Бархатный ангел (ЛП)

Почти бессознательно моя рука прижимается к изгибу ее шеи, к подбородку. Она смотрит на меня со слезами, блестящими в ее жемчужно-зеленых глазах.
— Я не хочу, чтобы она меня ненавидела, — шепчет Камила, не в силах сдержать рыдание. — И у меня мало времени, чтобы убедить ее, что я не просто какая-то отсутствующая мама, которая гонится за свободой, а не обеспечивает ее.
— Это не то, что ты делаешь.
  
— Но откуда она это узнает? — требует Камила. — Она сейчас молода. Она не знает ничего лучше. Но однажды на ее вопросы станет сложнее отвечать.
— Остановись. Ты только…
Она качает головой. — Мои родители не всегда были лучшими, но, по крайней мере, они были рядом. Это все, что ребенок действительно хочет, ты знаешь. Чтобы их родители были рядом.
Ее рука сжимает мое запястье. То самое запястье, которое прижато к ее шее. Она смотрит на меня этими чертовски опустошенными глазами.
И когда она это делает, я не могу остановиться.
Мои губы касаются ее. Тяжело, отчаянно, жадно. Она задыхается, и ее губы мгновенно раздвигаются.
Я открываю дверцу «Бугатти» и вталкиваю ее внутрь. Она бесшумно приземляется на мягкое заднее сиденье, но ее прикрытые глаза устремлены на меня, горящие тем же желанием, что и мои.
Она балансирует на локтях, когда выпрямляется. Секунда колебания вспыхивает в ее глазах, как падающая звезда. Затем, в следующую секунду, его нет.
Она начинает возиться с молнией на моих штанах, изо всех сил пытаясь расстегнуть их как можно быстрее. С некоторой помощью ей удается спустить мои штаны вокруг моей задницы.
Я толкаю ее дальше в машину и сажусь за ней. Это чертовски просторная машина, но я крупный мужчина, и мне кажется, что каждый раз, когда я двигаюсь, я во что-то врезаюсь.
Впрочем, мне плевать на это. Единственное, что меня волнует, это быть внутри нее.
Я цепляюсь за Ками, раздвигая ее одежду, но не снимая ее полностью. Я прижимаю ее к своей груди, покрывая ее шею поцелуями.
— Черт, Исаак… Исаак… Подожди.
Я отрываюсь на мгновение и смотрю на нее сверху вниз. — Что? — Я рычу.
— Я… я сейчас в таком замешательстве… я не знаю, стоит ли нам это делать…
— Тогда скажи мне остановиться. Скажи мне, чтобы я слез с тебя.
Если это то, чего она действительно хочет, она должна быть готова сказать гребаные слова.
Ее глаза вспыхивают сожалением. Она слаба к этому, и я это знаю. Она это знает.
Весь проклятый мир это знает.
Для нас нет пути назад.
Я прижимаю головку своего члена к ее блестящей киске, и она стонет, закатывая глаза.
— Хочешь, чтобы я остановился, kiska? Ты должна заставить меня поверить в это.
Мои губы возвращаются к ее шее, и она снова стонет, трется своей киской о твердую длину моего члена. Кончики ее пальцев пробегают по моему животу.
Я быстро разбираюсь с ее лифчиком. В тот момент, когда ее сиськи высвобождаются, я хватаю один тугой сосок ртом и сильно сосу.
— Черт… ах… Боже… — Она задыхается от последовательных всплесков адреналина, как будто не совсем уверена, как выразить всю интенсивность того, что она испытывает.
Слова «стоп» больше нет в ее лексиконе. Единственный путь вперед лежит через.
Итак, не в силах больше сдерживаться, я отодвигаю ее трусики и врезаюсь в нее.
Она кричит. Это громко и отчаянно, и это самая горячая вещь, которую я когда-либо слышал.
Она сжимается вокруг меня, и я наслаждаюсь тем, насколько она напряжена. Сначала я трахаю ее медленно, пока она приспосабливается ко мне, но требуется всего несколько движений, прежде чем она обхватывает мое бедро и подталкивает меня к себе сильнее и быстрее.
Она кусает себя за запястье, пытаясь подавить свои крики. Но через два, три, четыре толчка это уже не сработает, и ее рука падает на бок, а ее стоны все громче и громче эхом разносятся по кабине.
Ее оргазм громкий и беспорядочный, и она корчится подо мной, как какое-то дикое животное, пытающееся освободиться. Как только это касается ее, она хватает меня и отказывается отпускать, пока с ней не будет покончено.
Я продолжаю трахать ее все время, пока тоже не нахожусь на грани. Я взрываюсь гортанным ревом. Она не отпускает меня ни на секунду.
Мое тело подобно одному обнаженному нерву, заканчивающемуся ощущением. Но ничто не может сравниться с выражением ее глаз, когда я извергаюсь внутри нее.
Я толкнулся в нее еще несколько раз, прежде чем окончательно обмякнуть.
Ее тело мокрое от пота. Я не уверен, ее это или мое.
Я выскальзываю из машины, и со всех сторон на меня дует прохладный воздух. Я застегиваю себя обратно. На заднем сиденье Камила пытается натянуть одежду на место.
— Это увеличит стоимость автомобиля или уменьшит ее? — внезапно спрашивает она.
Я фыркаю от смеха. Она одаривает меня хитрой улыбкой, которая грозит снова возбудить меня. Посмеиваясь, она соскальзывает вдоль сиденья и выбрасывает ноги из машины.
Но затем она колеблется на мгновение, глядя на меня. В ангаре тихо, больше никого не видно. Просто пара зеленых глаз, смотрящих в мои и надеющихся найти там то, чего, возможно, даже не существует.
Я мог бы сказать ей прямо сейчас. Я мог бы сказать ей правду и покончить с этим.
Но пока я не могу дать ей эту уступку. Поэтому я решаю дать ей что-нибудь другое. Что-то, что выиграет мне немного больше времени.
Пока я не придумаю, как лучше всего упаковать секрет, который однажды я должен ей рассказать.
— Камила.
— Да? — спрашивает она, осторожно глядя на меня.
— Я разрешу разговор между тобой и Максимом.
Ее брови полезли на крышу. — Ты… ты разрешаешь?
Я киваю. — Но будут правила и условия. Если ты хочешь, чтобы эта встреча состоялась, ты согласишься на мои условия.
Она смотрит на меня с ошеломленным выражением лица. — Но… почему ты позволил это? — она спрашивает.
— Думай об этом как о мирном предложении.
  
14
 
ИСААК
 
НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СПУСТЯ
Она сидит на лужайке в окружении кучи книг.
Она, наверное, понятия не имеет, что я смотрю на нее с высоты птичьего полета. И я рад, что это так. Она лежит на животе, босые ноги скрещены в лодыжках и подняты вверх.
Ее светлые волосы ниспадают мягкими волнами на плечи. На ней белое хлопковое платье, которое облегает ее тело. Но чего она не знает, так это того, что солнечный свет, падающий на нее, сделал ее юбку прозрачной.
Я вижу бледно-голубое нижнее белье, которое она носит. А также идеальное яблоко на левой ягодице.
У нее такая манера держать палец у нижней губы, как будто она глубоко обдумывает каждую прочитанную вещь.
Сложите все это, и я тверд как чертов камень. С тех пор, как я заметил ее лежащей там.
Прежде чем я успеваю поддаться своему животному желанию Камиллы и подрочить, наблюдая за ней, раздается стук в дверь.
— Blyat’, — рычу я, отворачиваясь от окна. — Что такое?
Дверь распахивается, и входит Мама. Она выглядит настороженно, даже немного в панике, когда подходит к моему столу, не обращая внимания на оба стула перед ним.
— Это правда? — Я требую.
Я внутренне вздыхаю. — Я должен знать, о чем ты говоришь?
— Максим, — говорит она. — Это правда, что ты собираешься позволить ему войти сюда?
Я сажусь и откидываюсь на спинку стула, чтобы по-прежнему наблюдать за Камилой боковым зрением. — Да, это правда, — коротко кивая, отвечаю я.
— С какой стати ты позволил это? — она спрашивает. — Последний раз тебя ничему не научил?
Я прищуриваюсь на нее. — В прошлый раз было необходимо.
— Он чуть не убил тебя!
Я фыркаю. — Убил меня? Не будь глупой. Он даже не приблизился. Я был тем, кто держал его под своим чертовым пальцем.
— И все же он все еще жив, не так ли? — возражает мама. — Он все еще здесь, все еще создает проблему.
Я сужаю глаза и немного наклоняюсь. — Он все еще жив, потому что мне нужно было отдать долг крови. Тот, который не был моим, чтобы взять на себя.