Калифорния на Амуре

– Пропусти ее, – велел надворный советник. – А заодно перетащи-ка сюда этого драчливого господина. И помните, сударыня, если вы поднимите шум, сюда явятся манегры, а они уж точно никого не пощадят.
Ганцзалин, не переставая ухмыляться, исчез, но спустя несколько секунд снова появился, волоча за собой, как куль с картошкой, злополучного Андрея Георгиевича. Тот уже пришел в себя и яростно мычал и вращал глазами в тщетных попытках освободиться.
– Вытащить кляп? – спросил помощник.
Господин, однако, покачал головой. Судя по всему, пленник их – человек не в меру словоохотливый и своими въедливыми замечаниями может испортить всю их доверительную беседу. Так что пусть пока лежит, как есть. А если будет пытаться сбежать или начнет слишком уж шуметь, пусть Ганцзалин слегка пристукнет его по голове – не до смерти, конечно, но так, чтобы восчувствовал.
Довольный помощник весело оскалился и занес над головой пленника кулак. Тот немедленно прекратил вертеться и угрюмо замолк.
– Итак, как говорят французы, вернемся к нашим баранам, – и надворный советник обратил благожелательный взгляд на Ван Юня, который ерзал перед ним на табуретке. – Что вы можете нам рассказать относительно фальшивых червонцев, которые вы распространяли в Желтуге?
Китаец отчаянно закрутил головой.
– Ничего не знаю, никаких червонцев не видел, – решительно отвечал он.
– А я вот видел, – заметил Загорский. – Видел целый склад в лавке менялы Юй Лучаня.
Ван Юнь отвечал, что это червонцы менялы, он к ним никакого отношения не имеет.
– А Юй Лучань утверждал, что фальшивками снабдили его вы, и вы же заставили ими расплачиваться с русскими приискателями.
– Он врет! – яростно закричал Ван Юнь. – Он все врет, я тут не при чем!
Загорский кивнул. Что ж, если все так, зачем же господин Ван пытался убить его, Загорского, и скормить лесным зверям? Староста отвечал, что он просто испугался. Он решил, что господин Загорский – обычный грабитель и сейчас заберет у менялы все его золото. А поскольку он, Ван Юнь, староста и отвечает за порядок в китайском поселении, он не мог просто так взять и попустить свершиться такому ужасному преступлению. Что же касается съедения дикими зверями, то это идея менялы, сам староста о ней ничего не знал.
– Понятно, – сказал надворный советник, – понятно. Значит, о фальшивых червонцах ничего не знаете и в глаза их не видели? А что вы скажете на это?
И он, подойдя к сундуку, опустил в него руку, немного порылся в его недрах и вытащил оттуда пачку десятирублевых купюр. Онемевший староста глядел на него со страхом.
– И таких пачек там, в сундуке, довольно много, – продолжал Загорский.
Ганцзалин взглянул на господина с интересом: как же он узнал, что в сундуке деньги?
– Простая хитрость, известная любому контрабандисту, – отвечал надворный советник. – Сундук показался мне мелковатым, такое случается, когда у него имеется двойное дно. Господин Ван устлал дно сундука фальшивыми деньгами, прикрыл их, а сам поместился сверху. И это тоже было ошибкой.
– Как гласит народная мудрость: не клади все яйца в одни штаны, – очень довольный, заключил помощник.
Тут, однако, в себя пришел Ван Юнь и завопил, что он не при чем, это не его дом, он здесь просто прятался, а откуда в сундуке взялись деньги, надо спрашивать не его, а хозяйку дома. Несколько секунд надворный советник с некоторым изумлением разглядывал старосту, потом покачал головой. Судя по всему, достопочтенный Ван ни в чем не признается, даже если его пытать раскаленным железом. Что ж, в таком случае он сам расскажет, как было дело. Так сказать, продемонстрирует следственную логику в действии.
– Как ты помнишь, друг Ганцзалин, когда мы установили, что фальшивые червонцы распространяет староста, который при этом сильно рискует, я предположил, что речь тут идет не только о выгоде, но и о некоем далеко рассчитанном плане, – начал Нестор Васильевич. – Подозрения мои укрепились тем фактом, что фальшивки распространялись только среди русских приискателей – как правило, тех, которые покидали Желтугу…
 
После небольшого размышления Загорскому стало ясно, что староста – лишь звено в цепи, он и сам сбывает фальшивые червонцы под давлением. Однако кто мог заставить его заниматься таким неблаговидным и опасным делом? Очевидно, только человек, имеющий большую власть, чем он сам. Поначалу подозрение надворного советника пало на Фассе, но последующие события показали, что он ошибался, и президент Амурской Калифорнии тут не при чем. Впрочем, Загорский и сам бы отказался от этой версии ввиду явных логических противоречий.
Когда он думал о ней, у него почти сразу возникли вопросы. Если фальшивые деньги распространял Фассе, то зачем он привлек к этому делу китайцев? Откуда он брал эти самые фальшивые деньги? И, наконец, почему он распространял эти деньги только среди русских? Таким образом, эта версия не выдерживала критики.
И тогда мысль надворного советника повернулась в другую сторону. Он по-прежнему держался того мнения, что Ван Юнь влез в это дело потому, что ему кто-то приказал. Но если это не был президент Желтуги, то кто еще это мог быть? Ответ очевиден – официальные китайские власти.
При этих словах Ван Юнь вздрогнул и глаза его наполнились ужасом. Загорский, который внимательно следил за выражением его лица, кивнул удовлетворенно: он угадал. Итак, в это сомнительное предприятие вовлекли старосту китайские власти. Как известно, все китайцы, работавшие в Желтуге, были объявлены императрицей Цыси вне закона, и их в перспективе ждала мучительная казнь. Правда, Ван Юню пообещали прощение, но для этого он должен был исполнить хитрый план цицикарского амбаня. План этот родился совершенно неожиданно, однако не на пустом месте.
В течение многих месяцев Желтугинская республика существовала на территории императорского Китая, причем существовала совершенно незаконно. Населявшие ее старатели добывали золото самым хищническим образом, тем самым фактически грабя Поднебесную. Все попытки китайской администрации прекратить существование Амурской Калифорнии проваливались. Уговоры и даже запугивание руководства Желтуги не давали эффекта. Попытки договориться с русскими властями, чтобы те подействовали на русских приискателей, тоже ни к чему не привели: приамурский генерал-губернатор умыл руки, заявив, что не полномочен распоряжаться на китайской земле.
При этом правительство Цыси постоянно давило на местного амбаня, требуя не мытьем, так катаньем уничтожить Амурскую Калифорнию. В первый раз амбань послал войска против Желтуги еще два года назад. Однако в последний момент убоялся начинать военные действия, увидев, что в республике живет больше десяти тысяч человек и почти каждый – вооружен.
Тем не менее, вопрос надо было как-то решать. И вот тогда китайский амбань вместе со своими советниками придумал дьявольский план. Они решили наводнить русский рынок фальшивыми червонцами – и тем погубить Желтугу.
– Но какая связь между уничтожением Желтуги и фальшивыми деньгами? – удивился Ганцзалин.
– Связь простая, – отвечал Нестор Васильевич, лукаво поглядывая на китайского старосту, который, слушая Загорского, открыл рот и, кажется, закаменел в такой позе. – Китайцы решили источником распространения фальшивок сделать Амурскую Калифорнию. Китайский меняла Юй Лучань, подстрекаемый нашим другом Ван Юнем, по выгодной цене скупал золото у русских приискателей. Он расплачивался с ними фальшивыми червонцами, которые, очевидно, типографским способом производил китайский амбань. Эти червонцы пересекали Амур и расходились по всей России.
Расчет у амбаня был простой. Русская полиция обнаружит фальшивки, начнет расследование и шаг за шагом доберется до Амурской Калифорнии. Поняв, что непризнанная республика стала источником фальшивых денег, русское правительство сотрет эту самую Калифорнию в порошок, совершенно не смущаясь тем, что расположена она на китайской территории.
– Несмотря на всю оригинальность замысла, затея оказалась вовсе не такой глупой, как можно подумать, – заметил надворный советник. – Однако китайские власти не учли одной вещи – сугубой неповоротливости наших блюстителей закона. Фальшивые червонцы вбрасывались на русскую землю партия за партией, но реакции на это не было никакой. Нет, когда-нибудь, конечно, наши бравые полицейские добрались бы и до Желтуги. Но когда бы это случилось? Спустя десять лет, двадцать, может быть, сто?