Темные числа

– Зайцев, Шлыков, Смирнов, быстро сюда. Сидоров – к радиостанции, – рявкнул он и тут же перешел к решительным действиям. Пригладив прядь волос, распорядился:
× застелить заднее сиденье микроавтобуса полотенцами;
× отвезти Галину и Любу в ближайшую больницу;
× отправить Мирейю следом на «москвиче»;
× предупредить по радио роддом;
× сунуть Маканина под душ.
От скорости, с которой таксисты выполнили три первых распоряжения, у Мирейи похолодело в желудке. Впрочем, Шлыков, который следовал на «москвиче» за несущимся на бешеной скорости микроавтобусом и по только ему ведомой причине не хотел отставать, доставил ее к воротам больницы в целости и сохранности. Мирейя отнесла в роддом дорожные сумки и ключи от машины, но ее тут же выпроводили. Она увидела Любу в коридоре перед родильными палатами и еще раз попрощалась. Там пообещала, что, как только Маканин сможет ясно соображать и членораздельно говорить, она тут же заставит его позвонить.
Шлыков и Смирнов ждали у больницы и нервно курили. Шел третий час ночи, когда они привезли Мирейю к гостинице «Космос». Заказывать в этот час переговоры с отделом международных связей в ИНДЕР не имело смысла, потому что, когда их соединят, в Гаване закатное солнце уже будет отражаться в окнах опустевшего на ночь офиса.
•
Будильник, на котором Мирейя выместила раздражение, скинув с подоконника, замолчал. Шторы открывать не хотелось, в комнате и без того было достаточно светло. Мирейя потерла глаза, больше всего желая снова забраться под одеяло. Зеркало в ванной отразило краткий итог последних часов – сколько ни три глаза, не поможет. Под душем Мирейя запела о следах, которые не читаются в темноте, где звуки и краски не те… Дальше слова она не помнила, так что просто набрала в рот воды, пробулькала мелодию и поперхнулась, потому что зазвонил телефон. Она бросилась в комнату, но звонок оборвался, прежде чем она успела ответить. Чертыхаясь, Мирейя вернулась в ванную, вытерлась. Она удовлетворенно осмотрела себя в профиль, погладила немного округлившийся ниже пупка живот, оделась. Прикрепив к воротничку чистой блузки значок кубинской сборной 1981 года, она поспешила на завтрак.
Глотать, не жуя, и контрабандой выносить из столовой добавку смысла не было, в корпусе для заседаний Мирейя узнала, что члены оргкомитета приходят примерно за четверть часа до начала соревнований. На месте, где еще вчера плакат на польском языке торжественно сообщал о вкладе информатики в борьбу за мир и социализм, уже появился другой – с изображением счетной таблицы на русском языке и призывом к умелому ведению хозяйства. Может, этот нечестный прием был призван поколебать уверенность в себе польских участников?
У игровых автоматов спорили двое юношей из ГДР. Мирейя подумала, не из-за заклеенных ли прорезей для монет они так раздраженно шушукаются, но тут же отбросила эту мысль: в коридоре, ведущем в фойе, какой-то мальчик пытался, запрокинув голову, остановить идущую из носа кровь. Мирейя отдала ему бумажные салфетки, в которые незадолго до этого завернула еду, и, жуя на ходу, прошла в столовую А.
Халина уже ждала ее у большой двустворчатой двери. Из столовой доносился гул голосов и звон посуды, но молодая полька, не обращая на это никакого внимания, затараторила, рассказывая, как вчера заняла второе место в своей возрастной группе:
– Бабаев обошел меня всего на пол-очка, но я на целых четыре очка впереди Эшера. Видела бы ты лицо его тренера, когда объявили результаты…
Худенькая Халина не очень убедительно передразнила немецкого тренера; но Мирейя все равно смогла представить себе, как сощурились глазки Клайнверта в толстых складках кожи.
– Вот увидишь, сегодня я и Бабаева сделаю. Загвоздка в том, что Венгрия сейчас в общем зачете впереди СССР. Они сильно отстали в младших возрастных группах, – трещала Халина. – И не смотри на меня так, я знаю, что еще не вечер. Кстати, про вечер: может, шепнешь на ушко, о чем это вы, взрослые, вчера после ужина так долго совещались? Меня не обманешь, ты явно не выспалась и тренеры тоже.
  
– Как мило, – рассмеялась Мирейя, – знаешь, я вообще сегодня с огромным трудом встала, но…
Она не договорила. Какой-то тип с бычьей шеей, одетый в костюм, подошел к ним вплотную и заговорил на кубинском диалекте:
– Мирейя Фуэнтес, меня прислали за вами из посольства. Будьте любезны пройти за мной. – Он отошел на два шага и застыл на лестничной площадке.
– Мне надо идти, Халинка, увидимся позже, – попрощалась Мирейя.
– Передавай от меня привет Хулии и Хосе! Так жалко, что вы не можете участвовать, – крикнула вслед Халина.
Соотечественник Мирейи оказался немногословным, и ей удалось вытянуть только то, что он не имеет ни малейшего представления, о каком карантине речь. Полагаясь на защиту красных дипломатических номеров, он вел машину, небрежно откинувшись на спинку сиденья. Только один раз, когда на Садовом кольце справа вдруг вынырнул грузовик, кубинец затормозил, лениво посигналил и вскоре обогнал его. Они пронеслись мимо памятника Дзержинскому, гостиницы «Россия» и Кремля, выехали по мосту на правый берег, где Большая Ордынка, подобно каменной воронке, засасывала движущийся на юг поток автомобилей; чуть не столкнулись с троллейбусом и оставили позади бледно-желтые, блекло-голубые, нежно-розовые и серые особняки, административные здания, городские усадьбы, строительные леса и бывшую церковь. Когда показался сине-бело-красный флаг, созданный Нарцисо Лопесом, Мирейя приготовилась к резкой остановке, крепко вцепившись в дверную ручку. Шофер ухмыльнулся, заметив эту предосторожность, и аккуратно затормозил у посольства Кубы.
Рамон Эспозито Мендес, как следовало из таблички на письменном столе, был атташе по вопросам культуры и спорта. Сперва у Мирейи мелькнула мысль, что шофер с бычьей шеей обогнал ее, поднявшись по черной лестнице, и успел набросить элегантный пиджак, но размышлять об этом было некогда. Атташе сразу начал говорить: она, Мирейя Лоренсо Фуэнтес, квалифицированный специалист и кандидат наук, по-видимому, совершенно забыла, что прибыла в Москву как официальный делегат, а следовательно, представляет Республику Куба и должна вести себя соответственно; вчерашнее путешествие, когда она без сопровождения уполномоченного лица отправилась в пригородные районы и в гаражном поселке общалась с сомнительными элементами, ни в коей мере не отвечает ценностям, за которые ее дедушка умер в тюрьме Батисты, а дядя погиб в борьбе за свободу Анголы; не говоря уже о дурном впечатлении, которое все это произвело на советских друзей. Все сказанные слова сопровождались приветливой улыбкой, и это поначалу ошарашило Мирейю сильнее, чем осознание, что кто-то следил за каждым ее шагом.
– Ваши задачи ограничиваются работой на соревнованиях. Отсюда следует, что все, что вы обязаны были сделать, это проинформировать нас о чрезвычайной ситуации. Разве это так трудно понять? Когда вы собирались поставить нас в известность? В заключительном отчете? Только случайно из «Советского спорта» мы сегодня утром узнали, что наша команда не выступает на Спартакиаде. Как мы будем объяснять это Гаване?
Мирейя благоразумно воздержалась от вопроса, почему посольство в деталях знало, как она провела вечер, но понятия не имело об исчезновении юношеской сборной. Она уже научилась не обращать внимания на подобные нагоняи, как на спорный дождь. Несмотря на суровый тон, атташе все еще смотрел на нее доброжелательно, возможно даже с некоторым вожделением. Впрочем, это впечатление могло быть обманчивым и создаться из-за беспокойно движущихся зрачков: Эспозито почти после каждой фразы бросал взгляд на стоявший рядом монитор – будто неумело читал подсказки телесуфлера.
– Мы немедленно займемся этим вопросом, а вы забудьте о подобных выходках и ждите указаний. Вы меня поняли? Наблюдайте за соревнованиями в «Космосе»… – Эспозито вдруг запнулся. Он моргнул, глядя на монитор, погладил усы и продолжил уже спокойнее: – Или сходите в Мавзолей. Вечером вы должны быть у себя в номере, мы проверим!