Потапыч

В какой‐то момент из-за их спин и экранов нам перестало быть видно хоть что‐то, и пришлось протискиваться вперёд.
К этому времени медсёстры уже сумели уложить девчонку на бетонный пол и заворачивали руки ей за спину, как полицейские на задержании. Новенькая рычала и пыталась вывернуться.
В какой‐то момент она умудрилась зачем‐то выбросить свою игрушку вперёд. Медведь проехал на спине несколько сантиметров и застыл.
— Потапыч, помоги ей пожалуйста! — впервые услышали мы её голос. Он был тонкий и визгливый, взвинченный до таких высоких нот, что резало в ушах. — Скорее!
Медведь лежал без движения, уставившись в потолок остекленевшим взглядом, как это и положено всякой нормальной игрушке.
— Потапыч! — кричала девочка. — Что же ты? Ну!
Лампы дневного света издали пару щелчков, похожих на короткое замыкание. Две из них, которые как раз находились прямо над новенькой, замигали.
Девчонка плакала навзрыд и смотрела на игрушку с такой надеждой, будто и правда верила, что медведь сейчас встанет и пойдёт кого‐то спасать. При этом новенькая как будто потеряла всякий интерес к тому, что в это время делали с ней самой.
— Потапыч! Она уже здесь, я чувствую! Потапыч!
Сова воткнула иглу в плечо девочки, как дротик, и надавила на поршень. Новенькая дёрнулась, но взгляда с медведя так и не спустила.
Ещё какое‐то время она лежала на холодном бетонном полу, придавленная к нему двумя грузными женщинами в белых халатах, и всё умоляла своего Потапыча, чтобы он наконец начал действовать.
Но подействовало только снотворное.
  
2
 
Те, кто живут в стенах
   
1
 
Cумасшедшую связали и положили на кушетку первого поста. Там вообще должна была спать медсестра, но, очевидно, ни первой, ни второй отдохнуть сегодня не светило.
Да и нам, скорее всего, тоже.
Уложив новенькую, постовухи принялись разгонять всех по палатам. Отбой был объявлен на полтора часа раньше.
— Мы не пойдём спать, там крысы и тараканы, — упёрлись девочки из четвёртой палаты.
И тут у Совы лопнуло терпение.
Она орала так, что страшно стало даже тем, кто послушно убрался на свои кровати ещё десять минут назад. Таких витиеватых сравнений я даже в младшей школе не слышал, где ругательства склоняются на все лады. Но на наших девочек это не произвело ни малейшего впечатления.
Соня сложила губки бантиком, потом переплела руки на груди и заявила:
— Хоть заколите меня тут насмерть, как эту, но в гадюшник с крысами я не пойду.
Сова несколько раз глубоко вздохнула, а потом, схватив Соню за руку, силой поволокла в палату. Девушка вырывалась изо всех сил, но у медсестры хватка оказалась просто железной.
Пропихнув Соню в двери, Сова проорала:
— Ну? И где тут крысы?
И не дожидаясь ответа, вышла в коридор.
После того как медсестра скрылась, подтянулись остальные девочки. Как они потом рассказывали, в палате стояла просто звенящая тишина. Ни писка, ни топотка слышно не было. Однако взбуробленная пустая кровать не давала отвлечься.
Поэтому её пришлось застелить. Срочно.
  
2
 
Когда мы с Михой вошли в палату, Глюкер лежал под одеялом и изображал примерного больного. Однако стоило двери за нами закрыться, он подскочил на месте и напустился на нас с расспросами.
Мы пересказали ему всё, что случилось с того момента, как сам Глюкер позорно бежал, едва не прибив Хали-Гали.
— Деваха просто огонь! — заключил Миха после того, как я закончил рассказ.
— Понравилась? — ехидно спросил толстяк.
— Не, — Миха не повёлся на провокацию и просто покрутил головой. — Но коры мочит, просто обалдеть.
— Блин, — протянул Глюкер и снова забрался под одеяло, — а прикиньте: постовухи уснут, а эта деваха нас тут всех ночью передавит?
Миха посмеялся и принялся расстилать постель. Я тоже отмочил пару каких‐то шуток, но уже не помню, чего сморозил.
В общем, я тоже лёг.
Глюкер предложил поиграть в Brawl Stars, но у нас не было настроения.
  
Мы долго молча лежали, пока Миха не произнёс:
— Может, дверь стулом подпереть?
— Ага, а если Сова зайдёт? — тут же заспорил Глюкер. — Объясняй ей потом, чем мы тут занимались. Ну его на фиг.
Ещё какое‐то время я ворочался с боку на бок, но скоро мне это надоело. Пришлось встать.
— Эй, ты чего? — зашипел Миха.
Что он, что Глюкер тоже не могли заснуть.
— Гляну, чего там происходит. Если что — скажу, в туалет пошёл.
— Отчаянный ты парень, Димон. Уважаю! — Миха постучал себя кулаком по груди, а потом повернулся лицом к стене и натянул одеяло до ушей.
И в этот момент у меня над головой что‐то хрустнуло.
Пацаны подскочили, как по команде, и уставились на меня.
— Очень смешно, Диман! — проворчал Миха. — Иди уже на свою разведку, Штирлиц!
— Это не я…
Я стоял у двери, задрав голову, и пытался разглядеть что‐нибудь на потолке. Как назло, луч фонаря бил чуть левее, оставляя пространство над моей головой в кромешной тьме. А как раз оттуда и донёсся этот звук.
— Ладно тебе, не смешно!
— Да говорю же, не я!
Мы притаились.
Какое‐то время слышно было только, как за окном проезжает машина. А потом оно повторилось, и через секунду ещё, только дальше — щёлк. Щёлк, щёлк. Как будто обои отклеиваются от стен на сквозняке.
Но никаких обоев в палате не было.
Потолок и стены здесь выбеливались известью, и на полтора метра от пола выкрашивались белые же панели.
— Слышите? — прошептал Глюкер дрожащим голосом.
— Это штукатурка на потолке трескается, — сказал я, чтобы скорее успокоить самого себя, нежели нашего пухлого приятеля.
— Ага, — не поверил он, — две недели до этого не отщёлкивалась, а теперь вдруг отщёлкивается. Как раз в тот же день, когда появилась эта стрёмная деваха, а у девок в палате случилось нашествие крыс!
— Никакого там нашествия не случилось! — раздражённо бросил я. Ну, в самом деле, и без него тошно, для чего так нагнетать?
— Но вы же их слышали!
— Мы точно не знаем, что там было. Кира предположила, что это крысы. На самом деле мы просто слышали что‐то похожее на топот. Может, между стен произошёл какой‐нибудь обвал. Или это какое‐то физическое явление вроде того странного звука от потолка, как будто твои соседи сверху катают по квартире огромный железный шар.
— Кстати, интересно, что это за неведомая фигня? — задумчиво отозвался Миха.
— Не знаю, — фыркнул я. — Но, возможно, мы слышали что‐то из той же оперы.
— Ага, — не сдавался толстый, — только та неведомая фигня обычно не пищит.
Глюкер завозился, а потом в потолок упёрся яркий луч от мобильного фонарика.
— Вот! — победно прошипел Глюкер. — Я же сказал, что потолок нормальный! Смотри, нигде нет трещин.
Их и правда нигде не было видно. Хотя даже в свете фонарика обзор был так себе.
Я вздохнул.
— В общем, ладно. Я пошёл, а ты, Мих, смотри, чтобы Глюкер не обделался от страха и не завонял нам всю палату.
Я по привычке втянул живот и вышел под очередной щелчок сверху.
В коридоре было тихо, только слышалось, как работают лампы дневного света. Наш пост пустовал, обе медсестры сидели на первом рядом с кушеткой, на которой спала связанная бинтами новенькая. Обе постовухи тоже клевали носом, но вяло переговаривались, чтобы не заснуть. И я их понимал: кто знает, что придёт в голову этой притыренной, когда снотворное перестанет действовать?
В общем‐то, ничего интересного не происходило. Чтобы создать себе алиби, я действительно прогулялся до туалета и вернулся в палату.
Миха уже спал, а Глюкер трясся под одеялом от страха и всё прислушивался, не щёлкнет ли штукатурка ещё раз? Когда я вошёл, толстяк выдохнул с облегчением, что было очень даже хорошо слышно.
— Ну, чего там? — спросил он.
Там ничего такого не было, о чём я и сказал. Глюкер разочарованно вздохнул и отвернулся. Через какое‐то время он тоже засопел.