Потапыч

— Доброй ночи! — отрезала медсестра и снова выключила свет. Хлопнула дверью.
Какое‐то время мы тупо таращились на тёмный потолок, но потом нашли в себе смелость и один за другим посмотрели на окно. Кажется, первым был я, хотя и не берусь сказать наверняка. Некоторые моменты того времени плохо остались в памяти.
Но что Глюкер повернулся последним — это сто процентов.
Надписи не было. Окна по-прежнему «плакали», но впечатление создавалось такое, будто никакого пожелания на ночь там отродясь не было. Сверху донизу вдоль матовой поверхности бежали чёрные извилистые дорожки. Они были цельными и без каких‐либо зазоров.
— Что за?.. — Глюкер снова потянулся к окну, только на этот раз будто надеясь стереть защитный слой и добраться до надписи.
Тоже бесполезно.
Дабы убедиться, что глаза нас не подводят, мы вооружились телефонами и со всех сторон просветили окна фонариками. Результат был предсказуем — надпись исчезла.
Глюкер шумно вздохнул, и в этот самый момент внутри стены раздался топот маленьких ножек. Не сговариваясь, мы посветили туда.
Как и следовало ожидать, внешне ничего подозрительного не наблюдалось.
— Блин, пацаны, кроме шуток, — прошептал Миха, — я с этой фигнёй скоро чокнусь, давайте кому‐нибудь расскажем?
— Кому? — фыркнул я. — Постовой? Или дяденьке полиционеру?
— Без разницы. Пусть уже хоть кто‐нибудь разберётся с этим.
— Не думаю, что нам поверят, Мих. Хоть кто‐нибудь.
— Да это ваще тумач! — брякнул Глюкер. — Если выживем, фига с два меня мамка ещё раз в больничку уложит… Но Михан прав. Кому‐то надо об этом рассказать. Тут ещё грёбаный инет не пашет! — зло прошипел парень, судорожно тыкая пальцем в экран. — Кстати, не работают только мобильные данные, простая телефонная связь с помехами, но тянет.
Мы с Михой насторожились и посмотрели на толстого, ожидая продолжения. И тот продолжал:
— Короче, я позвонил пацанам на волю и, типа, коротко обрисовал ситуацию. Ну, то есть, типа, попросил их пошарить по сети, вдруг есть что‐то похожее на наш случай.
— И? — хором потребовали мы.
Глюкер развёл руками.
— Ничего. Ну, то есть, типа, толпы крыс гоняют по всей стране, забираются там на балконы, грызут всё под ряд и всё такое прочее. И чего бы там Соня ни говорила, оказывается, крысы в детских больницах появляются, и не так чтобы сильно редко. В Серпухове, говорят, даже двоих младенцев чуть не сожрали. Но, пацаны, они читали мне эти статьи, и чёт не очень на нас похоже. Ну, то есть… Хз.
— Так в чём отличие‐то? — настаивал Миха.
— Ну, типа, хз, обычно их кто‐нибудь обязательно видит, а у нас просто носятся в стенах и по потолку, и всё. И чего им надо — ваще хз. Про всякие надписи на запотевшем стекле, понятное дело, ваще никто нигде не пишет. Эту телегу ребята тоже отыскали, но уже на всяких там сайтах про призраков. Так прикинь, про крыс там ничего не было.
— А про тараканов? — вклинился я.
Глюкер как‐то взгрустнул.
— Про тараканов я забыл. А чё вы хотели? И так вон скольких людей напряг и выслушал!
— Да ладно, братишка, мы ж ничё, — Миха похлопал его по плечу и приобнял. — Ты и правда вон какой молодец. Мы вон с Диманом не додумались просто кому‐нибудь позвонить. Так что ты красава.
В стене снова кто‐то пробежал. А потом ещё. И всё в одном направлении, как будто те, кто жил там внутри, двинули на какой‐то общий сбор.
— Я не лягу в кровать, — прохрипел Глюкер.
Ему никто не ответил, но мы с Мишкой считали точно так же.
Топоток ещё несколько раз то раздавался, то стихал, когда удалялся обладатель маленьких лапок.
Устав стоять, мы тихонько выдвинули две кровати на середину палаты и забрались с ногами на них. Так мы просидели довольно долго, озираясь по сторонам и водя лучами фонарей из стороны в сторону, как три маяка.
Через какое‐то время те, что жили в стенах, принялись носиться уже в другую сторону. Ощущение было такое, что они что‐то или кого‐то ищут.
И мы даже догадывались, кого — странную, безумную девочку с игрушечным медведем из тринадцатой палаты. Если только не она сама управляла этими проклятыми тварями.
  
В половине одиннадцатого Глюкер начал читать «Отче наш».
В десять тридцать пять Миха не выдержал и ушёл за медсестрой. Молоденькая пришла сразу же, но, как назло, её визит совпал с одним из тех моментов, когда проклятые твари убегали куда‐то далеко, и некоторое время от них не было ни слуху ни духу.
Сестра предупредила, что, если мы не прекратим свои дурацкие приколы и не ляжем спать, ей придётся обратиться к дежурному врачу. И тогда всем придётся плохо.
Мы ответили, что это нас вполне устроит. Постовая, видимо, решила, что мы так шутим, поскольку только хмыкнула и вышла из палаты.
А через мгновение завизжали девчонки. Человек десять сразу. Мы поняли, что это из четвёртой палаты, и бросились туда.
Молоденькая, конечно, оказалась первой, и, когда ввалились мы, она с тщательно сдерживаемой яростью выслушивала, как Соня и Софа, постоянно перебивая друг друга, рассказывают о крысах в стенах. Медсестра хотела что‐то сказать, но не успела — истошно закричали в соседней палате. Потом в другой. Третьей.
Крик катился по всему этажу, захватывая всё новые территории.
Несчастная дежурная сестра бросилась в коридор. Мы чуть помедлили, но в итоге потащились за ней. Кое‐как и очень осторожно.
На этот раз с нами были ещё и девчонки. Вся четвёртая палата вышла на крик.
Творилось что‐то странное.
Все жилые палаты этажа изрыгнули своих обитателей. Люди выбегали в том, в чём, собственно, и спали.
Я видел, как практически кубарем из десятой палаты вывалился Рита. Он не орал, но был весь красный от страха, а его взгляд бешено метался из стороны в сторону. На правый кулак Рита намотал полотенце.
Следом вылетел Олег и со всех ног помчался к туалету.
Последними из десятой вышли Сэм и Хали-Гали. Наш мамин фокусник страшно побледнел, а губы его тряслись, но, несмотря на это, он оказался единственным, кто не забыл про товарища и сейчас тащил под мышкой еле передвигавшего ногами Шерлока.
Я видел, как с диким визгом вылетали растрёпанные девчонки из седьмой палаты. В своих длинных ночнушках они сами чем‐то напоминали привидений.
Постовые с криками пытались разогнать нас по палатам, ребята в большинстве своём бились в истерике и не понимали, чего от них требуют.
Среди всего этого безумия в неверном свете мерцающего ночного освещения стоял растерянный полицейский. Он зачем‐то вскинул вверх правую руку, в которой зажал пистолет, как будто собирался стрелять, но пока не выбрал в кого.
— Они слышали! — почти с радостью воскликнул Глюкер. — Эти твари в стенах… Они их тоже слышали!
Их слышали все, поскольку теперь сущностей было много — целые полчища. Их топот и писк раздавался изо всех палат, из туалета, столовой, они носились в стенах и по потолку даже в коридоре. Твари были везде.
Их сопровождал хруст, похожий на отщёлкивающуюся штукатурку.
Мимо пробегала Молоденькая. Миха успел перегородить ей дорогу и даже вцепиться в запястья.
— Ну, теперь вы нам верите? — с надеждой спросил он.
— Теперь? — рявкнула Молоденькая. Мы ещё никогда, ни до, ни после, не видели её такой растерянной и злой одновременно. — Теперь! Теперь об этом точно узнает руководство больницы, и даже представить себе не могу, чем этот флешмоб закончится для всех вас! Марш в палату, быстро!
И она принялась изо всех сил запихивать Миху, причём в четвёртую, а не шестую. Но ей, видимо, было уже всё равно, кого и куда, лишь бы расчистить коридоры и восстановить тишину.
— Что? Да вы с ума сошли! Как так? — недоумевал Мишка.
Медсестра изловчилась и швырнула его в палату так, что мой друг улетел прямо на кровать Сони. Я не успел опомниться, как отправился следом. Глюкер оказался самым умным из нас: он не стал дожидаться, когда схватят, и ввалился к нам самостоятельно.
Молоденькая бросилась распихивать больных дальше, а мы в шоке уставились друг на друга.