Бархатный ангел (ЛП)

— Ками…?
Я пытаюсь вдохнуть, но мои легкие словно застыли в цементе. Я должна успокоиться. В глубине души я знала, что она у него. Но услышать, что это доказано, еще более шокирующе и болезненно, чем я ожидала.
— Ками… о Боже, о Боже… ты не знала… ты…
— Все в порядке, Бри, — быстро говорю я. — Она в порядке. Джо со мной.
Слова вылетают прежде, чем я успеваю полностью обдумать решение. Но мои инстинкты берут верх, и пока я говорю, я катаюсь по рассуждениям в своей голове.
  
Каким бы таинственным, страшным, пугающим ни был Исаак… что-то внутри меня говорит, что он никогда и за миллион лет не обидит Джо.
Эта уверенность заставляет меня сохранять спокойствие.
Это уговаривает меня поддержать его, поддержать его. Прикрывать его, чтобы моя сестра не волновалась. Так что, если однажды они встретятся, у Исаака не будет черной отметки на обложке книги Бри.
— Подожди, что? Джо с тобой?
— Извини… Ужасный момент для очереди, — легко говорю я. — Но да, Джо в безопасности. Я не хочу, чтобы ты волновалась.
— Записка, которую ты мне написала…
Какого хрена?
— …сказала, что Джо в опасности и ее нужно забрать.
— Я знаю, это звучало драматично. Но в принципе да. Максим приближался, — отвечаю я кратко.
Ненавижу, что сейчас прикрываю Исаака. Несмотря на то, как я разъяренна, я не могу уйти от попыток защитить его. Впрочем, это не только для него.
Бри шесть лет беспокоилась обо мне день и ночь. Я не хочу обременять ее больше, чем это необходимо.
— Господи, Ками. Я была так напугана. Я имею в виду, что письмо пришло твоим почерком, но я все равно была в ужасе. Не то чтобы у меня был большой выбор. Она уже ушла, а у меня была только записка.
Вот как он это сделал?
Меня тошнит от мысли, через что пришлось пройти Джо, когда ее схватил совершенно незнакомый человек. Они испугали ее? Причинили ей боль? Накачали ее?
Я должна остановить себя от воображения возможности. Это только сделает меня больной.
— Извини, что не позвонила и не поговорила с тобой первой, — говорю я Бри, задыхаясь от отвращения к себе. — Но все было… сложно.
— Линии прослушивались?
— Да.
— Черт…
— Прости, Бри.
— Не извиняйся; ты хотела обезопасить ее, я это знаю. Но я признаю — те первые несколько ночей после того, как ты забрала ее… они были тяжелыми.
Я съеживаюсь при одной мысли о том, через что они с Джейком, должно быть, пережили. Джо может быть их племянницей, но они воспитывали ее с шестимесячного возраста. Они были там с первого дня, наблюдая, как она превращается в этого удивительного маленького человека. Не могу представить, что я должна была чувствовать, отправившись на ее поиски, а вместо нее нашла таинственное письмо.
— Должно быть, она была в восторге, увидев тебя, — вздыхает Бри.
— Я… да… Бри? Извини, у меня мало времени…
— Господи, Кэм. Что, черт возьми, происходит? Я думала, этот парень сможет защитить тебя. Ты кажешься более напуганной, чем когда-либо.
— Не боюсь, — уточняю я. — Просто стресс.
— Ты действительно думаешь, что Максим причинил бы тебе боль?
— Не знаю, — честно отвечаю. — Но что касается Джо, я еще менее уверена. Он знает, кто она, Бри. Он знает, что она дочь Исаака.
— Я не могу представить, через что ты проходишь. Это не кажется реальным.
Я делаю глубокий вдох и глотаю слезы. — Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь.
— Я тоже, малыш, — говорит она. — Я тоже.
— Надеюсь, я скоро увижусь с тобой.
— Надеюсь, ты права, Ками.
Я хватаюсь за телефон и дергаю головой, когда слышу шум в коридоре. — Мне нужно идти, Бри.
— Хорошо. Поцелуй Джо от меня.
Я вешаю трубку до того, как она успевает понять, что у меня в груди сдерживаются рыдания. В тот момент, когда линия обрывается, я даю волю своим слезам.
План состоит в том, чтобы выбраться из офиса Исаака как можно скорее, но мои ноги словно приросли к земле. И вдруг я решаю, что мне все равно, поймает ли он меня здесь.
Что самое худшее, что он может сделать — похитить мою дочь?
Я жду, пока чувство не просочится обратно в мои ноги. Затем я встаю на ноги и начинаю ходить взад-вперед, пока горечь медленно не облегчит мою слепую панику.
Я обошла комнату дюжину раз, прежде чем остановилась перед небольшим баром, установленным в углу комнаты. Я заметила, что здесь нет вина.
Но есть куча другого действительно дорогого дерьма. Текила, джин, водка.
Я беру самую большую бутылку виски и выхожу из его кабинета. Я оставляю дверь настежь, потому что… потому что, черт возьми. И трахни его.
Затем я иду в свою спальню. В тот момент, когда я устраиваюсь в своем собственном пространстве, я открываю бутылку виски и оглядываюсь в поисках стакана.
Когда один не сразу бросается в глаза, я решаю, что он мне все-таки не нужен. Я отбрасываю пробку в сторону и делаю большой глоток виски.
Его дубовая горечь обжигает мой язык и заставляет меня съеживаться. Конечно, я выбрала самый крепкий виски на полке. Вкус неприятный с самого начала и становится все хуже.
Мне все равно. Пусть будет больно. Пусть горит. Я продолжаю пить в темноте, пока не осушу половину бутылки.
Когда у меня начинает кружиться голова, я опускаю ее и признаю поражение. Я не ровня виски. Его последствия уже мешают мне стоять на ногах. Я чувствую, как будто мои черты сливаются воедино.
Я спотыкаюсь и чуть не падаю прямо в оконное стекло. Мне удается удержаться на гладкой черной раме и ждать, пока мир перестанет вращаться.
Вот когда что-то бросается в глаза.
Сначала я замечаю широкие плечи Исаака. Он идет через сады к дому. Он совершенно один, но выражение его лица кажется спокойным, довольным. Похоже, он в хорошем настроении.
— Да пошел ты, — рычу я.
Он резко останавливается, и на какой-то странный момент я задаюсь вопросом, услышал ли он меня каким-то образом, хотя я на высоте этажа и в сотне ярдов от него.
Затем я замечаю, что он разговаривает с кем-то за пределами моего поля зрения. Через несколько секунд человек, с которым он разговаривает, приближается к нему.
Богдан.
Два брата разговаривают. Я прижимаюсь лицом к окну и смотрю на них.
Издалека они оба очень похожи. У них обоих впечатляющее телосложение и одинаковая окраска. Но Исаак обладает природной властностью, которую ему удается излучать даже на таком расстоянии.
— Ты проецируешь, Камила, — говорю я себе вслух. — Твои чувства к нему затмевают твой рассудок.
Но как бы я ни старалась, я не могу заставить себя чувствовать к нему что-то другое. Он манипулировал мной, чтобы я влюбилась в него, и если этого недостаточно, он пытается завладеть всей моей жизнью. Он пытается забрать мою дочь.
Так почему же это не мешает моему животу гореть каждый раз, когда он дышит?
Я никогда не выиграю с ним. Он альфа и не хочет делиться своей короной. Я всегда это знала — по крайней мере, какая-то часть меня знала. Но как-то только сейчас обрабатываю. Я только сейчас понимаю, что это значит для меня.
И для нашей дочери.
Когда дневной свет угасает, я беру бутылку виски и делаю еще один глоток.
Он уже не такой сильный и горький. Вполне возможно, что я подпалила верхний слой языка.
Когда бутылка почти полностью опустошена, я продолжаю ходить взад-вперед. Требуется несколько попыток, прежде чем я освою ходьбу по прямой, но то, чего мне не хватает в направлении, я компенсирую простотой мысли.
Пришло время быть смелой.
Пришло время быть смелой
Пора перестать прятаться за своими чувствами к нему.
Я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, на кухню. По дороге туда я никого не встречаю, но натыкаюсь на горничную, протирающую кухонные столешницы.
Когда я вхожу, она вздрагивает. — Миссис Воробьева, — робко говорит она. — Простите, мэм.
— За что ты извиняешься? — Я щелкаю.
Это как крушение поезда. Я хочу остановить себя, но не могу. Весь мой импульсивный контроль испарился полдюжины глотков назад.