Колючая удача для Пуговкиной (СИ)

Больно ей не было, страх тоже куда-то ушел. В голове, пока Люся следила за падением второй капли, возникла интересная мысль.
«Надо, наверное, их посчитать! Хоть узнаю, сколько "русалочек" плавает в море».
Девушка не видела, но только в море, в тот миг, когда кровь капала на жемчужину, одного из лайрсканов и его осталмен окутывал бирюзовый светящийся кокон.
Пляхбуль Журлясвотек, паркомель и первый глас расы лайрсканов в этом мире, стоял на берегу, высясь во весь рост. Его щупальца гордыми крыльями были расправлены за спиной, а роскошные вуалевые плавники между ними переливались прозрачной пленкой жемчужно-голубого перламутра.
Лайрскан с надеждой всматривался в светящиеся коконы, которых становилось все больше, и взволнованно ожидал возрождения выживших здесь представителей своего народа.
  
Глава 28. Еще немного магии
 
Лайрсканы выходили из морских вод, сказочно прекрасные, как тридцать три богатыря. Только вот было их не тридцать три, а всего пятнадцать. Отливающая серебристой бирюзой чешуя, густо-синие глаза без белков и, словно крылья за спиной, расправленные осьминожьи щупальца с колышущейся вуалью плавников между ними.
Каждый сдержанно преклонял колено перед Пляхбулем и занимал свое место около клумбы на стуле, словно они это неоднократно репетировали.
Жузниарисса, Ежов, госпожа Альданская и сама Люся, прижимающая к груди переставшую кровоточить, но немного болевшую порезанную ладошку, оказались в кольце из хищных мускулистых русалов.
Но почему-то волновало это только Пуговкину. Костя, застыв равнодушным Буддой, так и не вышел из своего непонятного транса после магической депиляции. Юфимия, пронзив взглядом невозмутимого главу шайки морских рыболюдей, тоже не двинулась с места. А Жузниарисса, подняв голову к небу, с тоской смотрела, как кружится рой жазотусов, переливаясь разноцветьем меховых тел и блестящей слюдой крыльев.
Людочка уже было открыла рот, чтобы спросить или закричать, она еще сама не решила, но тут лайрсканы запели.
Море вспенилось, в небе, несмотря на его безоблачную голубизну, загремели громовые раскаты, а песня, словно шелест волн, переплеталась с криками чаек, шуршанием песка и скрипучими трелями дельфинов и заполнила собой все пространство маленького пляжа. Она несла счастливую радость освобождения, и, хотя слов Людочка не понимала, смысл, выражающий тоску и счастье, радость и грусть, казалось, проникал по струнам души в самое сердце девушки. По щекам невольно потекли слезы, и она стерла их ладошками, даже не обратив внимания, что порез сильно защипало.
Взлетели ввысь последние звуки, плеснула в небо чистая, как горная речка, бирюзовая магия иномирного народа, и тут в воздух взмыл, кружась, обросший цветочками стул. Крутясь веретеном, он переливался в магическом спектре радужным блеском, наматывая на себя фиолетовые нити паучьей магии и широкие голубые ленты магии лайрсканов. Двигаясь словно марионетка, протянула к нему руки Юфимия Альданская, и с них тоже, пузырясь пенными всплесками, как игристое вино, тонкой струйкой плеснула серебристая сила магички.
Пуговкиной все это великолепие красок доступно не было. Она только, открыв рот, наблюдала за парящим стулом в цветочек и гадала, что может произойти дальше.
Правда, того, что хоть и старенький, но довольно крепкий деревянный предмет мебели вдруг взорвется миллионом разноцветных брызг, она совсем не ожидала. Радужный фонтан, выстрелив, как салют, во все стороны, залил небольшой каменистый пляжик и всех, кто на нем находился, включая кружащихся в небе насекомышей.
Вымокшая до нитки Пуговкина только ахнула от неожиданности. Словно спящий принц ото сна, из транса очнулся Костя, с недоумением оглядываясь по сторонам и рассматривая на своих руках крупные, переливающиеся, как опалы, радужные капли. Просияла и с улыбкой посмотрела на Люсю Юфимия, аккуратно, как драгоценность, втирая в кожу рук и лица живительную влагу. Морщинки на лице мадам стали меньше, исчезли пигментные пятна, и хоть двадцатилетней девчонкой она чудесным образом не обернулась, но стала, к изумлению Пуговкиной, моложе лет на десять.
 
— Осторожно! — В плечи девушки вцепились когтистые жесткие руки одного из лайрсканов и неожиданно резко дернули назад.
Костя от крика среагировал мгновенно, уйдя каким-то немыслимым полупрыжком-полукувырком из положения сидя в сторону, магичка окуталась щитом, взяв под него и стоящего у нее за спиной Четлика. А с неба, как цветные камни, градом посыпались застывшие прямо в полете жазотусы. Вокруг их королевы монолитной коркой нарастал сияющий кристаллический панцирь, и только переставший фонтанировать стул превратился в золотистый сгусток и висел на прежнем месте, искря и поблескивая на солнышке.
— Ну и чтоу это было? — Недовольный голос мокрого как мышь кота выразил всеобщее недоумение. — Чтоу пошло не так? Мы этой водичкой их как дустом притравили?
Мрачный Шавермур хмуро разглядывал тушки окаменевших паучков, усеявшие пляж вокруг статуи своей королевы.
— А если мы сейчас тоже вот так? Раз — и каминное украшение из прекрасного меняу? Ну и ваши страшненькие надгробия на этом пляжном кладбище целой расы. — Кот изо всех сил принялся отряхиваться, раздраженно ворча под нос о магах-недоучках, глупых проклятиях и безумных, рискованных ритуалах.
— Жизнь не покинула тело! – Пляхбуль, подойдя, дотронулся до покрывающей Жузниариссу корки. — С ней все хорошо. Наверное, нужно время.
— Думаю, если бы с ними что-то случилось, договор был бы аннулирован. — Госпожа Альданская пожала плечами и замысловатым жестом создала себе небольшое зеркало на длинной ручке. — Подождем. Тем более что осталось еще это.
С улыбкой разглядывая себя в отражении, Юфимия изящно махнула рукой в сторону золотистого летающего нечто.
Шарик размером с апельсин висел себе тихонечко, сверкая и переливаясь в воздухе, но никак больше себя не проявляя.
— Может, их как-то аккуратно собрать и положить рядышком? — заботливо предложила Людочка, садясь на корточки рядом с одним таким каменным бедолагой и раздумывая, стоит ли к нему прикасаться.
— Может, не надо? – Шавермур, забыв, что водичка, попавшая на него, не простая, тщательно вылизывал себя. Кот уже не помнил, что вопил про статуи, и занимался гигиеной, завистливо поглядывая на зеленого охранника магички, которому, похоже, импровизированный полив, наоборот, понравился.
Звук, внезапно раздавшийся одновременно отовсюду, взбудоражил всех. Казалось, кто-то огромный грыз орехи с очень твердой скорлупой. Пуговкина, все еще рассматривавшая каменного жазотуса, взволнованно вскочила на ноги, размахивая руками и тыча пальцем себе под ноги.
— Это... это, кажется, коконы! И они сейчас вылупятся! – Однако, видимо, догадливой девушке в связи с этим в голову пришли еще не очень радужные мысли, так как она бодренько рванула по гальке за надежную спину Ежова, добавив: — Неизвестно, что с ними там стало и кто оттуда вылезет.
Звук стоял уже невыносимый, все каменные оболочки покрылись сеткой трещин, но почему-то выбираться из них никто не спешил.
Зато задрожал и будто ожил золотистый «апельсин», оставшийся вместо стула. Он медленно и плавно опустился и, почти коснувшись головы застывшей статуей Жузниариссы, словно плюнул сгустком лучистого света.
Огромный, весь в трещинах, кокон королевы распался, и вера в добрую сказку у Людочки снова вернулась, хоть и не такая безоговорочно наивная, как раньше.
— Настоящая фея! — Девушка во все глаза рассматривала преобразившуюся королеву.
Хоть Жузниарисса и изменилась, но родство жазотусов с насекомыми никуда не делось. Только теперь королева не напоминала гибрид уродливого пауко-жука с человеком. Сейчас она больше походила на прекрасную бабочку. Небольшая голова с огромными глазами и длинным, как у Буратино, тоненьким носиком, золотая маска теперь выглядела на ней как экзотическая шляпка с двумя парами антенок, украшенных чуть позванивающими ажурными шариками-бубенчиками.