Рыцарь в сияющих доспехах (СИ)

— Тай, — голос Майера говорил ровно, как истинный китиарец. — Ты поддалась страху. Пошла на поводу у эмоций. Лучше помолчи, чтобы не наговорить такого, за что потом будет стыдно.
Да она с ним вообще разговаривать не будет!
Они промолчали минут десять, прежде чем Коллингейм вернулся с разбитым коммом Оуэна Бродски. Было заметно, что Алекс чувствует себя не в своей тарелке. Наверное, мучается угрызениями совести. Они вошли в лифт. Сквозь химический освежитель воздуха пробивался знакомый запах надежности и защищенности, укутывая и обволакивая. И Тайни ощутила мелкую дрожь в пальцах. Начался отходняк от адреналинового выброса. Эмоциональное напряжение последних дней помогало держаться. Но у человеческого организм есть свои пределы. У человеческой психики тоже. Роул исчерпала свои ресурсы: страха, гнева, сил… На место постоянной тревоги хлынули пустота и горечь потери. Груз неопределенности ссутулил плечи. Не хватало сейчас только расплакаться.
Она подняла взгляд на зеркальную стену. Отражение Коллингейма смотрело ей прямо в глаза. В этом взгляде не было снисходительности, как в первое время их совместного расследования. Не было восхищения, как на благотворительном вечере. Не было влечения, как у Коллингейма дома. И страха, как несколько минут назад. Казалось, Алекс пытался заглянуть ей в самую душу. Тайни наскребла последние капли решимости и встретила его нейтральной маской. Они по разные стороны баррикад. А запах — глупая иллюзия, как и то ощущение единства, которое ей смутно помнилось со времен дела Стоунбридж. Физиология. Элементарный рефлекс, "якорь", запечатленный в мозгу в момент, когда Алекс спас ее на корабле пиратов.
На сердце еще саднило, тело двигалось на автомате, но мозги уже начали работать. Тайни взглянула на себя словно со стороны. Ей казалось, она хорошо держится. А на деле была в состоянии перманентной истерики. Все выводы и поступки, которые представлялись логичными и оправданными, вдруг оказались образцом некомпетентности. Слава богу, она пришла в себя. Чувство опустошенности — не самая высокая цена за способность здраво мыслить.
Сев в аэрокар, Тайни настроила маршрут на отель, где остановилась. Тот самый, где жил Эмиль.
— Я не могу пустить вас в опечатанные номера, — произнес Коллингейм.
Цунами проходит, последствия остаются. За свою несдержанность Роул получила холодность со стороны Алекса.
— Я собираюсь пустить тебя в свой номер, — объяснила она.
— Отчего же такая щедрость? — поинтересовался Коллингейм.
— Оттого, что там я могу чувствовать себя в безопасности.
— Тебе угрожали?
Из голоса детектива пропал сарказм, сменившись искренней обеспокоенностью. Доспехи поблекли, но рыцарь внутри по-прежнему остается рыцарем. Тайни покачала головой. Она предчувствовала, как отреагирует Алекс, но всё же честно ответила:
— Там мы будем защищены от прослушивания.
— И кто же жаждет нас подслушать?
Не поверил. Но она хотя бы попыталась. Дальнейший обмен репликами был лишен всякого смысла. Разговор слепого с глухим. Роул этого ожидала. Виктор явно постарался, чтобы любые подозрения в его адрес вызывали отторжение. Тайни никогда не задумывалась над тем, что специализация Майера не только техническая. Наверное, источник его таланта крылся в том, что Виктор прекрасно понимал человеческую натуру. А самое слабое место любой системы безопасности — информационной или нет — кроется в людях. Виктор умел находить эти "дыры" и использовать их в своих целях.
За окошком аэрокара мелькали высотки Атован-сити, чем-то неуловимо похожие на серые громады камелотских замков.
— Они живы? — спросил Алекс, которого, похоже, стало напрягать затянувшееся молчание.
Роул кивнула.
— Самочувствие?
Она пожала плечами. Откуда она знает, как их самочувствие? С ними может быть всё, что угодно. Сигналы чипов заглушены.
— Приборы отказали? — Терпение детектива тоже подходило к концу.
Тайни повернулась:
— Алекс, скажи честно, ты на чьей стороне?
— На стороне справедливости, — ответил Коллингейм, складывая руки на груди.
 
Всем своим видом он показывал, что является самым беспристрастным фемидозаменителем в мире. Тайни про себя усмехнулась. Справедливость, как и правда, у каждого своя. Роул попыталась намекнуть детективу на этот очевидный факт. Намек замечен не был. Зато были высказаны претензии. В университете учили, что выяснения отношений — как скальпель хирурга, вскрывающий нарыв. Выпустили гной, а дальше начнется исцеление. Но с каждым произнесенным словом становилось всё очевиднее, что косметической хирургией проблему не решить. Заболевание пустило корни глубже. Что-то произошло на Атоване. Словно какая-то эпидемия массово поразила разумы граждан. Злобный вирус нашел "дыру" в менталитете и заменил знак отношения к Китиаре с плюса на минус. Майеру такое было по плечу.
— Алекс, — устало произнесла Тайни, — ты просто не представляешь, на что способен Вик.
— И на что?
— Даже я этого не представляю. Но в том, что касается информации, он гений. Гений даже по нашим меркам.
— И ты всерьез полагаешь, что он убил Оуэна только для того, чтобы тебя увидеть? Тебе не кажется, что есть способы попроще?
Убийство Бродски действительно не укладывалось в картину. Виктор виртуозно играл на мыслях и желаниях людей. Тайни не сомневалась, что в случае необходимости он убьет, не заморачиваясь сомнениями и моральными принципами. Но необходимости не было. Похищения китиарцев было достаточно, чтобы Роул прилетела. Даже просто шумихи вокруг исследовательской группы хватило бы. Возможно, Майер перестарался, и ситуация вышла из-под контроля.
— Тайни, а почему он не стал подавать на гражданство? — задал Коллингейм совершено неожиданный вопрос.
— Потому что он псих.
— Я это слышал. Но он не производит впечатления психа. Нормальный мужик. Только китиарец. — "Китиарец" в его устах прозвучало как оскорбление. — А что на тебя запал, — продолжал Коллингейм, — так ты сама говорила, что ничто человеческое вам не чуждо.
Первое время Роул настойчиво пыталась выяснить, почему Майер отказался от гражданства. Виктор уворачивался от ответа с мастерством опытного слаломиста. Он вообще старался избегать разговоров о Китиаре. Но в последнюю встречу на Атоване сам признался, что не прошел бы экспертизу. И Тайни приняла его слова как факт. Ничего сверхъестественного в произнесенных детективом словах не было. Всего лишь оценка ситуации посторонним человеком, не посвященным в детали. Но почему-то они заставили Тайни засомневаться в искренности признания Вика.
В настойчивом интересе Коллингейма к персоне ее бывшего любовника тоже не было ничего необычного. Тяга к эпатажу среди китиарцев, проживавших за пределами родной планеты, встречалась нередко. Официальная политика Китиары порицала подобное поведение. Скромность и толерантность — таковы были пропагандируемые ценности. Однако, оказавшись среди иноземцев, многие сограждане Тайни начинали "чудить". В пределах психиатрической нормы. Просто ради удовольствия от возможности выделиться из толпы. По сути своей, они изначально выделялись. И дело не во внешности. Красота — коварная вещь. Сама по себе правильность черт не бросается в глаза. Внимание привлекает внутренняя уверенность в своей привлекательности, и зачастую красивыми в обществе признаются люди отнюдь не эталонной наружности. К тому же в разных культурах представления об идеале различаются. Но интеллектуальное превосходство китиарцев над большинством было очевидно. Роул считала, что желание подразнить публику было своего рода последействием от ожесточенной конкуренции на родной планете. Не даром склонность к эпатажу чаще всего встречалась у тех, кто вырос на Китиаре, а не за ее пределами.
Майер был типичным носителем этого порока. Он всегда любил покрасоваться и подчеркнуть свою исключительность. Ему было, чем похвастаться. По прикидкам Тайни, по уровню одаренности Вик был "сотником" — частота встречаемости подобных способностей составляла один к ста. Но она могла ошибаться в меньшую сторону. Виктор никогда не соглашался проходить диагностические тесты. Это же автоматически относило его в группу психиатрического риска. Алекс поднял болезненную тему. Многие "сотники" и "тысячники", осознавая, что представляют собой потенциальную угрозу для общества, добровольно проходили регулярные обследования. За свою карьеру в спецотделе Исследовательского Корпуса Роул приходилось четырежды сталкиваться со свихнувшимися сотниками. Двое из них в молодости успешно подтвердили гражданство. Поэтому в словах Коллингейма про мании, которые расцвели бурным цветом, было больше истины, чем бы хотелось. Участь тех, кто был замечен в отклонениях, была незавидна. Медикаментозная терапия, психологическое сопровождение, повышенный контроль в профессиональной сфере. Несмотря на декларируемую толерантность к таким людям, в обществе они оказывались в изоляции. Зачастую они покидали привычные места и отправлялись особые профилактории, на жаргоне именуемые "резервациями". Там китиарцы с психологическими отклонениями были на равных с такими же генетическими неудачниками. Тайни несколько раз приходилось бывать в подобных поселках. На первый взгляд, их обитатели не показывали никаких признаков недовольства судьбой. С другой стороны, фраза детектива про гениев, которых солят бочками, чтобы они следили друг за другом, попала точно в цель. Вообще, для человека, далекого от Китиары во всех отношениях, он очень тонко улавливал ее суть. Интересно было бы посмотреть его генетическую карту. Чутье Роулов подсказывало Тайни, что в ней можно обнаружить много любопытного.