Я мыслю, значит, я существую (СИ)

— Нет! — завопила девушка, когда руки существ ладонями прижали её голову к кровати. Лезвие пилы коснулось лба Алёны. Резким движение пила проехалась вперед, распоров кожу и врезалась в лобную кость. Боль, расходясь от головы, пронеслась по всему телу, будто разряд молнии. В ушах у девушки зазвенело, кровь брызнула из раны, заливая глаза.
— Помогите! — закричала Алёна. Пила методично ездила туда-сюда. Щих, щих, щих, щих.
— А-а-а, — кричала девушка, не в силах терпеть боль.
Алый свет стремительно убегал вместе с Лампой, скрывающейся за горизонтом. Прямоугольник тьмы на потолке увеличивался. Существа, находящиеся в дальнем конце комнаты, возле Ласкина, постепенно замирали, отключались.
— Лампа садится! — кричал Ласкин, — Алёна! Терпи!
— Они пилят меня! — орала девушка, дрыгаясь в коконе из веревок. Во рту стоял соленый вкус крови. Чужие руки давили ей на лицо, свернув голову набок. Пила вонзалась все глубже в черепную коробку, на стыке лобной и теменной кости, чуть выше виска.
Щих, щих, щих, щих…
Тень дошла уже до середины потолка. Алёна выла от боли и ужаса. Лицо девушки было все измазанно кровью, слезами, соплями и слюнями. Голова ее вжималась в кровать все сильнее под натиском рук. Пила не останавливалась.
Щих, щих, щих, щих…
Звон в ушах Алёны становился все громче, невыносимее. Боль нарастала, но деться было некуда!
Но вскоре злость и ненависть постепенно начали затмевать острую боль. Сейчас уже Алёну трясло от ярости. Адреналин в её крови зашкаливал. Это был шок. Вся простынь возле головы пропиталась кровью. Пот выделялся из тела, будто Алёна бежала марафон.
— Твари! — вопила девушка, — а-а-а! Ублюдки!
Щих, щих, щих…
— Мы вас всех убьем! Всех!
Вдруг пила резко остановилась. Давление рук ослабло.
— А-а-а… — простонала девушка, — твари! Мы убьем вас, убьем вас всех!
Она ощущала, что пила все еще в её голове.
Комнату залило мраком.
— Алёна?! — раздался голос Ласкина.
Девушка молчала. Было слышно лишь её тяжелое дыхание.
— Мы убьем вас… — сквозь слезы тихо прошептала она.
— Я сейчас, — с натугой произнес Кошкин.
— Ты чего там?! — спросил Вася.
— Сейчас… еще немного…
Вскоре на черном потолке появился круг от света фонаря.
— Алёна, подай голос! — крикнул Фёдор.
— Голос, — с апатией хрипло произнесла девушка.
— Сергей Петрович! Скажите что-нибудь! — крикнул Ласкин.
— Я почти всё, — снова произнес Кошкин — Алёна, еще раз, скажи что-нибудь.
— Что-нибудь.
— Ага. Понял, лезу, — ответил Федя.
Луч света впился в слипшиеся, слегка приоткрытые глаза Алёны. Кошкин увидел ужасную картину — над девушкой стоял один из врачей и держал в руках ручную пилу. Существо так и застыло, не успев закончить свое дело. Лезвие ножовки зашло в кость Алёны на полсантиметра. Длина распила была сантиметров десять — от правого уха и до середины лба. Кошкин стоял босиком, но в брюках и в полицейской рубашке, на которой не осталось ни одной пуговицы. Федя, растолкав врачей, часть из которых просто попадали, как кегли, освободил небольшой пяточек возле кровати Алёны и поставил туда фонарик, направив луч вверх.
— Сейчас будет немного больно, я вытащу пилу. Готова?
Алёна кивнула. Федя аккуратно взялся за орудие труда и резким движением вытащил его из головы девушки. Та издала стон, стиснув зубы. Пилу Федя отшвырнул в сторону, а врача, который пилил Алёну, он толкнул тазом, от чего тот завалился на бок на других ему подобных созданий.
— У меня был нож в руке, — он показал лезвие девушке и принялся резать веревки.
— Когда они начали меня раздевать, я спрятал перочинный ножик в ладони, — продолжил Кошкин, — я тебя освобожу. Ты можешь надень пока мою рубашку. Я не буду на тебя смотреть.
Но Алёне в данный момент было абсолютно наплевать, смотрит ли Кошкин на нее голую или нет. Как только он срезал с девушки веревки, она плаво поднялась и села сутулившись. Уставилась в пол. Федя снял с себя рубашку и накинул её Алёне на плечи.
— Надо кровь остановить, я сейчас вернусь, — произнес полицейский.
 
Кровь вяло сочилась из раны, продолжая заливать девушке лицо. Капала на голую грудь, на живот, на колени. Алёна сидела с приоткрытым ртом. Глубоко дышала. Взгляд ее был мутный. Неживой.
Кошкин освободил Ласкина и, распихивая врачей, побрел к кровати капитана. Никто не питал иллюзий на тему того, что Сергей Петрович жив.
— О господи, — произнес Фёдор, — освещая фонарем спиленный верх черепной коробки капитана. Мозг его был изъят. На кровати и под ней все было в крови. Федор сел на корточки и ощупал карманы, валяющейся на полу жилетки своего старшего товарища. Там он нашел недопитую бутылку коньяка. Федор встал и на мгновенье замер возле тела.
— Прощайте, мой друг, — прошептал Федя. Времени на оплакивания не было. Кошкин понимал это. Не мешкая, он направился к Алёне. Ласкин стоял уже в джинсах, но без майки. Рассматривал Алёнину рану.
— До следующего восхода Лампы, нам необходимо выбраться отсюда, — произнесла она посаженным голосом.
— Ложись, — сказал ей Федя, — надо хоть как-то продезинфицировать и перевязать.
Алёна легла, прикрывая наготу огромной полицейской рубашкой, которая была ей почти до колена.
— Сейчас будет щипать, — сказал Федя, — ты готова?
— Лей уже.
— Лью.
Кошкин открыл бутылку и поднес горлышко ко лбу девушки. Струя коньяка потекла на рану. Алёна застонала.
— Готово. Теперь сядь.
— Может футболкой? — предложил Ласкин.
— Да, давай, — ответил Федя.
Импровизированный бинт выглядел будто бандана. Федя, пока перевязывал рану, пытался приободрить Алёну. Он сказал, что в древности проводили трепанацию черепа без наркоза и при этом даже не все умирали. Еще он сказал, что повязка очень модно смотрится. Алёна на это ничего не отвечала. Когда Федя закончил, девушка встала с кровати и тут же присела на корточки, чтоб поднять с пола свою одежду. Наклонять голову она не могла из-за боли.
— Держи, — Алёна протянула комок из своих вещей Кошкину.
— Я меняться не буду, — на полном серьезе произнес Федя, но вещи взял, — на меня это не налезет.
— Отвернитесь, — сказала девушка.
Мужчины развернулись лицом к выходу.
— Дай мне нож, — сказала Алёна Кошкину.
— Зачем?
— Дай мне этот чертов нож! — злобно произнесла она.
Федя завел руку за спину и протянул ей свой перочинный ножик.
— Только не сломай его. Это память от отца.
Алёна взяла оружие. Сняла с себя рубашку и повесила её на плече Кошкину. Фонарь она навела на свои кроссовки.
— Обувь мою тоже возьмите и идите в коридор. Ждите там.
— Я понял, — сказал Вася.
— И я, — кивнул Кошкин, — идея хорошая. Чтоб на обратном пути на них не натолкнуться, если вдруг мы задержимся.
— Да, — сказала Алёна, — всё верно.
Пока мужчины пробирались к выходу, Алёна светила им в спины, подсвечивая дверь. Врачи падали в разные стороны друг на друга. Когда Федя и Ласкин покинули кабинет, Алёна, стоя абсолютно голая, выдвинула лезвие ножика и навела фонарь на одну из тварей в белом халате. Девушка поднесла лезвие к шее, под левое ухо существа и вонзила нож в плоть. Вынула и снова вонзила. Кровь из сонной артерии под давлением хлынула из раны. Алёна переключила внимание на следующего. Второму врачу она распорола горло от верха кадыка до мочки левого уха. Это оказалось проще и быстрее, чем втыкая и вытыкая, пытаться найти артерию, а так она одним движением перерезала один из самых крупных артериальных стволов человеческого тела. Снова брызнуло. Ноги Алёны уже хлюпали по липкой вязкой крови. Девушка, пока что стоя на месте, лишь вертясь из стороны в сторону, резала сонные артерии застывшим созданиям. Когда те, до кого она могла дотянуться, уже были мертвы, она решила, что надо идти от дальней стены к выходу.
— Все в порядке?! — раздался крик Ласкина из-за двери.
— Да! — ответила Алёна, — дело только началось! Мне потребуется минут десять!