щурились, а при каждой улыбке показывали ровные белые зубы — такие были только у тех, кто не знал голода и грязи.