Будет по-моему (СИ)

— Тебе это нужно? Ты же не тупая курица, как эти, — кивнул он на студенток, покидающих аудиторию, последней выходила Марфа, бросила непонятный взгляд в нашу сторону, прежде чем закрыть дверь с той стороны.
— Слав… — не полным именем назвала, а он не поправил. Значит, не чужая для него, в свой мир впустил. Никому он не позволял имя его сокращать. — Хотя бы ты поддержи.
— Я боюсь, что он тебя сломает, Рыжик, а я сделать ему ничего не смогу, — бьет кулаком по парте.
— Ты можешь остаться моим другом, — беру его руку и разжимаю кулак.
— Если мне не грозит оказаться между твоих красивых ножек, выбора не остается, — возвращается мой похабный товарищ, на лице улыбка, хоть глаза все еще печальные.
— Спасибо, — искренне, потому что Славка действительно клевый. Я Марфу потеряла и не расстроилась почти, а с ним – испугалась, что отвернется.
Сахаров обнимает за плечи, прислоняет мою голову к своей широкой груди. Я не чувствую мужского интереса, обычный дружеский жест. Мне уютно, легко, ничего не напрягает. Славку я чувствую, в какой-то момент он перестал быть раздражающей занозой, стал близким товарищем, на которого я могла положиться.
— Рыжик, я тебя не оставлю в беде, если что-то не так, сразу ко мне обращайся, — серьезно произносит и целует в макушку. И в этом жесте я не чувствую мужского интереса. Он переживает, и мне это приятно.
Вот так нас и застал Кайсынов. Мы не услышали, как открылась дверь, как в аудиторию вошел Макар. Воздух резко становится тяжелым, давящим, пропитанным озоном. Взгляд Макара пугает, топит нас своей опасной энергетикой, прожигает, расчленяет. Желваки на его скулах дергаются. Мне страшно, хочется бежать отсюда, но Славка не тушуется, не отдергивает руку. Поступи он по-другому, мы действительно выглядели бы виноватыми, такое поведение вызвало бы естественное подозрение. За хладнокровие Сахарову респект.
— П***ц мне… — тихо поизносит мой единственный друг, когда Кайсынов начинает двигаться к проходу…
  
Глава 9
 
Злата
Нужно его остановить, попробовать объясниться… если Макар захочет выслушать. В любом случае не сидеть, как мышь перед удавом, и наблюдать, как он расправляется с мелким хищником – именно такую ассоциацию вызывал Славка.
— Руку от нее убрал, — я вздрогнула от этого животного рыка, кожу обдало морозцем, а в легкие будто битого льда напихали, вздохнуть не могу. Руку Славки сдуло с моего плеча. Каждый шаг Кайсынова по проходу заставлял мое сердце останавливаться; дикий, опасный хищник в гневе.
— Макар, — вскакиваю, становлюсь между ними. До Славки пара шагов, а руки Макара сжаты в кулаки, не пощадит, если доберется. Ладошки падают ему на грудь, словно я могу остановить эту машину. — Вячеслав мой друг… — горло пересохло, голос срывается.
— Иди на пару, — сквозь зубы, не глядя мне в глаза
— Да послушай меня, — отчаянно стучу ладонями по каменной груди.
— Злата, уйди, — бешеный напор злой энергетики должен сдуть с места, но я не прощу себе, если со Славкой что-нибудь случится. Сумасшедшая и отчаянная.
— Не трогай его, Макар! Я тебя прошу! У него чемпионат скоро, ему за ВУЗ выступать…
— Меня это остановить должно? — рычит он, хватает за плечи и встряхивает. — Какого хера его рука прикасалась к тебе?! — прикрывает глаза, лицо корежит от ярости.
— Макар, послушай, — хватаю Кайсынова за лицо, он резко дергает головой, скидывает руки, будто ему неприятны мои прикосновения.
— Ты можешь меня ударить, если тебе это поможет, но Злату не обижай, она ничего плохого не сделала, — уверенно и дерзко вступается Славка. Вот зачем он лезет? Я пытаюсь прожечь его недовольным взглядом, но он смотрит на Макара.
— Выйди, — тянет угрожающе.
— Нет, — мотаю головой, хотя мне страшно до ужаса. Всхлипываю, слезы катятся из глаз. Я не хочу драки, ссоры, скандала. Почему он такой?
— Золотинка, выйди, — намного мягче.
— Мы ничего плохого… — опять всхлип. Я не плакса, но тут переволновалась.
— Я услышал, — спокойно, но плечи расслаблены, он не цедит слова сквозь зубы. — Выйди, — давит взглядом. — Не трону… твоего друга, но руки он свои больше распускать не будет, если не готов их лишиться, — переводит взгляд на Славку.
 
— Успокой Злату, а я сам к тебе подойду, решим вопрос, — храбро и по-мужски, но мне хочется стукнуть Сахарова. Нашелся мне тут смельчак. Макар никак не комментирует, смотрит на меня, вытирает большими пальцами слезы. Славка выходит и закрывает дверь, оставляя нас одних.
— Душу мне выворачиваешь, — гладит костяшками пальцев влажные щеки. — Прекрати лить слезы из-за этого утырка.
— Макар, он нормальный. Славка нормальный, просто друг, — спешу объясниться. Злится, что о другом тепло отзываюсь. — Он меня защищает…
— От кого? — глаза сужаются, появляется хищный оскал. Говорить про Меленчука?
— На курсе разное бывает, кто-то может пошутить неудачно, нахамить, — ухожу от прямого ответа.
— Больше никто не посмеет тебя тронуть, у тебя есть я, Золотинка, — твердым голосом. Ему неприятно, что меня может оберегать кто-то другой. Он даже в этом собственник и эгоист. — Любую проблему порешаем, только ничего не скрывай, — требовательно.
— У меня не должно быть друзей?
— Пусть будет рядом, только… твою… — я понимаю, что он глотает матерные слова – прогресс. — Злата, не смотрит парень на девушку, как на друга. Мы так устроены. Инстинкт, понимаешь? Мужику неважно, подруга или нет, все равно в постель затащить хочется, попробовать. И этот… друг твой, — выплевывает зло, — тоже хочет, он даже не скрывает. А я, оказывается, бешено ревнивый… — большим пальцем водит по нижней губе, оказывается, это возбуждает. — Не позволяй другим мужчинам к себе прикасаться, Злата, прошу. Мне убивать хочется, когда других вижу рядом с тобой. Не переводи меня в режим берсерка, — от его признания охватывает волнение, хотя страх тоже присутствует. — Девки любят ревность вызвать, на нервах поиграть, — продолжает он. — Мотивируют непонятно на что. Не нужно провокаций. До тебя я очень голодный и дикий, мне тормоза внутренние отказывают, не срывай меня. Я и так дам все, что нужно.
— Я не собираюсь ничего такого делать
— Знаю, ты у меня правильная девочка, — целует в висок, легко касается губ, будто продолжает успокаивать. — Я клуб снял на восемь вечера, пригласи кого хочешь, хоть весь курс, я друзей подтяну.
Это так неожиданно, что я ничего лучше не придумываю, чем спросить:
— Зачем?
— Отметим твое восемнадцатилетние как следует. Потом ко мне поедем.
— К тебе? — еще больше теряюсь. Ощущение, будто меня, не спросив, посадили на самые высокие «американские горки», я до ужаса пугаюсь на крутых виражах и не уверена, что доеду до конца трассы живой.
— Злата, — привлекает внимание, прямо смотрит в глаза. — Не трону, слово даю, но спать будем в одной постели, — говорит уверенно, давит интонацией. — Возьми пижаму – или в чем ты там спишь.
— Я не…
— Злата, я хочу, чтобы ты привыкла ко мне. Легкий петтинг, и спать тебя уложу рядом с собой, — от его слов мое тело охватывает огнем. Макар так свободно говорит об интиме, как я о еде не говорю.
— Макар… — мне нечего сказать, я не должна соглашаться, но мне хочется сделать этот шаг.
— Какой бы я голодный ни был, силой не возьму, — продолжает уговаривать, хотя просительных нот в голосе в помине нет. — Ты сама захочешь, я подожду… — биологический возраст Кайсынова сильно уступает психологическому, я будто со взрослым мужчиной рядом нахожусь. Чувствуется жизненный опыт. Хищник умело загоняет жертву в свое логово, все его слова, касания, запах, дыхание, тон голоса вызывают волнение… там, внизу, так приятно стягивает, скручивает…
— Хорошо, — соглашаюсь я…
Макар
Вовремя напоминаю себе, что у Златки сегодня праздник. Взрослая теперь моя девочка, и я без всякой головной боли и тормозов могу ее везде… целовать. Пока только целовать. Думать только членом с ней не получается, Золотинка все мои жилы в своих маленьких кулачках держит и натягивает их до разрыва. Утрамбовать ее однокурсника желание не проходит. Все, что касается Златки – я бешеный и неуравновешенный. Но бля… Она меня слезой остановила, будто под дых мне скоростной поезд врезался. Эмоции, плещущие в ее колдовских глазах – мои личный фетиш, но только не боль и страх. От этих эмоций меня загибает. Больнее, чем ей, в тысячу раз. Нужно учиться сдерживать свои звериные порывы. Не могу же я ее дома закрыть и никого к ней не подпускать. Хотя идея и кажется заманчивой, но я захлебнусь в ее боли и одиночестве.