Дочь лучшего друга (СИ)

— Для него это будет не просто.
— Он собирается оставить Костю управляющим рестораном.
— И что ты будешь делать?
— Я не останусь.
— Рита…
— Мама, — прервала я ее, — я не хочу быть с Костей. Я… не люблю его.
— Любовь — это не самое главное в браке, — цинично сообщила мне мама.
— Как это?
— Любовь со временем проходит. А вместо нее остаются старые разбитые черепки. И осознание, как бездарно ты потратила много лет своей жизни. И, в конце концов, ты оказываешься в ловушке из собственных иллюзий.
— Но ведь не у всех бывает так, как у вас с папой.
— Не так, как у нас с твоим отцом, бывает только в сказках, — недовольно произнесла она.
— Я в это не верю, — упрямо заявила я.
Мама снова тяжело вздохнула.
— Рита, я не стану, как твой отец, приказывать тебе простить Костю. Это решать только тебе. Измена — это всегда больно. И в первый и в тридцатый раз. Легче, если ты этого не видишь. Но у тебя другой случай.
— Отец изменял тебе, — истина обрушилась на меня снежной лавиной.
— Постоянно.
— Почему ты не ушла от него?
— И что бы я делала? Без образования. Без опыта работы. Да и тебя он вряд ли отдал бы мне.
Мне стало жаль ее. Все эти годы она была несчастна. А я винила ее в постоянных ссорах с отцом.
— Я даже не подозревала, — тихо произнесла я, борясь со спазмом в горле.
— Мы старались. Оба. Но тебе он никогда не изменял. Отец любит тебя.
— Сейчас я уже в этом сомневаюсь.
— Он хочет тебе добра. Пусть сам не понимает, что тем самым причиняет боль.
— Я на самом деле уйду из ресторана, если Костя вернется туда, — твердо заявила я.
— Я попробую с ним поговорить, — не охотно пообещала мама.
— Спасибо.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Не так, как я.
— Я тоже этого хочу.
— Почему ты сразу не позвонила мне?
— Я… Я была слишком потрясена, — ложь отчасти.
— Понимаю. А как ты сейчас?
— Все уже хорошо.
— Говорят, ответная измена лечит.
— Ты изменяла отцу? — я не осуждала. Просто хотела знать.
— Никогда. Я любила его, даже когда устала считать его любовниц.
— Почему?
— Дура была.
Я грустно улыбнулась. Всегда неприятно узнавать, что семья, в которой ты выросла и которую считала оплотом безопасности, была на самом деле ни чем иным, как иллюзией. Наверное, так и взрослеют.
— Ладно, мам, мне нужно идти. Спасибо, что выслушала.
— Я рада, что ты позвонила. Береги себя, Рита.
— Пока.
Телефон опустился на скатерть. Контраст черно-белого, как граница моей жизни между «до» и «после».
Я обвела взглядом ресторан. На диванчике у стены устроилась компания из трех девушек. Они болтали без умолку и постоянно жестикулировали. У окна сидела пара средних лет. Скорее всего, супруги. Она улыбалась. Он выглядел серьезным. За соседним столиком ужинали двое мужчин. Их лица были сосредоточены. Они о чем-то негромко спорили.
Сегодня на всех этих людей я взглянула по-новому. Они были не просто клиентами, не теми, кто приносил нам деньги и делал прибыль. У каждого из них была своя история. И мне хотелось знать, были ли они честны с близкими или также, как и мои родители, носили маски. Потому что так было принято. Маски всегда в моде.
А я не хотела следовать моде.
Игорь
Был поздний вечер, когда я вернулся домой. Квартира встретила меня молчанием. Впервые оно показалось мне давящим. На часах было начало одиннадцатого. В Вене — девятого.
Я бросил пиджак на диван и ослабил галстук, пока ждал, когда длинные гудки достучатся до моей девочки.
— Привет, — устало ответила она.
— Привет. Как ты?
— Мне безумно тебя не хватает, — ее голос был влажным от слез.
— Хочешь, я прямо сейчас отправлю за тобой самолет? — мне до болезненного состояния захотелось, чтобы Рита была счастлива. И я готов был выполнить любой ее каприз.
— Это полнейшее безумие, — прошептала она в трубку.
— Почему бы и нет?
— Ты когда-нибудь изменял своей жене?
Ее вопрос застал меня врасплох. Но мне нечего было скрывать от нее.
 
— Да. Однажды. С тобой.
Рита молчала.
— Почему ты вдруг решила вспомнить о моей бывшей жене? — я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
— Мой отец всегда изменял маме. Ты знал об этом?
Что я мог на это сказать? Обманывать не стал.
— Насколько мне известно, у него никогда не было постоянной любовницы.
— Ты считаешь, что моей маме должны быть от этого легче? — Рита пыталась переложить на меня вину своего отца.
— Не знаю, — признался я.
— Почему все вокруг считают, что изменять — это нормально? И те, кто изменяет, и даже те, кому изменяют. Почему они их оправдывают? Неужели, измена — это, действительно, нормально?
Моей девочке было больно. И ее боль болела внутри меня.
— Есть разные причины.
— Это не оправдание.
— Есть определенные обязательства. Иногда чувства проходят, и людей связывают только общие обязательства. Дети, бизнес, имущество. А потребности остаются.
Я говорил негромко, надеясь, что это сможет успокоить Риту.
— Почему не разойтись, если чувств нет?
— Малыш, я не понимаю, к чему этот разговор? Что с тобой происходит?
— Можно тебя попросить?
— Конечно.
— Если… Если я когда-нибудь… надоем тебе, — ее голос дрожал и спотыкался от волнения, — и ты… ты захочешь… захочешь чего-нибудь другого… Пожалуйста, не скрывай от меня этого.
Я бросил взгляд в окно, на вспыхивающую огнями Москву.
— Хорошо. Ты узнаешь об этом первая.
Она молчала.
— Что случилось, малыш?
— Я сегодня плохой собеседник, да? — в голосе Риты мелькнула печальная улыбка.
— Бывали и похуже.
Мне захотелось обнять ее, укутать в свои объятия и излечить от боли, что терзала сейчас ее душу.
— Мне очень тебя не хватает, — ее голос скатился до шепота. — Мне безумно тебя не хватает. И я ненавижу это.
— Мне тоже не хватает себя рядом с тобой, — я встал и подошел к окну, опершись рукой о раму. Внизу ползли машины-светлячки. — Где ты?
— Дома.
— Что делаешь?
— Смотрю на Вену.
— А я на Москву.
— И как она?
— Скучает по тебе.
— Прилетай.
— Не могу. Завтра твой отец пригласил меня посидеть в бане.
Рита ответила не сразу.
— Будут женщины?
Я улыбнулся. Сейчас для меня существовала только одна женщина. Но она этого не понимала.
— Нет, только я и твой отец.
— Как там мои трусики? — в ее голос вернулась легкость. Я бросил взгляд на пиджак.
— Передают тебе привет.
— Серьезно? — рассмеялась она. — Так и говорят?
— Абсолютно. Неужели, я стану тебя обманывать? — шутливо возмутился я.
— Надеюсь, что нет.
— И я надеюсь на взаимность.
— Я рада, что мы расставили все точки над “i”.
— Да.
Мы помолчали. Говорят, что степень близости определяется уютностью молчания. Наше с Ритой молчание было уютнее мягкого пледа в дождливый осенний день.
— Что на тебе сейчас? — спросил я хрипло.
— Игорь, — смутилась она.
— Скажи.
— Платье.
— Опиши его.
— Ммм, оно короткое.
— Мне уже нравится.
— Бледно-желтое. Без рукавов.
— А что у тебя под ним? — я повернулся спиной к окну и присел на подоконник.
— Игорь.
— Я хочу знать.
— Нижнее белье.
— Рейтузы с начесом? — вспомнилась мне наша переписка днем. Моя девочка рассмеялась. А я был рад, что смог отвлечь ее от грустных мыслей.
— Нет. Ты же мне их еще не купил.
— Если ты так настаиваешь, то завтра же я отправлюсь за ними в магазин.
— Представляю лица продавцов, — взорвалась она смехом.
— Скажу, что это для любимой бабушки.
— Бабушки? — улыбка прорывалась через ее возмущение.
— Или престарелой тетушки.
 
— Игорь!
— Мне нравится, когда ты смеешься, — признался я, понимая, что делаю очередной шаг в пропасть.