Время вне времени (ЛП)

Он истекал кровью ради ее безопасности. Никто не делал для нее так много, а с Рэном они едва знакомы. Неудивительно, что он с такой яростью ополчился против мира. Его всю жизнь лишь пинали, как нагадившего щенка. Катери не могла смириться с жестокостью, которой стала свидетельницей.
Хоть раз в жизни Рэн должен почувствовать, насколько его ценит, холит и лелеет понравившаяся ему женщина.
Покусывая его подбородок, Катери расстегнула джинсы и скользнула рукой внутрь.
Ошеломленный до потери рассудка Рэн схватил ее за руку, прекращая ласку. Отрывисто дыша, он покачал головой.
— Не надо.
Катери нахмурилась, удивленная его поступком.
— Что случилось?
Ничем неприкрытая мука в темных глазах отозвалась болью в ее душе.
— Я н-н-не м-м-могу.
Ее больно ранил его отказ. Катери держала в руках доказательство того, что он может. Он уже был твердым и влажным. Выходит, Рэн пытается сказать, что не желает ее.
Сжав руку в кулак, Катери кивнула с пониманием.
— Прости, я не хотела навязываться и обижать тебя.
Рэн нахмурился от неловкости, прозвучавшей в ее словах, и унижения, промелькнувшего в глазах. Эти чувства знакомы ему не понаслышке. Рэну была ненавистна сама мысль, что он заставил испытать ее нечто подобное. Но он точно не хотел секса из жалости. Это похуже, чем быть отвергнутым или осмеянным.
Даже зная о ее безразличии, он будет проявлять слабость во всем, связанным с ней, и превратится в безмозглую игрушку, которой она сможет управлять по собственной прихоти. Именно эту склонность Рэн ненавидел в себе больше всего. Если ему хоть кто-то выказывал каплю доброты, он готов был разбиться ради них в лепешку.
«Я жалок…»
Тем не менее, он не желал, чтобы ей было скверно на душе. Это предложение было сделано от чистого сердца. С большей добротой, которой ему когда-либо выказывали. Но Рэн прекрасно понимал, что ей совершенно безразличен. Катери чувствует к нему лишь жалость и ничего более. Она на самом деле не жаждет с ним секса, а он не настолько отчаялся, чтобы воспользоваться ее добросердечностью.
— Дело не в тебе, Катери. Поверь. В прошлый раз, переспав с женщиной, я едва не уничтожил мир. Зло дважды наложило на меня свой отпечаток, и я точно знаю, что не стоит соблазнять ту часть моей натуры. Я не могу себе доверять, когда речь заходит о тебе. Если я хоть на мгновение потеряю бдительность, то тьма целиком и полностью овладеет мной.
— Рэн, я не прошу тебя отдать мне душу. Я лишь предлагаю тебе утешение.
Он горько рассмеялся над собственной непроходимой тупостью.
— И в этом моя слабость. Не нужно быть со мной такой милой.
Катери изучила его в тусклом свете.
«Неужели он сейчас говорит серьезно. Рэн правда хочет, чтобы я его ненавидела. И из-за чего? Страха перед близостью?»
Нет, дело в другом. Катери интуитивно чувствовала это. Он до ужаса боялся стать ее покорной собачкой. Ведь думал, что так отчаянно нуждается в любви, что получив ее хоть каплю, пойдет на все ради большего. Как наркоман, желающий заполучить новую дозу.
У нее разрывалось сердце от боли за него.
— Наслаждение не слабость.
— Еще какая. В нехороших руках это беспощадное оружие. И я не желаю твоей доброты или утешения. Я в этом не нуждаюсь.
Но она знала правду. Ему хотелось, чтобы его лелеяли также сильно, как ей хотелось холить его. Так печально, что он не мог довериться в самой насущной потребности человечества.
Быть принятым и оцененным.
— Ты хоть кому-нибудь доверяешь?
— Только Бизону.
В ее голове пронесся образ красивого мужчины.
— Друг, который всегда поддерживал тебя с юных лет? Тот, с которым ты говорил жестами?
Рэн побледнел.
— Откуда ты это знаешь?
Она подняла руки, пытаясь заверить, что намеренно не совала нос в его прошлое.
— В видениях я видела многое из твоей жизни. Я никогда их не просила. Клянусь. Они просто приходят и уходят, и чаще всего я мало что из них понимаю. Но они многое рассказали мне о тебе. Я даже знаю, что Рэн это сокращение от Ренегат, потому что ты считаешь себя предателем собственной семьи и народа.
  
Рэн стоял и выглядел лишенным всего, кроме самоненависти.
— Я не считаю себя предателем. Я он и есть. Я дважды предал всех, кто доверился мне. Всех.
Катери даже на долю секунды не поверила этому.
— Твой отец никогда не доверял тебе.
— В отличие от моего брата.
Катери нахмурилась, пытаясь понять, о чем он толкует. Как ни странно, она не видела ни одного видения о брате Рэна, кроме того случая, когда он заболел в детстве, и тогда он предстал бесформенным пятном, укутанным покрывалами. В ее видениях были лишь намеки, но она никогда не видела лица или тела.
Но единственное она знала четко: Рэн любил своего брата. Очень сильно.
— Я не могу поверить, что ты предал его без причин.
Черты лица Рэна заострились.
— Ты меня совершенно не знаешь, Катери, и на что я способен. Я дал священную клятву защищать брата, а вместо этого больше года жестоко пытал его.
Холодок пробежал по спине от его слов и ненависти, отразившейся на лице.
— Почему?
Его глаза заволокло стыдом, и Рэн отступил от нее.
Как она и подозревала, он не подвергал брата пыткам ради наслаждения. Что-то или кто-то подтолкнул к этому поступку.
— Ответь мне, Мака'Али.
Рэн повернулся к ней быстрей, чем она моргнула. Ярость исказила красивые черты, когда он скривил губы.
— Не называй меня так! — прорычал Рэн сквозь зубы. — Никогда!
Его гнев застал ее врасплох. Никогда в видениях она не видела ни малейшего намека, что ему не нравится его настоящее имя.
— Почему?
— Это не мое имя. — Он снова шагнул к ней, пытаясь подавить своим внушительным ростом. Его злость была осязаема. Рэн окинул ее взглядом сверху вниз.
Ладно, никто не спорит, он выглядел разъяренным и внушал страх. Но Катери не собиралась отступать. Она не дрогнула и не отвела взгляда, потому что именно этому ее учили с детства.
Чероки не убегают. Да, порой у них может возникнуть такое желание. Или им это диктуют обстоятельства. Но чероки никогда не убегают. Неважно, какая опасность грядет, ты мужественно встретишь ее и выстоишь.
Вот ее главное наследие! Храбрость, переданная ей с молоком матери.
— Ты знаешь, что означает Мака'Али?
Его глаза в темноте полыхнули ярко-красным. Но все прошло так быстро, что Катери не поняла, произошло ли это на самом деле или привиделось.
Она покачала головой.
— С языка кетува это слово означает демон-ворон. Поскольку моя мать не дала мне имени и отцу меня вернула нянька-демоница, все соплеменники стали звать меня так.
«Никто не дал ему настоящего имени?»
— А что насчет бабушки?
Он горько усмехнулся.
— Мне ничего не известно о бабушке по материнской линии. Даже о том, кто она. А что касается матери моего отца… она отказалась даже взглянуть на меня, ни за что ни признав. Именно поэтому отец отнес меня в лес и бросил умирать. Отказавшись дать мне имя, бабка сказала ему, что я стану источником горя и стыда для племени. Что я неполноценный, и недостоин быть сыном вождя. И она оказалась права. Я не принес ничего, кроме страданий и позора.
Нельзя так наговаривать. Катери никогда не видела в видениях, чтобы он сказал или сделал хоть что-то, чтобы смутить другого человека. Хотя временами он дрался или нападал, тем не менее, не он был зачинщиком стычки. По крайней мере, не тех, которым она стала свидетельницей.
Поэтому один момент ее изрядно удивил…
— Почему ты пытал своего брата?
Выражение его лица могло бы растопить айсберг. Но вместо того, чтобы ответить, он притянул ее к себе и сжал как в тисках.
Она не успела спросить, что он делает, как они оказались в его прошлом.
Они стояли в огромной позолоченной обеденной зале, заполненной людьми, празднующими прибытие красавицы и ее свиты. В окружении разноцветных воинов своего племени в комнату вошла женщина в ярко-желтом платье, расшитом вышивкой. Декоративный головной убор из перьев и золота украшал ее голову, как нимб. Позади нее шли родители, готовые с гордым видом представить дочь вождю и его сыновьям. Происходящее резко отличалось от обычаев племени Катери, где муж после венчания уходил жить в племя жены.