Воскресенье
Ни один слесарь в мире не прославился, — сказал он себе однажды… ну, может, всего один… И решил оставить ремесло.
А потом вдруг где-то на переходе от одного тысячелетия к другому ему пришла в голову идея, и он открыто пожалел, что она не пришла к нему раньше, хотя отец давным-давно говорил ему о том же. Он развеселился, улыбка стала шире, и все заметили, что он уже не тот хмурый слесарь, каким его все знали, а веселый и милый человек.
Он объяснил: Я открыл в своей жизни много замков, начиная с таких, в которых девять механизмов и от которых девять ключей, до замков в учреждениях высших эшелонов власти; я видел много замков в своей жизни, таких, которые открывал легко, и таких, перед которыми замирал в восхищении. У меня большой опыт. Опыт человека, который знает, чего хочет от жизни. Все замки я открыл, лишь один не смог. И это замок на Господней двери, замок нашего любимого Бога Иисуса Христа. Ключ от него отпирает бесчисленные двери человеческого сердца. Поэтому я решил с сегодняшнего дня стать священником и продолжить светлую традицию наших предков. Велика была радость его уже почивших родителей.
Это было много лет назад. Слесарь оставил семью, оставил все замки мира и мирскую жизнь и облачился в монашеское одеяние, хотя был уже стар. У него была одна-единственная цель — достичь невероятного, того, чего жаждут все люди в мире, совершить величайшее чудо всех времен и цивилизаций — открыть замок Бога.
Ну да, ну да! Сказал я себе, услышав эту историю, но все же подбодрил собеседника:
— Прекрасная история, ничего не скажешь. Но значит ли это, что ты, Божо, несмотря на то, что представился охранником, продолжил традицию своего отца и теперь ты священник?
Божо улыбнулся, и Веда вслед за ним.
— Нет, я не священник, но в последнее время я все больше верю в Бога и все меньше в закон, даже если речь идет об уголовном праве.
— Значит, ты адвокат, но кто и когда видел человека, соблюдающего и писаные, и неписаные законы? Такой человек лопнул бы от гордости, а ты, Божо, не похож на того, кто вот-вот лопнет!
Я все еще не мог отличить правду от лжи.
Но позвольте мне вернуться к моему эссе про воскресенье, оно может считаться продолжением религиозных дискуссий, которые мы начали с Божо.
Про воскресенье
В какой день Бог начал создавать мир? В понедельник или в воскресенье? Любой, кто прочитал хотя бы первую страницу Библии, скажет, что вначале у дней не было названий, а был только их порядковый номер. Ладно. Но Господь работал шесть дней, а на седьмой сел отдохнуть. Но это еще не значит, что Он сел отдыхать в воскресенье. Нигде не написано, что Он отдыхал именно в этот день. Так в чем дело?
Если в неделе семь дней, а седьмой — воскресенье, то логично предположить, что первым днем был понедельник. Да, но это если глядеть с христианской точки зрения. Но что нам делать с тем фактом, что евреи отдыхают в субботу, а мусульмане в пятницу? Значит, по их мнению, первым днем была суббота или среда, но, конечно, это тоже неверно, потому что в других религиях Бог работал не шесть дней плюс один. Тем не менее, повсюду в мире, в Японии, в Китае, в Новой Зеландии и на Огненной Земле, неделя состоит из семи дней, и последний из них называется воскресеньем. Иначе невыгодно. Именно так, весь мир должен отдыхать в воскресенье, иначе нет никакой выгоды — по крайней мере, так думает западная цивилизация.
Вернемся к евреям. Если их день отдыха — суббота, то первый день недели — воскресенье. Значит, для них воскресенье — это понедельник. Итак, Бог создал мир в воскресенье, то есть первым днем было воскресенье. Христиане знают, что их религия основана на еврейской, однако, чтобы отличаться, они сказали: ага! Христос воскрес в воскресенье, и мы будем считать этот день днем отдыха. И кто был мудрейшим из христиан в средние века, когда было изобретено воскресенье? Конечно, Константин — император, поклонявшийся и солнцу, и Воскресению Христа. И поскольку у него была неограниченная власть, то есть возможность навязать всем свою волю, как и у любого царя, он приказал воскресенье считать воскресеньем. Ладно, но евреи выступали за субботу в качестве дня отдыха и не уступали, а христиане и после Константина отстаивали воскресенье и тоже не уступали.
Между евреями и христианами во всем мире велись многочисленные кровопролитные битвы за то, какой день считать днем отдыха, субботу или воскресенье, хотя официальная историография старалась эти битвы не замечать или делала это без всякого энтузиазма.
И тогда совершенно неожиданно, как будто по мановению божественной длани, наступило перемирие, которое является одним из великолепнейших примеров компромисса, известных нашей цивилизации. Обе стороны, христиане и иудеи, решили отдыхать и в субботу, и в воскресенье. С той поры в субботу и в воскресенье на почти половине земного шара никто не работает. Эх, легко договариваться о компромиссе, когда речь идет об отдыхе.
Но осталось еще полмира, полная тольтеков, туарегов, аборигенов, китайцев, индийцев и так далее, которым все равно, будет ли выходной день в субботу или в воскресенье. Для них любой день — рабочий и также любой — день отдыха и медитации. Есть еще особый вид людей, называемых жителями Средиземноморья, которые пошли еще дальше. Они — а в эту категорию входит и население Балкан — решили (это неписаный закон, конечно) отдыхать не только по субботам и воскресеньям, но и каждый день после обеда. Чтобы вздремнуть в тени на холодке или в мягкой постели, встать ближе к вечеру и приступить к культурно-развлекательным мероприятиям. И даже более того, такой ежедневный средиземноморско-балканский отдых, то есть перерывы в работе в будни, в плане отдыха лучше, чем воскресенье, потому что воскресенье, будучи первым днем перед началом рабочей недели, создает огромный стресс, учитывая, что за ним следует понедельник, день, полный комплексов и фрустраций, ведущих к душевным травмам у населения. Вот почему воскресенье также называют днем, когда что-то делают, и это связано с религией. Поэтому есть Фомино воскресенье, Прощеное воскресенье, Вербное воскресенье и даже Кровавое воскресенье. В борьбу против авторитета воскресенья как дня ничегонеделания включились и различные протестантские реформаторы, адвентисты, лютеране и кальвинисты, но им, видимо, так и не удалось победить. И они смирились с пониманием воскресенья как дня отдыха и считают его благоприятным днем.
16.
Муэдзины замолкли.
Мы задремали.
Сначала заснули Веда и Божо, наверное, оттого, что очень устали, а не от моей безмолвной экзегезы, слышать которую они не могли. Я заметил, что голова Веды упала на плечо Божо, тот лежал, согнувшись, и не двигался. В том, как эти двое тянулись друг к другу, чувствовалась какая-то скрытая симпатия. Я увидел, хоть, вероятно, не должен был видеть или, по крайней мере, не должен был замечать, как рука госпожи Веды, левая рука, нежно опустилась на колено господина Божо. Эти двое прижимались друг к другу сильнее, чем это было нормально и позволительно, то есть морально допустимо в случаях, как этот, в котором мы оказались. Но черт с ними. Почему я постоянно должен думать о чем-то подобном?
В той воцарившейся всемирной немой тишине, какая бывает только перед рассветом, я с горечью в душе посетовал, что мое исчезновение с лица земли никто до сих пор так и не заметил. Никто не поднял тревогу. Никто не позвонил в полицию с известием, что я исчез, никто не взволновался оттого, что меня нет. И тогда я в который раз почувствовал себя совершенно одиноким, изолированным, испуганным, рядом с двумя незнакомыми людьми, чьи намерения явно отличались от моих. А вина за то, что никто не расстроился из-за моего отсутствия, лежит на мне самом. Я виноват, потому что я ухожу, не сказав, куда иду, я не живу ни здесь, ни там, я совершенно нестабильная личность, по крайней мере, таким меня считают другие. По их словам, я психически неуравновешенный человек. Я легко взрываюсь, легко раздражаюсь, легко хватаюсь за оружие, легко все вокруг себя разбрасываю, легко впадаю в депрессию (иногда просто вселенского размаха), легко начинаю биться в истерике, легко напиваюсь, легко подпадаю под действие антидепрессантов, у меня легко появляются галлюцинации.